же ухватилась за эту возможность.
— Какого исследования? — подал голос папа.
Они с Вадимом устанавливали в пруд погружной насос, подключали фонтан, ультрафиолетовый фильтр, чтобы не цвела вода, и слышали всё, о чём мы говорили.
— Ну, помните, я на прошлой неделе рассказывала, — ответила я. — Научное. Серьёзное. На базе Национального исследовательского университета при Академии наук.
— Про секс, — ответил Вадим.
— А, да, да, да, — вспомнила мама.
— Вадик, а вы с Маринкой не хотите пойти? — спросила я.
— А у нас и так всё хорошо, — улыбнулась Марина.
Девушка брата стояла на газоне, подставив лицо солнцу. Приложив руку к глазам козырьком, она посмотрела на Вадика так, что я поверила: им не надо. И физически ощутила, как не хватает здесь Миро̀. Как бы уместно он смотрелся с отвёрткой в руках у насоса. Или с рукой у меня на плече. Подливающим нам с мамой вино. Помогающим отцу.
Его не хватало: здесь, рядом, везде. Уже не хватало, а мы ещё даже не расстались. Мы и вместе не были, если точнее, а уже должны расстаться. Знакомы всего неделю. Не виделись всего несколько часов. А я уже скучала. Сдыхала без него.
Дорогая Всеобщая Справедливость! Сделай, пожалуйста, так, чтобы вся херня, которая выделена на этот мир, распределялась равномерно!
— А тебе оно зачем, это исследование? — спросил Вадик.
— А что плохого в том, что мне расскажут про точку Графенберга и лонно-копчиковую мышцу? Возьмут тесты на гормоны, подключат к датчикам мою психо-иммуно-эндокринную сеть, — по памяти повторяла я, что запомнила из описания. Ещё там было что-то про оргазм. Но про оргазм звучало не так научно, как про уровень эпинефрина. — Это круто. Это полезно. И вообще. Фу, какие вы скучные, — скривилась я, передразнив брата, что посмотрел на меня с выражением «Ты серьёзно?», хотя желания идти на исследование с кем-либо, кроме Миро̀, не было. А без Миро̀ — и вообще не было. Спорила я просто из вредности. — Ну, поздравляю, раз вам неинтересно. Мне всегда всё интересно.
— А у тебя какие проблемы? — получив от отца сигнал, Вадик включил насос.
Мы дружно завизжали, когда всех окатило водой.
— Тьху! Вадик! — вытерла я лицо.
— Валера! — с той же интонацией повторила мама. И тоже посмотрела в бокал: не попала вода?
И только Марина промолчала и улыбнулась ещё шире.
— Тебе просто нужны отношения, — подвёл итог доморощенный психолог Вадик. И психолог из него был такой же, как сантехник. Он принялся заново прикручивать шланг, который сорвало напором воды.
— Блин, ну что значит просто? — возмутилась я. — Отношения — не бывает просто. Это запахи. Храп. Волосы в ванной. Вопросы. Претензии. Упрёки. Ему надо — я должна. Мне надо — ему лень. Партнёр для научного исследования — это не отношения.
— Ты же записалась на курсы кулинарии без посторонней помощи, — улыбнулся Вадик.
— Да, туда, слава богу, мне никого не пришлось тащить, ни в качестве партнёра, ни в качестве начинки для пирога.
— Сомневаюсь, что у тебя и с этим возникнут проблемы, — не сдавался Вадик.
— Ой, бе-бе-бе, — передразнила я и отхлебнула вина. — И правда, что я, как первый раз. У меня же всегда есть Тиндер и Баду. Так и напишу в обоих приложениях для знакомств: «Жертвую собой в пользу науки. Ищу партнёра. Пофиг с кем. Если я привлекаю тебя физически, пиши». Пойти ещё в группу анонимных алкоголиков записаться, что ли, — посмотрела я на пустеющий бокал: душа требовала объятий, а организм — вина.
— Туда я пойду с тобой, — подлила мама мне и себе из стоящей у ног бутылки. — А что, кстати, с собеседованием? Ты сходила? В «Экос»?
О чёрт!
— Сходила, — с трудом сдержав вздох, ответила я. — Я им не подхожу.
— А зачем ты вообще искала новую работу? — спросил папа и снова кивнул Вадиму.
Мы прикрыли руками бокалы, защищаясь от фонтана воды. Но в этот раз у них всё получилось.
— Видимо, чтобы были деньги оплачивать все её курсы, — улыбнулся Вадим.
Зажурчал ручей. Засверкали на солнце струйки фонтана.
— Ой всё, — скривилась я. — Что плохого в том, чтобы узнавать новое? Учиться. Общаться.
— Ничего. Только тебе не кажется, что нового в твоей жизни слишком много? — посмотрел на меня отец. — Словно ты боишься остаться наедине с собой и стараешься заполнить пустоту чем угодно, лишь бы заполнить.
— Думаешь, всё настолько плохо, пап? — вздохнула я.
Он пришёл, сел рядом.
— Думаю, тебе нужно перестать думать о прошлых разочарованиях. Открой своё сердце не для знаний — для человека, малыш. Может, конечно, он тоже сделает больно тебе, да и всем нам, — он посмотрел на маму, она кивнула. — Бывает. Жизнь есть жизнь. А, может, он и есть тот, кого ты ищешь и с кем будешь счастлива?
В любой ситуации оставайся мужиком, поняла? — услышала я, улыбнулась: — Спасибо, пап.
Что-то мне подсказывало, что говорит он об одном конкретном человеке, у которого на полке стоит кубок «скотина года», но ни спрашивать, ни развивать эту тему сейчас не хотелось. Сейчас я была неспособна ни на что. Ни на обоснованные сомнения, ни на аргументированные возражения, ни на взвешенные решения.
Мне было плохо, грустно, одиноко. Тоскливо. И мои стадии принятия неизбежного никак не хотели переходить из стадии «Да блин!» в стадию «Ладно, блин!»
Я подхватила пустую бутылку.
— Принести ещё?
— Не, я пас, — ответила мама и покосилась на Марину.
Да, я тоже подумала: чего это она не пьёт. Но подождём официального объявления виновника её трезвого образа жизни.
Мама встала помочь отцу собрать инструменты.
Вадим обнял Маринку, и они заняли наше