В Лукоморье вернулась Ягжаль. Да не одна — с ней прискакал царевич Руслан, еще один из возможных наследников трона. Его предки правили Тридевятым задолго до Багровых Лет. Царевич никогда и не помышлял о том, чтобы претендовать на власть, но Ягжаль его уговорила. Были они старые друзья.
— Я его лично, помнится, с Черномором разнимала, — вспоминала она. — Девицу какую-то не поделили.
Финист принял Руслана с почти искренним благодушием. На юге царевича уважали, а вот в Лукоморье он мало кому был известен, поэтому наместник не боялся. Он на всякий случай мысленно испросил демона, но Волх молчал. Значит, ничего важного.
— А почему ты, Ягжаль, меня не спросишь, где Баюн? — поинтересовался Финист, пряча улыбку.
— А чего мне спрашивать? Вот он, подле трона сидит. — Ягжаль указала на рыся, который еле сдерживал себя от волнения.
— Как? — изумился наместник. Ягжаль рассмеялась:
— Милок, ну ты сказок не читал, что ли? Как царевну среди чернавок не прячь, а любящему сердце подскажет. Я своего котика по глазам вижу. Ого ты, Баюн, какой стал!
— Бабушка Яга! — Первый советник Финиста не выдержал и бросился к богатырке, чуть не сбив ее с ног. Ягжаль со смехом обняла его:
— Ишь, бегемот! И раньше не маленький был, а теперь задавить можешь! Рассказывай, что случилось-то?
— Ох, бабушка Яга, чего только не случилось! — Баюн, уже в который раз, поведал свою историю. Про великанское варево подробно не рассказывал, и все равно Ягжаль ахнула и схватилась за сердце. А когда дошел до демонов, нахмурилась:
— Знала я, что чем-то похожим кончится... Была книжка у меня печатная. Автор — не помню кто, уж больно неблагозвучное имя. В той книжке говорилось, что есть такой зверь Левьяфан, который царством-государством заправляет, и у людей с ним якобы договор. По договору этому они Левьяфану служат, а он их защищает. Не врала книжка, видать...
— Баюн! — погрозил Финист пятнистому советнику. — Ты это, поменьше про Волха трепись. Люди у нас глупые, дурное от хорошего отличают по цвету шкуры. Владыке нашему сейчас дух перевести надо, мяса нарастить, чтобы с Заморьем на равных схватиться. Ему лишние волнения в Тридевятом ни к чему. А мне — уж тем более. Усек?
— Ты на русичей не наговаривай! — сказала Ягжаль. — Совсем у себя в королевствах обнаглел, как Кощей стал. Дураков много среди нас, это верно, да только дураку всегда и полцарства достается, и царевна впридачу. Дурак, может, в академиях и не учен, зато смекалка у него есть.
— Бабушка Яга! — вспомнил рысь. — Не слышала ты, как там Иван-Царевич? А то слухи ходят — один другого диковиннее.
Плечи Ягжаль опустились.
— Котик, Иван-Царевич умер. Уже несколько месяцев как. В лесах прятался, среди зверей. Как кощеевы подняли бунт, он повел на Лукоморье волков да медведей. Их всех стрелами и перебили. А самого Ивана не признали, тело псам бросили. Только чародейством я про него и дозналась.
— Не верю, — растерянно сказал Баюн. — Это... это неправильно. Твое чародейство что-то путает. Иван придумал бы что-нибудь получше. Он не мог так глупо умереть.
— Смерть, как и правда — они всегда простые и глупые. Извини, Баюн. Не хотела говорить, но это должны узнать. Сейчас, чтобы слишком много не возлагали надежд. Думаешь, позвала бы я Руслана, будь Иван жив?
Баюн поник. Иван-Царевич его выходил, а он даже проститься не успел как следует...
Финист же, напротив, оживился. Слухам он и раньше не очень-то верил, но со счетов их не списывал.
— Ягжаль, ну зачем о грустном-то сразу? У многих из нас эта война кого-нибудь отняла. О живых нужно думать, а не о мертвых. Я тебе хотел предложить в столице поселиться. И Баюну тоже. Он же наш, лукоморич. Твои вольные девицы чины получат, на государеву службу поступят. Без награды никто не останется.
— Все бы тебе власть да награды, — с усмешкой покачала головой Ягжаль. — Волю я ценю, Финист, волю. Верный лук да добрый конь, вот и все богатство богатырки. Что такое чины и земли? Их в могилу все равно не унесешь. Чем хоромы отстраивать, стены от морозов утолщать, лучше идти посолонь, за теплом вослед. Так и мать моя жила, и бабка, и прабабка. Вам, горожанам, всегда есть что потерять и о чем жалеть. А мы — как ветер над полем. Я в Лукоморье жить не хочу, и девчонки мои не захотят. Прости уж. Что до Баюна, тут как он пожелает. Не могу ведь я его удерживать. Хоть и жалко мне было бы с ним расстаться...
Рысь поник еще больше.
— И когда ты уезжаешь?
— Посмотрим. Мне же теперь в избушку не надо. Скарб я свой уложила, шатер достала старый. Ты думай, я тебя не тороплю. Может, поход какой начнется, и вместе пойдем.
— Я могу с бабушкой Ягой оставаться, пока она здесь? — спросил Баюн у Финиста.
— Отчего же нет.
— Змей! — по-доброму сказала Ягжаль, когда вышли из терема. — Думает, я его насквозь не вижу.
— Зато за ним Навь. И сам Волх. Бабушка Яга, что, если Финиста выкликнут, а не Руслана?
— Сколько раз я тебе говорила, бабушкой меня не звать... Финиста так Финиста. Негоже это, когда боярин престол занимает при живом царевиче, но ведь царствовала у нас уже совершенная сволочь без роду и племени. А Ясный Сокол, хоть и плут, за отчизну сердцем стоит.
— За Навье царство он сердцем... Неужели ты тоже с Навью?
— Я, котик, не с Навью и не с Правью. Все в этом мире от Бога, и день, и ночь. Я своею дорогой скачу, и никого не чураюсь на ней. А слепая преданность — это оковы. Это как видеть одним глазом.
Жить в Лукоморье Ягжаль не хотела, но и покидать его не спешила. Она думала, Финист пошлет богатырок отбивать у нечисти восток. Однако наместник определил туда Руслана, а ее даже не спросил. Сам Финист остался в столице, крепил рубежи, отстраивал заново города. Отправил послов в Син и Хидуш, с предложением союза против Заморья. Из Нави мастеров вызвал, чтобы те войско русичей вооружили как следует. Тайную палату Гороха нашел, все из нее вынул и своим ближним подручным заранее раздарил. Потом разыскал в Тридевятом всех искусных умельцев — кто блоху подковать умеет, кто молнию из картошки добудет, кто крылья сделает — и сказал: чтобы в скорейшие сроки поняли, как эти диковины работают, и начали такие же делать. Левша — за главного. Кто не справится или слабину даст, тому плетей, а кто отличится — того к награде.
— Зачем же плети? — спросил Баюн. — Пусть бы только награды ради старались.
— Затем, что человек ленивая тварь. Ради награды пара-тройка будут стараться, а прочие — лишь бы как.
Для острастки, ну и Волха лишний раз порадовать, Финист законы ужесточил. Сделал, как при Багровых Летах было. За воровство — ноздри рвать и руку отрубать, за насилие — каленым прутом содомировать, за убийство — казнь. На казни особенно расщедрился, способов двадцать расписал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});