Будь вы политическим журналистом, власти не обрадовались бы вашему приезду, они тянули бы с визой или просто-напросто выслали бы вас. В любом случае, мы слишком маленькие, чтобы привлечь внимание извне, а к тому времени, как кто-то проявит интерес, будет слишком поздно. Ведь все ждут крови.
– Кто – все?
– Ну, в новостях.
Официант приносит блюдо с крошечными кукурузными початками и еще какими-то фигульками, похожими на вареные ластики. На другом блюде – кальмары с овощами. Ренни берет свои палочки. Минуту назад ей казалось, что она голодна.
– У нас семьдесят процентов безработицы, – говорит доктор. – Шестьдесят процентов населения – моложе двадцати лет. Когда людям нечего терять, быть беде. Эллис это знает. Он расходует иностранные деньги из помощи после урагана, чтобы подкупать людей. Мол, ураган – это перст божий, Эллис и сам так считает. Он молился, заклиная Небо, чтобы кто-нибудь пришел и спас его, сукина сына, и – на тебе, славные канадцы тут как тут. Но это еще не все. Теперь он перешел к угрозам. Он говорит, что отнимет работу и сожжет дома у тех, кто проголосует не за него.
– Что, прямо в открытую? – спрашивает Ренни.
– По радио, друг мой, – отвечает доктор. – А люди – многие его боятся, а остальные восхищаются, но не его делами, вы же понимаете, а тем, что ему все сходит с рук. Они видят в этом признак могущества и восхищаются «большим человеком». Он тратит деньги на новые машины и тому подобное для себя и для своих друзей, и ему аплодируют. Они смотрят на меня и думают: а этот что может для нас сделать? Здесь если у тебя ничего нет, ты и сам – ничто. Принцип старый как мир, друг мой. У нас будет свой папа Док[11], а потом какая-нибудь революция. И американцы будут удивляться, почему на улицах режут людей. Пусть они заставят славных канадцев прекратить финансировать этого типа.
Ренни понимает, что должна испытывать возмущение. Она помнит начало семидесятых, когда ты был просто обязан негодовать по любому поводу. Иначе ты был не в тренде. Однако она испытывает совсем иное чувство: что на нее давят. Негодование – устарело.
– Какая вам польза, если, допустим, я об этом напишу? – говорит она. – Я не смогу опубликовать здесь статью, я ведь никого не знаю.
Доктор Пескарь рассмеялся.
– Не здесь! У нас всего одна газета, и редактор куплен Эллисом. Кроме того, мало кто умеет читать. Нет, это нужно напечатать там. Вот тогда будет польза, на публикации за рубежом они реагируют, так как трясутся над иностранной помощью. Они поймут, что за ними наблюдают, что там знают про их делишки. Это остановит злоупотребления.
Ренни не понимает, что это значит.
– Мне жаль, но я не представляю, кому это предложить, – говорит она. – Пока это даже не сюжет, ведь ничего не случилось. Вряд ли это будет интересно широкой публике.
– Сейчас нет таких тем, которые не интересуют широкую публику, – отвечает доктор. – Но славные канадцы пока этого не поняли. Куба строит на Гренаде большой аэропорт. Там присутствуют ЦРУ, которое хочет сорвать свой куш в этой истории, и русские агенты. И это широкой публике очень даже интересно.
Ренни чуть не рассмеялась. Уж насколько ЦРУ дискредитировано; он, должно быть, шутит, ерунда какая-то.
– Вероятно, им нужны ваши природные ресурсы, – замечает она.
Доктор Пескарь смотрит на Ренни в упор. Он криво улыбается, от доброты и дружелюбия не осталось и следа.
– Вы прекрасно знаете, у нас полно песка, и это, пожалуй, все. Но посмотрите на карту, мой друг. – Он уже не просит, он наставляет. – На юг от Сент-Антуана находится Сент-Агата, на юг от Сент-Агаты – Гренада, а южнее – Венесуэла, то есть нефть, то есть треть американского импорта. А на север от нас Куба. Мы – звено в цепи. Кто контролирует нас, тот контролирует поставки нефти в Штаты. Корабли из Гайаны на Кубу везут рис, а с Кубы на Гренаду – оружие. Тут не до шуток.
Ренни кладет свои палочки на стол. Слишком жарко, у нее нет аппетита. Она чувствует себя сотрудником жалкой леволиберальной газетенки с двухцветной обложкой – потому что трехцветной печати они не могут себе позволить. Этот разговор слишком затянулся, еще немного – и она уже не сможет отказаться.
– Это не мой профиль, – говорит она. – Я этим не занимаюсь. Я пишу про образ жизни.
– Образ жизни? – Он как будто озадачен.
– Ну, что люди носят, что едят, куда ездят в отпуск, как обставляют гостиные, в таком духе, – говорит Ренни с самым легкомысленным видом.
Доктор ненадолго задумался. А потом улыбнулся ангельской улыбкой.
– Можно сказать, я тоже спец по образу жизни, – говорит он. – Забота об этом – наш долг. Что люди едят, что носят – напишите об этом.
Он поймал ее.
– Хорошо, я подумаю, – сдаваясь, говорит она.
– Хорошо, – говорит доктор, сияя. – Это мое единственное желание. – Он снова берет свои палочки и сгребает остатки кальмара в свою миску. – И последнее, я хочу дать вам один совет. Остерегайтесь американца.
– Какого американца? – спрашивает Ренни.
– Того мужчину. Он торговец.
Вероятно, он имеет в виду Пола.
– И что он продает? – говорит Ренни, ей смешно. Она ушам своим не верит.
– Друг мой, – говорит доктор Пескарь. – Какая же вы славная!
* * *
Напротив отеля есть магазинчик с прессой, Ренни идет туда, минует полки с историческими романами, сплошь английскими, и покупает местную газету – «Квинзтаун Таймс», за ней она и пришла. Она делает это из чувства вины, чтобы хоть чем-то отблагодарить доктора.
С другой стороны, она прекрасно знает, что не собирается делать того, о чем он ее просил. Даже если бы она хотела – не стала бы она бегать по всему острову и приставать к людям с расспросами; мужчины вообще не поняли бы ее намерений, решили бы, что она их кадрит. Всесторонне изучить ситуацию она тоже не может – в здешней библиотеке нет книг; здесь нет библиотеки. Да, она просто ищет предлог, ну и что? Одна из мудростей Гризвольда: «Не можешь сказать ничего приятного – промолчи». Я умираю, вот что ей пришлось бы сказать. Не рассчитывайте на меня.
Она заказывает чай с печеньем и уходит вместе с газетой в гостиную из кожзама. На самом деле ей хочется лечь и отрубиться, и если она уйдет к себе в комнату, то так и будет. Поэтому она борется с собой; здесь было бы так просто только есть и спать.
Англичанка приносит поднос самолично и с грохотом ставит перед Ренни.
– Не знаю, куда они все подевались, – говорит она. Ренни ждет, что она удалится, но женщина медлит. – У нас нет воды. Дадут часа через два, – сообщает она. Снова