Читать интересную книгу Тот, кто убил лань - Михаил Лакербай

...Сергей Миронович Киров направил с очень важным поручением к Орджоникидзе бесстрашного и стойкого коммуниста-абхазца Чанагва. Путь его был крайне опасен, дорога лежала через гору, а единственная горная тропа занята белыми.

В Абхазии тогда правили меньшевики. Киров просил о помощи. И Чанагв решился.

Он шел козьей тропой, взбираясь по уступам скал. Слабо светила сквозь тучи луна. Каждую минуту он мог сорваться в пропасть. Не успел Чанагв спуститься с уступа скалы, как вдруг услышал:

— Стой, руки вверх!

В упор на него глядели дула винтовок.

Чанагв остановился. Он готов был к встрече с врагом, но не знал, кто его остановил: свои или чужие? На ломаном русском языке он сказал:

— Осетин я... крестьян...

— Что тут делаешь?

— Коза пропал. Искал ее...

— Знаю, знаю, какую козу ты ищешь! Шпион ты, вот кто!

— Говори: не коза пропала, а твоя башка пропала, — съязвил кто-то.

Все засмеялись.

Чанагв внимательно рассматривал людей, стараясь определить — свои они или чужие. Но так и не мог ответить на этот вопрос.

— Ну, становись на край! — скомандовал старший. Чанагв не двинулся с места.

— Что ж не идешь? Иди, говорю! — крикнул конвоир и вскинул винтовку.

Чанагв не имел права ошибиться. Нужно было точно узнать, кто его задержал. Он снова начал бормотать:

— Я осетин... я — крестьян... коза искал.

— Стреляй его на месте, — равнодушно сказал старший.

Вдруг кто-то из конвоя сказал:

— Мить, а может, он и в самом деле крестьянин, осетин?

— Да что ты! — возразил Митя. — Разве тут ищут пропавшую козу? Ясно — шпион, кончай с ним без разговоров.

Чанагв не чувствовал страха перед лицом неминуемой смерти. Нет! Ему было больно от мысли, что не удастся выполнить поручение Кирова и участвовать в освобождении родного абхазского народа от меньшевистского ига. Сердце его заныло.

— А что скажет Федя? — услышал он голос одного из конвоиров. — Ведь приказано никого не расстреливать без него. Рассердится, когда узнает...

— Ну хорошо, поведем его к Феде. Десять дней не спал, жаль будить. Да что делать! Сам велел без его приказа никого не расстреливать.

Чанагва повели к начальнику. Ночь темная-темная... В пустой сакле на лавке лежал командир. Грудь его крест-накрест была обвязана патронташами, за поясом — гранаты. Он крепко спал.

Тщетно искал пленник глазами красную звездочку. Ее не было ни на шапке, ни на груди. И Чанагв решил, что он находится в плену врага. Понял, что минуты его сочтены.

Митя — старший, должно быть, — начал будить того, кого они называли Федей. Но тот спал так крепко, что его не могли добудиться. Тогда Митя выстрелил над его головой. Человек на лавке шевельнулся, сел и начал протирать глаза.

— Что случилось?

— Шпиона поймали. Притворяется, лиса, что крестьянин, осетин. Вот привели к тебе.

Человек посмотрел и, одолеваемый сном, махнул рукой:

— Расстрелять!

— Ну, выходи! Теперь — все. Командир приказал! — грозно сказал конвоир.

Чанагв выпрямился и уже не на ломаном, а на чистом русском языке крикнул:

— Я — коммунист и умру как коммунист. Стреляй, белогвардейская сволочь!

Он рванул ворот и обнажил грудь.

Командир сразу проснулся. Он вскочил и подбежал к Чанагву.

Отряд оказался красным.

Девочка из Отхары.

Перевод С. Трегуба

В штаб истребительного батальона прибежала девочка.

— Возьмите меня в ополчение, — взмолилась она, — возьмите, товарищ командир!

— Постой, — удивленно сказал один из бойцов, отхарец Кязим. — Ведь ты же Шасия, внучка Шааба? Ты ведь школьница?

— Школьница, — подтвердила девочка. — Прошу, возьмите меня в ополчение.

— А сколько тебе лет? — спросил командир батальона, внимательно разглядывая ее.

— Двенадцать, — ответила Шасия. — Я уже большая.

— А ты помнишь,, — медленно произнес командир, — что написано на плакате, который висит на дверях вашей школы?

— Помню, — сказала она упавшим голосом.

— Так что там написано?

— "Героизм школьника — в его отличной учебе", — робко выговорила девочка.

— А ты знаешь, чьи это слова?

— Знаю, — сказала она. — Великого Ленина. Но, товарищ командир, — твердо отчеканила она, — я не могу оставаться дома. В нашей семье нет мужчин, которые могли бы пойти воевать. Дедушка стар. Прошу вас, примите меня.

— Нет, — решительно ответил командир. — У нас и без тебя найдутся воины, чтобы защищать родину. Ты иди и учись. Учись отлично. В этом и будет твой героизм.

Тут к командиру обратились ожидавшие его люди, и все забыли про девочку. Она постояла еще немного и, опустив голову, незаметно ушла.

...Ранним утром Шасия несла еду своему дедушке — колхозному пастуху Шаабу: он пас скот в горах.

За выступом скалы она вдруг столкнулась с тремя незнакомыми людьми: все они были в солдатских шинелях.

— Ты куда, девочка? — спросил старший, загородив ей путь. Он говорил по-русски. Выражение тревоги скользнуло по его лицу, и Шасия это заметила.

— К дедушке, — ответила она. — В горы.

— А где дед? Зачем он там?

— Он пастух, — сказала Шасия. — Пасет колхозный скот.

— А где ваш колхоз? — спросил ее старший — Ты не бойся, мы из Красной Армии. Наша часть стоит далеко отсюда, эти места нам не знакомы.

Девочка насторожилась. "Не бойся", — повторила она про себя и подумала: "Тут что-то неладное".

— Село наше там... — указала она рукой в сторону гор. — Там все люди. А дедушка в горах один.

— Один? — недоверчиво переспросил старший.

— Совсем один! — зазвенел ее голос.

— Ты нас к нему проведи. Он любит хороший табак?

— Любит, — сказала Шасия. — У него как раз табак кончился.

— Мы его угостим, показывай дорогу, идем!

— Идемте. — И Шасия двинулась вперед. Быстрым шагом шла она в сторону села. Ее худенькие ноги мелькали на поворотах тропинки, и трое взрослых едва поспевали за ней. Девочка выбирала узкие, окольные тропы, стараясь подойти к селу с той стороны, где к нему примыкал густой лес.

Около двух километров прошли они молча. Но когда на опушке снова показались скалы, люди явно забеспокоились.

— Подожди, девочка, стой! — крикнул один из них. — Ведь вон же видно село! — Мы обойдем его сейчас, — сказала Шасия. — Здесь плешь, а дальше дорога пойдет опять лесом.

— Ну посмотрим! — успокоился солдат.

Но за одним из поворотов Шасия метнулась в сторону и бросилась бежать. Ее не остановил раздавшийся позади выстрел: пуля только слегка задела плечо. В несколько минут девочка достигла здания сельсовета.

— Скорей, скорей! — торопила она командира. — Привела, привела! Там, в лесу! — И она указывала рукой в ту сторону, где оставила незнакомых людей.

Бойцы истребительного батальона задержали вражеских разведчиков.

Говорят, ты стар.

Перевод С. Трегуба

Только один перевал отделял гитлеровцев от абхазского селения, расположенного высоко в горах.

На маленькой площадке у сельсовета группами сидели люди, пришедшие сюда, чтобы вступить в народное ополчение. Среди них был стотридцатилетний старик Абгадж Смил, высокий, сухой, весь обвешанный патронташами, с кинжалом за поясом, в руках он держал старинное охотничье ружье.

— Ты куда, Смил, собрался? Тоже на войну? — посмеивалась молодежь.

Старик молча обвел всех взглядом.

— Туда же, куда и вы, — сказал он. — Думаете, не гожусь? Не попаду в цель?

— Не в том дело, Смил! Тебя врачебная комиссия не пропустит.

— А почему, думаете, не пропустит? Из-за моих лет? Стар, мол, я?

— Не-ет! — засмеялся один из шутников. — Кто говорит, что ты стар? Только скажут, что грудь у тебя узка. Узкогрудых врачи не берут!

— Как — грудь узка? — насторожено переспросил Смил и всерьез ощупал свою грудь. — Ну и пусть узка! — решительно сказал он. — Ничего! Хватит места и для пули, и для наград.

И он пошел в сельсовет, где был штаб ополчения.

Старого Смила так и не зачислили в истребительный батальон. Ему вежливо разъяснили, что в его годы воевать трудно.

Печальный стоял он на террасе сельсовета.

— Что, Смил, не приняли? — пряча улыбку, спрашивали его знакомые.

— Да... стар! Говорят, сиди дома. Ни к чему не годен.

— Почему ни к чему? Ты наш лучший певец, лучший игрок на апхярце. Сиди на солнышке, грей старые кости и славь героев! На войне ты будешь только мешать.

— Мешать? — переспросил Смил. — Ну посмотрим. И, не проронив больше ни слова, он пошел по дороге и скрылся за ближней скалой.

Вскоре в штаб истребительного батальона прибежали разведчики и донесли, что какой-то старик прошел по узкой тропе меж скал и был замечен за водопадом. Водопад служил рубежом, за ним начиналась территория, занятая врагом. Наблюдатели видели, как к старику подошли трое немцев, о чем-то с ним поговорили и увели с собой.