которые по дворам кур да яйца крадут и лошадям хвосты отрезают, как…
— Как я, так, что ли?! — закричал Бранко, подбоченясь и приняв позу «оскорбленного достоинства». — Я, значит, похож на мелкого воришку, который кур крадет, это ты хотел сказать?! А знаешь ли ты, что я вот из этой самой винтовки, может быть, уже десятерых врагов убил? Может, даже и больше, кто знает. А до конца войны — о-го-го! — еще больше будет.
— Как ты, Бранко, ни хвастайся, сколько побил и сколько еще побьешь врагов, все это пустая болтовня. Не для тебя это дело.
— Ха-ха-ха! — захохотал Скендер.
— Да и ты, товарищ Скендер, при всем моем почтении к твоим усам и снаряжению, должен сказать, что и ты тоже зря из себя героя изображаешь.
Скендер изумленно остановился, внимательно посмотрел на простодушного повара, а потом снова расхохотался:
— Ха-ха-ха! Раскусил нас обоих, как орехи. Ты, Лиян, оказывается, умнее, чем на первый взгляд кажется. Дай-ка я тебя обниму!
Обнявшись, все трое двинулись вдоль по улице. Скендер, воинственно взмахнув рукой, воскликнул:
— Вперед, нас ждут новые сраженья!
— И новые унижения! — мрачно добавил Бранко, имея в виду свой далеко не геройский вид, из-за которого Лиян сравнил его с мелким воришкой.
Когда они в сумерках появились б воротах «Вышки», оказавшиеся поблизости прохожие оглядели необычные вооруженные фигуры, вышедшие из тюрьмы, и стали поспешно расходиться, опасливо бормоча:
— Вот ведь, черт возьми! Кто только не добрался до оружия в этой суматохе! Лучше поостеречься. Видели этого длинного?
— Да и тот, другой, рыжий, недалеко от него ушел. Сразу видно — мошенник!
— Где они только этого почтенного старичка подцепили? Бедняга, в какое общество попал!»
22
Повар Лиян встал на заре и по своей старой привычке решил прогуляться по Бихачу в первое утро после его освобождения. Захотелось ему посмотреть на освобожденный Бихач, да и Бихач пускай поглядит на него, освободителя.
— Оно, конечно, я не штурмовал город, идя во главе бригады, однако каждый день из своих рук кормлю пулеметчиков, гранатометчиков и остальных молодцов… Э-хе-хе, дорогой мой, города не каждый день штурмуют, зато есть каждый день надо, да к тому же еще по два-три раза, если, конечно, есть чего, ну а уж если нет, ничего не поделаешь — терпи, дружок. «Партизан, ты тем гордишься…» — Лиян вздохнул, словно жалуясь своему невидимому собеседнику. — А что ж, ты думаешь, легко кормить моих омладинцев? Они, того и гляди, тебя самого сожрут, если зазеваешься. — Тут повар Лиян вдруг задумался и озабоченно пробормотал: — А что же они ели в эти два дня, когда город брали? Я и забыл совсем про это. Ничего, пусть узнают, каково без Лияна и без его котла.
Он шел просто так, куда глаза глядят, но ноги сами принесли его к «Вышке». В изумлении он остановился перед воротами, оглядел двухэтажную крепость-тюрьму и крякнул:
— Туда-сюда — и опять к этому «клоповнику»! То ли меня мои ноги глупые сами сюда принесли, то ли голова дурная привела по старой привычке? — Тут Лиян хлопнул себя по лбу и серьезно сказал: — Эх ты, дура, ведь я же больше не тот прежний сторож Лиян, что дрался на деревенских сходах. Мне теперь тюрьма ни к чему… Ну-ка, голова, пошевели-ка мозгами да отведи меня в какое-нибудь более культурное место. Я ведь теперь товарищ Лиян, партизанский повар.
Старик встал навытяжку, как когда-то стоял перед «Вышкой», и стал размышлять, в какое бы такое культурное место ему отправиться:
— Может, ты меня, к примеру, отведешь в трактир старого Сучевича, что скажешь? Однако это вроде бы не слишком культурное место. Конечно же нет, дурная башка. Разве не помнишь, как славно мы там когда-то тузили и валяли друг друга с возчиками из Лики и далматинскими торговцами, которые скупали телят. Оно, конечно, сам-то я не дрался, а культурненько сидел себе под столом, а надо мной летали бутылки и стаканы, будто палила батарея минометов. — Тут повар Лиян тяжело вздохнул и продолжил: — А однажды я пробрался между ног старого Сучевича и чесанул из-под того стола сначала через мост, потом мимо «Вышки»… Э-эх, тогда бы меня не догнали и Первая и Вторая краинские, вместе взятые! Несся как угорелый и остановился лишь во дворе гимназии. — Лиян вдруг хлопнул себя по шляпе, отчего она съехала ему на лоб, закрыв даже глаза. — Что, что? Что я сказал, гимназия? Ну так ведь это самое что ни на есть культурное место! Я же о нем и думал все время, только из-за старого Сучевича все из головы вылетело, словно он меня съездил по физиономии своей мокрой тряпкой, которой посуду моет.
Повар стремительно повернулся на пятках и помчался по улице к гимназии, так что из-под его башмаков полетели в разные стороны гильзы, оставшиеся после боя.
— Ну конечно же к гимназии! Сколько раз я там во дворе вместе с другими арестантами колол дрова, чтобы гимназистам зимой было тепло, — вспоминал Лиян по дороге. — Это была самая настоящая культурно-просветительная работа, как сказал бы комиссар нашей бригады… Теперь-то этим делом просто заниматься: взял карандаш и бумагу и — трк, трк, трк! — учишь бойцов, как пишутся эти маленькие буковки, которые скорее на блох походят. Если надо написать большую букву, вспомни большую собачью блоху — и готово! Верно я говорю? — Лиян почесал в затылке прямо через шляпу и вздохнул, точно бог знает как устал. — А я в те времена, когда был арестантом, культурно-просветительную работу выполнял с помощью топора, пилы и козел, на которых мы, заключенные, пилили дрова. Черта с два бы наши Бранко со Скендером могли учиться и стишки пописывать, если бы в классе холодина стояла. А почему было тепло? А потому, что я, обливаясь потом, колол и пилил буковые дрова. Эге, все-таки они должны будут поднести мне за это рюмочку, когда возьмем Берлин. Какой там Берлин! — вдруг крякнул Лиян. — Мы же только что освободили Бихач, но справедливости им надо было и за это меня ракийкой угостить!
Лиян влетел прямо во двор гимназии и там наскочил, на кого бы вы думали? На Бранко со Скендером. Бранко заливал про свою учебу в Бихаче, а Скендер слушал, развесив уши, и одобрительно кивал.
— Вот ведь врет, а как хорошо! Если бы все это было правдой, наверное, так складно не выходило бы.
— Конечно нет, это ты хорошо подметил! — подхватил Лиян, радуясь, что отыскал своих старых друзей-приятелей. — Когда вы со Станивуком сочиняете письмо этой Цуе из Крней Елы и он