Тяжёлая рука опустилась на голову Помилы со сдержанной нежностью.
— Ты права. Прошлое не воротишь. Оставайся, — Метин задумчиво гладил бывшую наложницу по поседевшим косам, то ли минувшее вспоминая, то ли думая о будущем. Мы притихли, чтобы не потревожить покой правителя. Но тот встрепенулся и делая вид, что шутит, спросил: — А кто мне такие яства готовить будет?
— Пришлите кого-нибудь, мы научим. Сложности никакой нет. Было бы желание, — пискнула Дуня.
С того дня каган стал ярым фанатом картошки. Весной закупили несколько телег на посадку. Экспертом-агрономом пришлось выступить мне. Я вновь предложила экономный вариант — сажаем очистки, а картошку сами съедим. Так и сделали. У каждого стойбища теперь по приказу властителя были разбиты картофельные поля, и раз в месяц кто-то обязательно приезжал к нам на мастер-класс по приготовлению новых блюд.
С прудами тоже отлично получилось. Чародеи земли и воды, коих в степи нашлось немало, объединились и каждый мини оазис превратили в благословенное место, обсаженное тонкими ивами, которые через несколько лет должны украсить берега красиво цветущими кустарниками и растениями-медоносами. Для скота, чтобы не подходили близко к воде, были устроены специальные поилки с заслонками. Поднял — потекла вода, наполняя длинные колоды. Удобно, и сил много тратить не надо, черпая воду из бездонных колодцев, которые летом часто пересыхают.
В одном из котлованов маги случайно наткнулись на богатые залежи горючего камня. С того дня над степью перестал витать аромат сгоревшего кизяка. Каган поначалу задумался, как неодарённые смогут пользоваться волшебным артефактом — не будут же чародеи каждое утро бегать по стойбищу, чтобы активировать очаги. Пришлось делиться собственным опытом, когда один маленький камушек всегда оставляла в печи. А из искры, как известно, разгорится пламя.
Перешагнув порог юрты, я облегчённо выдохнула. Приятно после такого суетного дня остаться одной. Дуняша с Кудретом после свадьбы поселились в моём стойбище, в своей просторной юрте. Помила, не желая мешать молодым, жила со мной, но большую часть дня, пока сын был на службе, металась между нашими жилищами, следя за порядком, управляя слугами и напоминая безголовым девчонкам, чтоб вовремя поели и чай попили. За глаза Дуняша называла свекровь «мамочка-наседка».
Но сейчас, когда все на празднике, я наслаждалась тишиной и покоем. Со стоном блаженства сняла тяжёлую нарядную одежду и бросила её на сундук. Надо бы повесить проветрить, но лишний раз шевелиться не хочется. В ларец вперемешку упали кольца, широкие браслеты, колье из плотно скреплённых чеканных золотых пластин, серьги, венец. Хорошо бы рассортировать, но просто опускаю крышку. Потом, всё потом. А сейчас спать. Вытянуться усталым телом на удобной постели, расслабиться и закрыть глаза.
«До чего же утомительное занятие быть символом», — подумала я, засыпая.
Тьма только на первый взгляд казалась однородной. Если всмотреться, то можно разглядеть различные оттенки. Чёрный, ещё чернее, пронзительно-чёрный. Всё это хаотично клубилось, делая пространство вокруг меня пугающе живым. Хоть и знала, что здесь никого нет. Одна я. Некого бояться.
— Бояться всегда есть кого… или чего, — раздался тихий шелест из тьмы.
— Сейчас светлец зажгу, и тебя не станет, — пригрозила тому, что хотело меня напугать.
— Уверена, что сможеш-ш-ш-шь? — вопрос прямо в ухо, словно кто-то рядом стоит. Но нет же никого!
— Есть! Всегда кто-то есть… Дерья.
— Дерья! Дерья же! Проснись! — тьма трясла меня за плечо. — Проснись! Открой глаза, Дерья!
«Зачем открывать, если всё равно темно?» — подумала я, просыпаясь. Надо мной склонилась Помила. Увидев, что я её узнала, женщина облегчённо вздохнула:
— Слава Светлым богам! Что с тобой, девочка? Ты стонала и металась.
— Сон плохой, — потрясла я головой, разгоняя ночные мороки.
— Куда ночь, туда и сон! — осенила меня бережным знаком добрая тетушка. — Вставай, прибирайся* и чай пить будем.
— Подожди, — удержала я хлопотунью. — Скажи, знаешь, где шаманка Кара Гизем живёт?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Знаю. Зачем она тебе? — нахмурилась женщина, но поняв, что руку не отпущу, пообещала: — Провожу, если надо. Но сначала чаю попьём.
*Имеется в виду оденься, умойся, причешись.
В степи с пустыми руками в гости не ходят. Что-то нужное обязательно в дом принести положено, а когда к пожилому человеку идёшь, непременно уважение подарком выказать требуется. На сундуке расстелила тёплый платок с длинной густой бахромой, на него поставила тапки. Выбирала долго. С мордочкой котика как-то несерьёзно, с оскалом звериным — вдруг поймёт не так. Хорошо, что нашлась пара с затейливым растительным узором. «Хм… кстати, неплохой вариант. Надо бы запустить в производство. Не все люди зверушек любят, а так нейтрально», — мелькнула мысль, но я её тут же отогнала. Не о том думаю. Что ещё? Чай, сладости османские, что купцы с обозом недавно прислали — да и хватит, пожалуй. И так узелок внушительный получился.
Осёдланные лошади — Помила распорядилась — нас ждали у входа, как и три верховых стражника. Куда же без них? Увидев, как матушка Кудрета ловко в седло вскочила, не удержалась от возгласа:
— Тётушка Помила, так ты лихая наездница!
— Что ж ты хочешь, деточка? Каган только лет семь как осел, а так-то мы кочевали. В степи дорог нет, в арбе по кочкам трястись то ещё удовольствие. Научилась, как видишь, — улыбнулась мне женщина. — Бывало, и с ребёночком на руках ездила. Сейчас-то уже не та стала. Постарела.
Ехали часа два. Как Помила ориентировалась, ума не приложу, но выехали чётко на три потемневших от времени юрты, стоящих неподалёку от речки. Навстречу выскочили огромные псы. Они сели на землю и тихо, предупреждающе зарычали.
— Ждём, дальше нельзя идти, пока старуха не позволит, — спешилась моя спутница.
— А долго?
— Это знает только сама Кара Гизем.
Стражники ловко расседлали лошадок и отпустили пастись, нам же для отдыха расстелили кошму. Помила из небольшого плетёного короба достала пирожки, сыр, сушёные фрукты и пиалы, в которые разлила холодный чай. Аудиенцию шаманки ожидали с комфортом.
Вдруг собаки, сидевшие до этого спокойно, разом вскинулись и побежали к стойбищу. Мы со спутницей тоже насторожились. У откинутого полога самой большой юрты стояла шаманка.
— Ну и чего вы там расселись? — ворчливо спросила она. — Заходи, коли приехала. И чего вам дома не сидится? Всем что-то надо, все чего-то просят. Эх, люди-люди…
Удивительное дело — говорила старуха негромко, больше ворчала даже, но слышали мы её хорошо.
— Пошли, — Помила вскочила, даже ничего убирать с кошмы не стала. — Старуха ждать не любит.
— А ты останься! — последовал приказ. — Нет у тебя ко мне дела, вот и пей свой чай не торопясь.
Тьма в юрте, куда я шагнула за хозяйкой, была точно такой, как во сне. Чернота клубилась у ног, по углам и за спиной. Свет, падающий в круглое отверстие над очагом, не мог пробиться через эту темень и рассеивался под потолком.
— Проходи, чего встала, — слова шаманки словно дорожку расчистили через сумрак, и я увидела куда идти.
Почтительно поклонившись, подала приготовленный узелок с подарками:
— Прими, уважаемая, не побрезгуй.
— Хорошо, что обувку догадалась принести. Слышала я, что задорого вы её продаёте, только откуда у бедной старушки деньги на такую роскошь. А это что? Сласти османские? Хм… — Кара Гизем сунула в рот пропитавшийся медовым сиропом кусок нежнейшей пахлавы и стала жевать, прикрыв глаза.
Пока старуха наслаждалась редким лакомством, я постаралась незаметно осмотреться. Но всё та же тьма не позволила мне сделать это. Таится шаманка, не желает, чтобы сторонние люди потом обсуждали её быт. Правильно, наверное. Чем больше тайн, тем сильнее интерес, тем страшнее и невероятнее сплетни. Значит, больше почитания и веры в силу её.
— Вкусно, — прожевала хозяйка, запила чем-то из пиалы, смахнула крошки и спросила: — Надо чего?