в монитор мутным взглядом. Правая ладонь нестерпимо чесалась. К деньгам? А, нет, должна быть левая…
Уныние внезапно сменила злость. Костя вырубил видео, залез в Интернет и, найдя нужный сайт, яростно заскрежетал зубами.
«Наш Пират гостям рад!» – гласил нехитрый слоган под логотипом новенького городского ресторана. Логотип тоже был изящен и прост. Как и всё гениальное. Прищуренный взгляд Кости так и вонзился в бездонные глазницы «Весёлого Роджера»: в желтоватый череп с глумливой ухмылкой и две аппетитные куриные ножки, скрещенные под ним. Обрамляли всю эту композицию на белом фоне пять стильных, чёрных меток – символ высокого качества и рейтинга.
Его проект. Его личный. И до сих пор не принёсший ни копейки.
– Надо же быть таким ослом! – выругался Костя, бешено стукнув кулаком по рабочему столу. Планшет со стилусом подпрыгнули от возмущения.
Вскочив, Костя принялся мерить шагами комнату.
Фриланс. Free lance. Вольное копьё. Заказчика бы этим копьём. Как капитана Кука, которого сожрали туземцы…
В животе заурчала сотня котов.
Пометавшись по комнате ещё минуту-другую, Костя достал потрёпанную визитку и набрал номер.
– «Квизин Групп». Чем я могу быть полезна? – промурлыкала секретутка голосом жрицы любви по телефону.
– Геннадия Геннадьевича. Будьте добры.
– Кто спрашивает? По какому вопросу?
– Константин Лушин. По оплате долгов, – скрежетнул Костя.
– А-ах, – томно вздохнула трубка. – Геннадий Геннадьевич занят. Он не может с вами поговорить.
Правая рука вдруг зачесалась сильнее. Нестриженные ногти словно подросли ещё, а пальцы вспотели и как-то слиплись.
– Не может? – рявкнул Костя, начиная терять над собой контроль. – А совесть он иметь может? А официальный договор заключать?! С предоплатой для фрилансера?!! Чёрт, я ж ему все исходники бросил!..
– Всего хорошего, – прошелестела секретутка, и Костя заорал в ненавистные гудки:
– Да знаете, на чём я вас вертел?!
Правую руку скрючило, сжало в невидимых тисках. Видно, от нервов, рассеянно подумал дрожащий Костя, вновь начиная нарезать круги по комнате. Желудок его пел: протяжно так, тоскливо. Похлеще Эми Ли из «Evanescence». Вскоре из прихожей ему стал подпевать Рамзес. «Доширак» вам не «Китикэт». Переваривается быстро.
Ближе к вечеру плотно притиснутые друг к другу пальцы вконец заострились. Костина рука выпрямилась, задеревенела и стала напоминать… Хм…
– Вот только экзотических болячек мне не хватало… – пробормотал вспотевший Костя и, немного подумав, вышел из дома на улицу.
…Смеркалось. Из ресторанчика «Пират», повиливая бёдрами, ушла последняя официантка. Однако на парковке ещё возился толстяк: огромный, как боров, и столь же мясистый, он, подслеповато щурясь, искал ключи от машины и всё не мог их найти.
– Добрый вечер, Геннадий Геннадьевич.
Туша толстяка всколыхнулась. Он испуганно обернулся – и тут же расслабился, отчего на рыхлой физиономии расплылась по-жабьи широкая улыбка.
– А-а-а. Лушин.
– Где мои деньги, Геннадий Геннадьевич?
– Какие такие деньги, Лушин? – сверкнув золотыми челюстями, усмехнулся толстяк и снова принялся потрошить барсетку.
Костя крепче сжал зубы. Правая рука больше не чесалась. Но в глазах вдруг запульсировал багровый туман, и стоящий перед ним человек начал меняться: широкий, в фиолетовых прожилках, нос расплылся потным пятаком, рыжие волосёнки на темени сменились бурой щетиной, а сквозь костюм пуще прежнего попёр салосборник-живот.
– Ты – вечный лузер, Лушин. Сам виноват, что облапошили, – ласково прохрюкала свинья в костюме и отвратно захихикала. – Хочешь бесплатный совет? Удавись. А теперь пошёл от меня. Пошёл, говорю. ПОШЁЛ!
Костя медленно улыбнулся. И, конечно, пошёл.
Но совсем в другую сторону.
Скалясь всё больше, смеясь… И сантиметр за сантиметром вынимая из кармана правую руку.
…Заход солнца сопровождался истошным поросячьим визгом.
***
Чавкая и утробно урча, довольный Рамзес уплетал сырую печёнку. На кухне же стоял давно забытый, аппетитнейший запах жареного мяса. Хотя, казалось бы, что тут такого? Всего лишь бекон с яичницей. Но ведь какой бекон!
Подхватив рукой-копьём самую смачную полоску мяса, Костя впился в неё, разбрызгивая восхитительный горячий сок.
– М-м-м… Неплохо, неплохо, – прожевав, с видом гурмана произнёс Костя и повернулся вправо. – Одной чёрной метки это блюдо определённо стоит. Верно?
Свиная голова, стоящая рядом на столе, согласно молчала. И только улыбалась в тридцать два золотых зуба.
Буря в стакане виски
Ты видел, как Кэйллех по миру идёт
И кличем сзывает оленей?
И реки под ней обращаются в лёд,
И ветры скулят у коленей…
Подальше держись от неё, человек –
Дыханье её обжигает.
Единое слово губ белых, как снег,
Один поцелуй – убивает…
Джейн Йолен, «Песня Кэйллех Бэр»
Рикардо Мендес по прозвищу Кот вовсе не хотел становиться свидетелем убийства.
Сходя с парома в городке Обан, западная Шотландия, он следил взглядом за краснолапыми чайками, что с криками носились вблизи, поглаживал кошачье-тонкие усики и белозубо улыбался.
– В горах моё сердце, доныне я там… По следу оленя… Парам-пам-пам-пам, – промурлыкал Рикардо бессмертные строки Бёрнса и довольно огляделся.
Сумасшедший, ядрёный запах моря так и лез в ноздри. На волнах покачивались рыбацкие лодки с бортами в сине-зелёных, будто мурена, водорослях. По набережной гуляли угрюмые парни в свитерах теплейшей арранской пряжи. Вдалеке виднелись мелово-белые и чёрные, словно пудинг из крови, дома…
За спиной остался Мадрид. Шесть израсходованных жизней, бессчётное число авантюр и последнее, с блеском провёрнутое дельце. Вспомнив, Кот расхохотался. Шутка ли, обдурить самого Колдуна? Скупого скрягу-каталонца, что правил пёстрой, как паэлья, бандой? Всё ещё усмехаясь, Рикардо купил в киоске у причала карту города. Подмигнул конопатой продавщице («Это тебе, голубка», – в руки девчонке перекочевал веер абанико, стащенный на блошином рынке, а в карман Кота – новенький фотоаппарат француза, что зазевался в очереди) и пружинистой походкой пошёл прочь.
Купив себе «фиш-энд-чипс» в лотке, рядом с которым в сетках копошились ещё свеженькие дары моря, Кот уселся на бордюр набережной и, наплевав на пластиковую вилку, принялся есть руками. Ароматная, в кляре, пикша хрустела на зубах, солодовый соус обволакивал рот неповторимой сладостью. Рикардо жмурился от удовольствия, отгонял чаек, что так и норовили сцапать хоть кусочек исподтишка, и в целом – как всегда – наслаждался жизнью.
Где-то в центре города находилась известная вискикурня. А оттуда, где сидел Рикардо, был виден знаменитый обанский Колизей, он же – башня МакКейга. Давным-давно банкир и филантроп МакКейг хотел устроить внутри неё картинную галерею и много чего ещё. Припомнив картины, Рикардо не смог сдержать улыбку. Когда это было? Кажись, в две тысячи пятом? Полотно уличного художника, выданное за утерянную работу Дали… Грандиозная шумиха на подпольных торгах… Кругленькая сумма на счёте Рикардо в оффшорах… А потом – минус две жизни разом. Рикардо почесал шрамик от ножа под правым глазом,