дверях, регулирующий температуру в отдельных помещениях термостат, а также систему обнаружения пожара и проникновения в дом чужаков. Любой хакер или сторонняя программа, получившие контроль над такой системой, будут иметь те же полномочия над ее предполагаемыми владельцами, как «Аврора» над командой межгалактического корабля или лампочка по имени Байрон над своими ненавистными хозяевами. Мы внедряем непрозрачные и мало понятные вычисления в самый низкий уровень иерархии потребностей Маслоу – они влияют на то, как мы дышим, спим и едим, то есть определяют нашу жизнь именно в том, в чем мы наиболее уязвимы.
Прежде чем сбрасывать со счетов сценарии, рожденные в бреду писателей-фантастов и сторонников теории заговора, еще раз рассмотрим обманывающие нас алгоритмы на фондовых биржах и онлайн-рынках. Это не исключения из правила, а просто самые наглядные примеры повседневных явлений в сложных системах. В этом случае возникает вопрос: как будет выглядеть мошеннический, вводящий всех в заблуждение алгоритм или внезапный сбой в более широкой реальности?
Будет ли сбой выглядеть так, как, например, сбой программы «Mirai», которая 21 октября 2016 года на несколько часов отключила значительную часть Интернета? Когда исследователи пытались разобраться в глубинных алгоритмах «Mirai», они обнаружили, что программа нацелена на подключенные к Сети плохо защищенные устройства – от камер видеонаблюдения до цифровых видеомагнитофонов – и может превратить их в армию ботов, способных разрушать даже огромные сети. Всего за несколько недель «Mirai» заразила полмиллиона устройств, и ей потребовалось всего 10 процентов мощности, чтобы на несколько часов вывести из строя основные сети(41). Тем не менее, «Мirai» пугает не так, как «Stuxnet» – еще один вирус, обнаруженный в 2010 году в системах производственного управления гидроэлектростанций и заводских сборочных конвейеров. «Stuxnet» оказался кибероружием военного уровня. При анализе алгоритмов выяснилось, что он был нацелен на центрифуги Siemens и был сконструирован так, чтобы срабатывать при обнаружении объекта, имеющего определенное количество таких машин. Заданное число соответствует одному конкретному ядерному объекту в иранском Нетензе, Национальном центре программы по обогащению урана. При активации вирус незаметно разрушал бы важные компоненты центрифуг, выводил из строя и препятствовал иранской ядерной программе(42). Атака, по-видимому, частично сработала, но о воздействии на другие зараженные объекты неизвестно. По сей день, несмотря на очевидные подозрения, никто не знает, откуда взялся «Stuxnet» и кто его создал. Наверняка неизвестно, кто разработал «Mirai», или откуда может появиться его следующая доработанная и более совершенная версия. Возможно, она уже существует, обосновалась в камере видеонаблюдения у вас в офисе или на кухне в чайнике с поддержкой Wi-Fi.
Или, возможно, авария будет похожа на те, что показывают в блокбастерах, вращающихся вокруг темы правых заговоров и фантазий на тему выживания. В тех, где разворачиваются самые разные сюжеты от подвигов квазифашистских супергероев («Капитан Америка» и «Бэтмен») до оправданий пыток и убийств («Цель номер один», «Снайпер»). Голливудские студии подключают к созданию киносценариев нейронные Сети компании Epagogix, и система, десятилетиями обучавшаяся на анонимных предпочтениях миллионов кинозрителей, предсказывает, какие сюжетные линии будут нажимать на правильные – то есть самые прибыльные – эмоциональные кнопки аудитории(43). Их алгоритмические механизмы дополнены данными Netflix, Hulu, YouTube и других сервисов, чей доступ к поминутным предпочтениям миллионов зрителей в сочетании с дотошным сбором и сегментацией данных обеспечивает уровень когнитивного понимания, о котором раньше нельзя было и мечтать. Напрямую улавливая желания измотанных многочасовым просмотром контента и пресыщенных новостями потребителей, Сеть обращает их на саму себя, чем усиливает и без того присущую ей паранойю.
Разработчики игр увязают в бесконечных циклах обновлений и встроенных покупок: основываются на результатах альфа- и бета-тестирований, отслеживают поведение игроков в реальном времени и привносят в игры новые и новые элементы, пока не получат продукт, который так сильно влияет на выработку дофамина, что подростки умирают от истощения, не в силах оторваться от компьютеров(44). Целые отрасли замыкаются сами на себе, плодя страх и насилие.
Или, может быть, «мгновенные обвалы» на самом деле будут похожи на откровенный и ничем не прикрытый кошмар, о котором пишут в Интернете? Летом 2015 года афинская клиника по лечению расстройств сна Athens’s Evangelismos Hospital была заполнена как никогда; в стране бушевал долговой кризис, и население безуспешно противилось неолиберальной программе спасения, предложенной ЕЦБ, Еврокомиссией и МВФ (так называемой «тройкой»), – их голоса не были услышаны. Среди пациентов клиники были высокопоставленные политики и государственные служащие, и случилось так, что без их ведома аппараты, отслеживавшие их дыхание, движения и даже то, что они говорили во сне, отправляли эту информацию вместе с личными медицинскими данными больных в диагностический центр производителя медицинского оборудования в Северной Европе(45). О чем все это свидетельствует?
Мы сами дополнили свои тела функцией записи и трансляции любых физиологических проявлений, доказав, что и нас самих можно оптимизировать и модернизировать. Умные браслеты и специальные приложения в телефонах могут считать за нас шаги, улавливать каждый вдох, каждый удар сердца и даже мозговые волны. Чтобы отследить и проанализировать режим сна, пользователям рекомендуется на ночь класть телефоны рядом с собой на кровати. Куда отправляются все эти данные, кому они принадлежат, где и когда могут всплыть? Данные о том, как мы спим, что видим в ночных кошмарах, и как потеем по утрам – информация о самой сути нашего бессознательного «я», – превращаются в топливо и подпитывают бездушные, безжалостные и непредсказуемые системы.
А если «мгновенные обвалы» неотличимы от того, что происходит вокруг прямо сейчас? Возможно, кризис уже проявляется в растущем экономическом неравенстве, распаде национальных государств и милитаризации границ, тотальной слежке и ограничении индивидуальных свобод, триумфе транснациональных корпораций и нейрокогнитивном капитализме, росте ультраправых групп и националистических идеологий, а также в полном разрушении окружающей среды. Ничего из этого напрямую не вызвано новыми технологиями, но все в этом списке свидетельствует об общей неспособности справляться с широкими сетевыми эффектами индивидуальных и корпоративных действий, ускоренных общей непрозрачностью и технологической сложностью.
Ускорение – один из лозунгов эпохи. В последние пару десятилетий различные мыслители выдвинули свои версии акселерационистской теории, утверждая, что технологическим процессам, которые, как считается, наносят ущерб обществу, не следует противодействовать, а нужно их ускорять, чтобы переориентировать их на общественно полезные цели или просто разрушить существующий порядок. Левые акселерационисты в отличие от своих правых нигилистических коллег заявляют, что новые технологии, такие как автоматизация и совместные социальные платформы, можно использовать по-разному и в разных целях. Вместо алгоритмических цепочек поставок, увеличивающих нагрузку вплоть до полной автоматизации, которая приведет к массовой безработице и обнищанию, левый акселерационизм постулирует будущее, в котором роботы действительно делают всю