Читать интересную книгу Сирота (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Он чередовал тренировки.

Один день вот такая. Второй – обычные упражнения по метаю сулиц и отработке ударов. Чтобы руку поставить. Чтобы сила и точность боя возникла. Потому как ежели кисть слабая, то топором даже сильно рубанув, можно опростоволосится. Центр массы оружия высокий и руку легко выворачивает. Поэтому они работали по подвешенному деревянному болвану, учась бить в тяжелые предметы. Топоры это в какой-то мере портило. Но болван «слепили» из липы, так что металл эту легкую древесину более-менее терпел.

С копьем полегче. Но все-таки навык тоже нужен. Так что работали они с чучелом из пучков сухой травы. Отрабатывая всего несколько обычных ударов. Но зато по сто, по двести повторений за тренировку. Доводя их до автоматизма.

Час полтора каждый день уходило у холопов Андрейки на тренировки. И чем ближе была весна, тем больше усилий тратилось на это. Потому что час Х приближался. Да, возможно никто и не придет к ним больше. Ну и славно. А если придет? А если судьба не решит ограничиваться легким испугом? Тем более, что послужильцы ему действительно были нужны. Нормальные. Крепкие. Добрые. И он был готов лепить их даже из этого весьма сомнительного теста…

* * *

Отец Афанасий уже вернулся в Тулу после общения с митрополитом. И теперь задумчиво вышагивал по церкви, поглощенный своими мыслями. Не такого он приема ожидал… не такого…

Все слова митрополита он прекрасно поняли и уяснил. Но понять и принять – разные вещи. Макарий, без всякого сомнения, был прав на своем уровне. Кто для него этот Андрейка? Ну, удумал парень какую-то лампу и печку? И что? Это все для митрополита выглядело мелочно и глубоко второстепенно. А само дело с Андрейкой совершенно ничтожным и решенным. Ему больше интересовало откуда на Русь попала эта краска и можно ли ее еще добыть. Ведь обычно ее даже за деньги не купить.

Афанасий же полагал напротив, что все только начинается.

Сто рублей для сделки с парнем митрополит выдал. А огненников[52] своих пообещался прислать позже – к весне ближе. Дабы он смог бы решить вопрос с парнем и полюбовно, и силой, на его усмотрение, не привлекая местных поместных дворян к делу…

Но Афанасию нравился обновленный Андрейка. Просто по-человечески нравился, намного больше чем он старый. И священник рассчитывал на то, что парень лампой, печкой и краской не ограничится. Все его чутье просто вопило о том, что он еще ни раз и ни два удивит людей. В хорошем смысле этого слова. И посему было бы не разумно такого отрока губить.

К тому же он опасался, что нечаянно кто-то узнает о делах этих и начнется буза. Ведь об Андрейке Афанасий столько говорил в своих проповедях, приводя его в пример самоотверженности. Что никто из туляков не поймет и не одобрит силового сценария. Митрополиту, понятно, этот исход никак не мешает. А ему тут жить и с ними хлеб делить, ибо сидение осадное не первое было, и не последнее. Да и вообще, ныне в городе у него есть авторитет и уважение. А что будет, если все прознают про поступок этот? Вопрос. Но вряд ли добром сие кончится.

Больше всего он опасался того, что Андрейка взбрыкнет и с боем уйдет. К татарам, понятно, не сунется. А вот к родичам вполне может податься. И те подадут от своей корпорации дворянской коллективную челобитную на имя царя. Хуже того – могут местных туляков к ней подключить, ведь сам священник их и накрутил уже подходящим образом. Митрополит о том не думал, считая угрозу провала пустячной. А вот Афанасий – напротив. Всю голову себе съел, обдумывая ситуацию.

И этот вариант – еще терпимый. Хуже будет, ежели Андрейка перепугается и в Литву побежит. А там Жигимонт[53] завсегда охочий до всякой скверны, супротив Руси направленной. Тут же такое дело, что выяснить, хотя бы частично, правдивость слов Андрейки – раз плюнуть. И упустить такую возможность возвести поклеп на церковь православную он не упустит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Отец Афанасий хотел донести до митрополита свои страхи, но вовремя одумался. Потому что в этом случае Макарий без всякого сомнения пошел по пути силы. И постарался бы предотвратить возможное бедствие, как можно более быстрой ликвидацией Андрейки. Царь ведь ему такого промаха не простит…

Глава 9

1553 год, 8 февраля, где-то на реке Шат

День шел своим чередом.

Завершив тренировку Андрейка со своими холопами отдохнул, просох и занялся делами. Благо, что кольчуга его была уже практически готова и ему хотелось ее побыстрее закончить. И начать привыкать. Все-таки обновка эта специфическая. И носить ее нужно научиться, как форму в армии, чтобы доспех на нем не сидел как седло на корове…

И только он сел за работу, как послышался отчетливый волчий вой. Многоголосый. В три глотки.

– Что сие? – напрягся Устинка.

– К бою! – рявкнул Андрейка и первым бросился к оружию, которое находилось рядом. Он ввел правило – держать его при себе. Потому что час Х приближался и нападение могло произойти в любой момент.

Волки… это были те три молодые особи. Которые так и остались жить невдалеке, регулярно появляясь возле землянки. И позволяя Андрейке упражняться в дрессировке. Весьма бесхитростной.

Он их просто подкармливал, правильно себя позиционируя. Если кто-то из волков вел себя как-то не так, то он просто не получал еды. Поскулил? Получил кусочек. И так далее. Во время того курса БЖД он много чего узнал интересного об этих удивительных животных. И вот теперь пытался реализовать свои знания на практике.

Еды хватало.

Забитый ледник требовалось освобождать. Просто потому, что не известно, вернется Андрейка сюда или нет. Да и регулярная добыча рыбы вершей тоже способствовала определенному изобилию. Вот парень и подкармливал молодых волков. Соблюдая технику безопасности и формируя свой статус в их коллективе, благо, что, если можешь переступить через свой страх, это сделать несложно.

И вот теперь они завыли.

Андрейка не знал, что означает конкретно этот вой, так как пока еще в оттенках не разбирался. Практики не хватало. Однако он твердо усвоил – вой, это способ сообщить о чем-то важном на большом расстоянии. Обычно волки таким образом либо сбор объявляли, либо информировали другую стаю о занятой территории, либо еще что-то столь же важное делали. Собираться вместе они вряд ли решились бы, потому что и так почти всегда вместе. Да и зачем в таком случае синхронно выть втроем? Посему выходило, что в округе возникла какая-то угроза, о которой волки информируют всю стаю… то есть, и его в том числе.

Секунд тридцать.

И все трое стояли, держа в руках щиты, копья и сулицы, а за поясом – топоры, за исключением Андрейки, который успел опоясаться ремнем с саблей.

Огляделись. И ничего.

Недолго думая, Андрейка полез на крышу землянки. Чтобы дальше видать.

– … мать! – воскликнул он, почти сразу спрыгивая обратно.

– Шо?! – почти хором поинтересовались Устинка с Егоркой.

– Медведь.

– А-а-а! – дернулись было они в сторону землянки.

– Куда?! – рявкнул Андрейка. – К бою!

– Медведь же!

– Трусы несчастные! Если вы сейчас сбежите – не быть вам послужильцами!

Несколько мгновений колебаний и оба угрюмо повесили голову. Но рваться в землянку не стали более.

– На площадку для упражнений! Бегом! Там его встретим!

И первым ринулся туда. Холопы же за ним.

Вышли.

Перевели дух.

И тут из-за землянки показался косолапый.

Зимой порядочные медведи по улице не шляются. А этот явно к таким не относился. Медведь-шатун, пробужденный от спячки или не легший в нее. Но те, которые не ложатся, обычно к концу зимы совсем отощавшие, так как еды им остро не хватает. А вот пробужденные, особенно если недавно, то да, выглядят похоже. Видно кто-то медведя спугнул, вынудив покинуть берлогу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Легче от этого осознания не стало.

Медведь-шатун хоть и ослаблен, по сравнению с обычным своим состоянием, но в полном неадеквате из-за холода и голода. Он ведь совсем не приспособлен для жизни зимой. Чай не белый собрат, который адаптировался к совсем другим условиям жизни. Обычный бурый медведь не в состоянии по снегу угнаться ни за лосем, ни за какой иной своей потенциальной жертвой. Рыбы наловить в замерзших реках не может. Да и ягод со свежей зеленью не наблюдается. Из-за чего он испытывает лютый голод. И охотно набрасывается на любую добычу, которая попадается им на глаза. Не испытывая при этом страха или сомнений.