В разговор вмешалась только что вошедшая с новым блюдом хозяйка:
— Вы еще успеете наговориться, а сейчас примемся за ужин.
Присутствующие приступили к трапезе. Они молча принимали пищу, казалось, от этого важного занятия их никто не мог отвлечь. В этой прусской семье были свои старые традиции, именно у них было принято вкушать пищу в полном безмолвии. Об этих обычаях Генриху было известно еще с детства, с тех пор, когда дед Карл привил это в семью. Закончив ужинать, фрау Хюбнер, обращаясь к сыну, сообщила:
— Дорогой Гельмут, позволь мне поговорить с моим племянником, ведь я столько лет его не видела и хочу многое услышать о своем отце.
Хюбнер обнял мать, поцеловал ее в щеку и ласково произнес:
— Пожалуйста, мама, я оставляю вас.
Фрау Мария и Генрих остались в комнате и, уютно пристроившись в креслах возле камина, говорили до поздней ночи, вспоминая своих близких.
Г Л А В А 15
Проходили месяцы пребывания в Берлине, и Генрих Штайнер стал привыкать к совершенно новой для себя обстановке. Он часто любил прогуливаться по улицам города и, в частности по так понравившейся ему центральной улице Унтер ден Линден. Он любовался красотами старинных прусских зданий. Проходя мимо Советского полпредства, Генрих поглядывал на единственные ворота с калиткой, ведущей внутрь этого комплекса. Хотя это ничего ровным счетом не меняло, но от этого он получал удовлетворение. Штайнер — человек по натуре хоть и смелый, но в то же время и крайне осмотрительный, никаких попыток связаться напрямую с Советским полпредством не предпринимал, справедливо опасаясь слежки.
Однажды он выследил сотрудника торгпредства, который вошел в многоэтажный дом по улице Гейсбергерштрассе, 39. Позже он выяснил, что дом заселен сотрудниками Советского торгпредства. Генрих решил в выходные дни прогуливаться в этом местечке, полагаясь на чудо. И случай подвернулся, не заставив себя долго ждать. Генрих сидел за кружкой светлого пива в bier Halle (бирхалле) рядом с интересующим его местом. К нему подошел худощавый средних лет мужчина и, спросив разрешения, присел рядом. В облике его Генрих уловил знакомые черты, но виду не подал. Незнакомец заговорил первым:
— Не правда ли, в такую погоду выпить кружку светлого пива — это огромное наслаждение?
В его голосе Генрих уловил ломаную немецкую речь, в произношении ощущался оттенок русской речи.
— Я с вами солидарен, действительно, в такой день от пива получаешь огромное удовольствие, — ответил Штайнер.
— Простите за назойливость, мне ваше лицо показалось знакомым, мы раньше не могли где-то встречаться? — спросил незнакомец.
— Вряд ли, в Берлине я недавно.
— Я тоже здесь недавно, — ответил незнакомец.
— А вы где работаете? — спросил Генрих.
— В музее. Разрешите представиться: меня зовут Борис Алексеевич.
— А меня Генрих.
— Можно вопрос? — обратился любопытный собеседник.
— Пожалуйста!
— Генрих, я вас часто вижу в выходные дни прогуливающимся по улице Унтер ден Линден недалеко от торгпредства.
— Да, мне нравятся эти места, здесь много прусской истории, красивая архитектура, старинные здания и величественные сооружения. В общем, весь этот вид помпезности во мне вызывает чувство гордости за моих предков, когда то живших на этих землях и создавших прекрасные архитектурные творения, которые ласкают взор и по сегодняшний день. Я горжусь, что я немец и потомок таких талантливых и замечательных людей.
— Простите, Генрих, за навязчивость и нескромный вопрос. Скажите, откуда вы приехали?
— Из России я приехал, уважаемый Борис Алексеевич.
— Значит, я был прав, именно в России я вас видел, — заключил он.
— Не может этого быть! — наигранно удивляясь, произнес Генрих.
— Да, я припоминаю, мы встречались с вами в Ленинградском музее. Неужели не помните?
— Кажется, вспомнил, вы тот самый Воронцов, который принял у нас с дедушкой старинную находку.
— Ну, вот видите, как мир тесен?
— Каким же образом вы оказались в Берлине?
— О, это длинная история. Расскажу как-нибудь в другой раз. Надеюсь, мы с вами увидимся?
— Я буду этому только рад.
— Тогда я дам свой адрес. Завтра вечером я вас жду у себя дома, там и поговорим.
Генрих сообщил собеседнику свой адрес и спешно покинул bier Halle. Он шел и думал:
«Похоже, это случайное стечение обстоятельств. А если это не случайная встреча? А если это преднамеренная подстава армейской контрразведки? Все получилось как-то глупо с первой же встречи с незнакомцем и… Не нужно драматизировать. Ничего такого я не сказал. Военной тайны не выдал, а значит, нужно держаться уверенно. Ясно одно: произошел контакт. Инициатива исходила с другой стороны. Я примелькался на Ундер ден Линден и Гейсбергерштрассе, и на меня обратили внимание. Око разведки или контрразведки не дремлет. Кто-то из них затеял игру. Отступать уже поздно. Шаг навстречу уже сделан. Остается ждать и уповать на чудо или на господа Бога. «О mein Got!»».
* * *
Весь следующий день Генрих думал о предстоящем вечере, и ему казалось, что этот день был на редкость длинный. Мысли вновь и вновь его возвращали к вчерашнему собеседнику.
«Неужели это тот самый заведующий музеем Воронцов? Видел я его лишь один раз, когда передавал в музей старинные пистоли. Лицом как будто бы похож, но только запомнился мне он не этим, а странным своим утверждением, что среди находки должен был находиться предмет, который он ищет. Что это за предмет, он тогда не объяснил, но я его понял. Я помню рассказ деда о том, что Воронцов к нему часто приходил и требовал показать медную пластину».
Работа Генриху была в тягость. Хюбнер обратил внимание на его вялое отношение к работе и спросил:
— Что с тобой, Генрих? Ты не здоров?
— Да, что-то знобит, — солгал Штайнер.
— Ты сможешь продолжать свою работу? — настойчиво выяснял Хюбнер.
— Все в порядке, Гельмут, до конца рабочего дня я выдержу, а вечером дома я буду лечиться. Надеюсь, до утра выздоровею.
— Хорошо, Генрих. Сегодня я отпускаю тебя на час раньше. Зайди в аптеку и купи что-нибудь из лекарств. Если что-то серьезное, то позвони мне.
Генрих вышел из здания раньше обычного времени. На улице он не любил носить военную форму. Генрих переодевался в кабинете и в штатской одежде шел домой. По дороге, он зашел в аптеку, затем в магазин. Ощущение тревоги не покидало его. Он чувствовал на себе посторонний взгляд. Специально выронив коробочку с покупкой. Генрих нагнулся за ней и боковым зрением уловил знакомую фигуру в шляпе и плаще. Он усмехнулся и подумал: