Во всем, что окружало сейчас слугу мага, чувствовалась рука государственной власти. Об этом говорили взгляды горожан, без малейшего страха разглядывающих вооруженного всадника. Об этом говорили горящие светильники, установленные на стенах домов через каждые сорок—пятьдесят шагов, и свежие листы Приказов, наклеенные рядом с бронзовыми полушариями, над которыми поднималось коптящее пламя сгорающего «земляного масла». И самое главное, тройки городских стражей, уверенно шествующие по широким улицам столицы. Карашшер лишний раз похвалил себя за предусмотрительность: в одном из городков, неподалеку от Великондара, воин купил у менялы за пару серебряных монет значок с изображением скачущего лучника. Теперь его запыленная одежда и вооружение, которое, по законам Карнагрии, разрешено было только благородным, воинам Императора и Владык земель да еще городской страже, не привлекали ненужного внимания. Внимательные глаза стражников (куда подевалось сонное, безучастное ко всему, кроме блеска серебра, выражение – оплывшие от пива рожи, которые Карашшер наблюдал в прежние времена?). Быстрый поворот головы, острый взгляд, полный готовности к действию, оценка: лицо, меч, бляха наемника – все в порядке! – и тройка проходит мимо Карашшера.
Воин только покачивал головой, удивляясь, пока ехал через ремесленные кварталы к Южной окраине. Вокруг, несмотря на поздний час, никто не спешил затворяться в четырех стенах. Вовсю торговали разносчики (Карашшер купил завернутый в лепешку, политый соусом горячий кусок баранины и съел с большим удовольствием), опекуны ночных искусниц то и дело окликали всадника, но без наглости, с почтением. Трудились метельщики. Подростки играли на мостовой в какую-то неизвестную Карашшеру игру. Всадники и носильщики паланкинов огибали их, иногда одаряя беззлобными ругательствами. Трое Алых, переглянувшись, тоже объехали мальчишек, а вот перед слугой мага сомкнулись, окинув воина вызывающими взглядами. Но мнимый наемник вежливо уступил дорогу. Он не боялся хваленой карнагрийской Гвардии. Все их тайные приемы Карашшер вызнал еще полвека назад. Но к чему привлекать внимание бессмысленной дракой?
Когда слуга мага достиг границы квартала гончаров, самого южного из ремесленных, то в конце широкой улицы обнаружил полдюжины вооруженных мужчин. Причем явно не принадлежащих к городской страже. Карашшер на всякий случай приготовился к схватке, но те не обратили на него никакого внимания. Только выехав за пределы ремесленного квартала, воин понял, почему цех нанял этих сторожей в дополнение к городской страже.
За маленькой заставой лежала южная окраина – и воин тут же признал прежний, пятнадцатилетней давности Великондар. Грязь, тьма и страх. Здесь не было ни стражников с копьями, ни метельщиков с лопатами-коробками для сбора навоза. Здесь не было уличного освещения, и, конечно, здесь не было праздных гуляк с кошельками на поясе. Серые тени крались вдоль стен, а у редких фонарей, каждый из которых обозначал вход в притон, толпились подозрительные оборванцы с ножами за пазухой. Карашшер, неплохо видевший в темноте, тут же обнаружил, что стал мишенью для десятков глаз. Поэтому слуга мага ехал точно посередине улицы, и правая рука его покоилась на рукояти внушительного меча. Ехал медленно, как бы предупреждая: если найдется слабоумный, пренебрегший недвусмысленным намеком, воин не пожалеет времени, чтобы остановиться и переубедить дерзкого. Лишний труп в подобном месте если и привлечет чье-то внимание, то лишь с целью покопаться в карманах покойника или стащить сапоги, если таковые на нем окажутся.
Слабоумных не нашлось, и Карашшер без помех достиг «Тихой Радости». Привязав своего огромного жеребца особой веревкой (наложенное заклятие не позволит чужому перерезать ее или развязать), воин поймал за вихор мальчишку-раба и, сунув медяк, велел накормить и напоить коня. Затем расседлал жеребца, взвалил на плечи сбрую и переметные сумы (все вместе тянуло на половину его веса вместе с доспехами) и, обходя кучи дерьма, направился к двери. Ее нетрудно было найти по свету, пробивавшемуся сквозь прорезанное восьмиугольное (символ Ашшура) отверстие: маяк тем, кто вышел во двор по нужде и потерял дорогу к выпивке.
Ногой толкнув дверь, Карашшер вошел внутрь и с шумом свалил свою ношу рядом с одним из столиков.
Да, «Тихая Радость» основательно изменилась!
– Вина! – потребовал Карашшер у низколобого детины за стойкой, смерившего гостя подозрительным взглядом.
Пока хозяин (или слуга хозяина) цедил вино в деревянную кружку, Карашшер повернулся и обвел взглядом харчевню. С десяток крепко сколоченных столов и таких же табуретов, помнивших лучшие времена. Обветшавшие стены, низкий, черный от копоти потолок. В дальней стене – пара дверей, ведущих, вероятно, к комнатам для ночлега. Только печь для стряпни и здоровенный открытый очаг, на огне которого поджаривалось мясо, выглядели получше, чем прочая обстановка.
Взгляд Карашшера прошелся по лицам сидящих за столами (двоих, валявшихся на полу, он разглядывать не стал), вызвав у некоторых ответный, далеко не ласковый взгляд. Но никто здесь, даже отдаленно, не был похож на главаря, чью физиономию показал Карашшеру маг.
На стол Карашшера со стуком опустилась кружка. Принесший ее не собирался уходить, всем своим видом заявляя, что желает получить деньги сразу.
Карашшер опустился на табурет, понюхал содержимое кружки и отодвинул ее.
– Я ищу Мормада,– произнес он, не глядя на хозяина постоялого двора.
– Не знаю такого! – буркнул тот.– С тебя два медяка, парень!
И тут же железные клещи сомкнулись на его горле, а ноги утратили опору. Рука Карашшера, поднявшегося с быстротой, неожиданной для столь плотно сложенного человека, сдавила шею хозяина и подняла его вверх.
– Значит, не знаешь? – негромко произнес Карашшер.
Левой рукой воин сгреб ворот грязной туники и поднял ее владельца еще на пол-локтя вверх.
– Значит, не знаешь? – процедил он, глядя снизу на побагровевшее лицо.– Вот этим,– воин поводил перед глазами перепуганного великондарца острием кинжала,– я отрежу тебе нос! Чтобы ты не задирал его перед уважаемыми людьми! Если господин говорит, что ищет Мормада, ты должен подтянуть портки и со всех ног бежать за Мормадом! Ты понял? Или мне сделать ожерелье из твоих гнилых зубов?
– Да… Да…– просипел хозяин.
Карашшер разжал пальцы, и его жертва рухнула на пол и, отшатнувшись к стене, принялась растирать шею дрожащей рукой.
– Эй, ты! Обезьянья задница! – раздалось за спиной у Карашшера.– Ты…
Воин развернулся с невероятной быстротой, и кинжал, который он все еще держал в руке, приник к горлу говорившего.