«Это не дело первостепенной важности, – вспомнил он. – Главное сейчас выполнить миссию Тосицунэ, найти его дочь. Или хотя бы ее следы. Разобраться с исчезновением девушек. Остальное само приложится».
Он направил коня в сторону замка Эдо, по дороге разглядывая поразительное многообразие мира духов. Сенкевич уже привык к крайнему уродству сущностей.
Добравшись до замка, он спешился, отошел так, чтобы его не видно было со стен, и позвал:
– Рокурокуби!
Женщина со змеиной шеей появилась почти мгновенно:
– Что прикажешь, господин?
– Я хочу, чтобы ты проникла в замок, осмотрела все комнаты женской половины. Послушай, о чем говорят женщины, и доложи мне.
Призрак поклонился – даже в мире духов Японии царила изысканная вежливость – и просочился в стену замка.
– Охагуро-беттари! – позвал Сенкевич. И когда большеротая дама появилась, отдал приказ: – Пойдешь в подвалы замка. Ищи запертые комнаты, узников, а может быть, даже трупы.
Большеротая отправилась выполнять задание. Сенкевич призвал чернокожего Нури-ботоке, поручил ему подслушивать за слугами. Он раскрыл тетрадь Сого и называл все новые имена.
Вскоре замок наполнился шпионами Сенкевича, а он спокойно поехал в свою столичную резиденцию, дожидаться результатов разведки.
Только, увы, ждать долго не пришлось: духи явились, едва он успел переступить порог спальни.
– Прости, господин, я не сумела выполнить твое желание, – прошипела Рокурокуби, раскачиваясь перед ним, как кобра. – Прикажешь умереть?
Сенкевич не стал уточнять, каким образом призраки выполняют сэппуку. Строго спросил:
– В чем дело?
– Лучше убей меня, господин, – затряслась женщина-змея. – Я не могу сказать…
Точно так же повели себя и Охагуро-беттари, и Нури-ботоке, и все остальные. Они дрожали, стоило только упомянуть при них замок Эдо, рыдали призрачными слезами и умоляли разрешить им умереть, только не требовать, чтобы они сказали правду. Сенкевич не умел допрашивать духов с пристрастием. Устало махнув рукой, отпустил их восвояси и отправился в сад.
«Что же там происходит? – размышлял он. – Кого нечисть может бояться до такой степени, что предпочитает умереть?»
Вариантов было два. Первый и самый вероятный – присутствие в замке очень сильного заклинателя духов, вроде монаха Сого, дневник которого достался Сенкевичу. Вполне вероятно, что призракам приятнее умереть, чем веками сидеть запертыми в книгах, скамейках и камнях. И еще хорошо, если так. Но ведь заклинатель может оказаться человеком с извращенным чувством юмора и запечатать духа, например, в туалетной кабине… Захочешь тут помереть. Но почему твари не рассказали об этом господину? Вроде бы, наоборот, должны были пожаловаться.
Вторая версия – дух может испытывать страх перед мощной потусторонней сущностью, которая обладает гораздо большим могуществом. Например, перед сильным демоном или богом. В этом случае призраки могли и промолчать. Если, например, привыкли испытывать трепет перед неведомым существом.
Имелся только один способ проверить гипотезу. Неточный, разумеется, приблизительный. Но другого Сенкевич не знал. Он приказал принести трубку, закурил, расслабился и впал в состояние медитации.
Поднявшись над Эдо, сразу же полетел в сторону замка. Завис в воздухе прямо над пагодной крышей, стал присматриваться. Долго искать не пришлось: над резиденцией сегуна поднимались извилистые щупальца белого и серого тумана. Переплетались, принимали причудливые очертания, росли и взбухали. Вскоре серо-белая дымка стала такой густой, что заволокла весь замок, и он исчез из виду.
«Место силы, вот оно!» – понял Сенкевич. Так выглядела энергия очень мощного духа, который обитал в Эдо.
Внезапно туман, будто почувствовав присутствие чужака, потянулся к нему. Щупальца слепо хватали воздух, извивались, удлинялись, приближаясь к Сенкевичу. Пришлось ретироваться.
Он вернулся в тело, задумался. Его теория получила косвенное подтверждение. Если в замке Эдо находится какая-то сильная сущность, неудивительно, что духи отказались выполнять приказ и шпионить за нею. Сенкевич задумчиво покрутил тетрадь монаха, с которой никогда не расставался: боялся, что украдут. Полистал ветхие страницы. Прочел описания духов. Немного поразмыслил, позвал слугу, приказал принести рисовую веревку и принадлежности для письма. Получив требуемое, дождался, когда слуга скроется в доме, и строго произнес:
– Рокурокуби!
На скамье возникла длинношеяя дама.
– Ты решил, что я должна умереть, господин? – печально спросила она.
– Не совсем, – с суровостью ответил Сенкевич. – Но ты должна быть наказана. Послужишь экспериментальным кроликом.
Если Рокурокуби и удивилась, то вида не подала. Только поклонилась и застыла в ожидании.
«Как там говорил Одзе? – припомнил он. – Запечатывают духа с помощью искренних молитв и погружения в Сонтэн?»
В Сонтэн Сенкевич погружаться не умел, да и не хотел учиться. Зато мог медитировать, пусть и не с благими целями. Он сосредоточился, сконцентрировался на задаче: Рокурокуби должна быть обездвижена. Только вот ни одной буддистской молитвы Сенкевич не знал. Поискав в памяти Тосицунэ, понял: самурай тот еще безбожник.
«Ладно, заменять так заменять, – промелькнула мысль. – Какая разница, что за слова? Главное, чтобы они были искренними».
So close no matter how far.Couldn’t be much more from the heart,Forever trusting who we are,And nothing else matters, —
прочувствованно произнес он слова любимой песни.
Рокурокуби закачалась на скамейке, напоминая змею под дудкой факира.
Never opened myself is way,Life is ours, we live it our way,All this words I don’t just say,And nothing else matters…[23]
Дух стал расплываться, распадаться на тонкие струйки тумана. Искренность «Металлики» никто не мог отрицать.
Сенкевич исполнил «Nothing else matters» полностью, с выражением и правильными акцентами. Закончив, жестко произнес:
– Я приказываю тебе, дух по имени Рокурокуби, войти в этот… это… – Немного помявшись, подставил собственную трубку: – В этот предмет и запечатываю тебя на пять минут!
Женщина обратилась в сероватую дымку, извиваясь, втянулась в трубку.
«Теперь веревку и бумажку с молитвой для страховки», – вспомнил Сенкевич. Перевязал новое обиталище духа, на бумаге написал, опять же по причине незнания молитвы, первый куплет «Nothing else matters», прилепил к веревке. Трубка выглядела обычно, не потяжелела ни на грамм. Но, зная, что в ней содержится, Сенкевич не решился бы ее курить.
Он принялся отсчитывать время. По прошествии пяти минут раздался обиженный стон, веревка распалась на куски, и из трубки вырвалось серое облако.
– Мог бы запечатать меня и в чем-нибудь другом, господин, – надулась Рокурокуби. – Хотя бы в кусте хризантем. Это красиво и женственно. А там тесно и воняет.
– В следующий раз, когда провинишься, так и сделаю, – цыкнул Сенкевич. – Причем навсегда. А теперь убирайся!
Дама испарилась.
– Сонтэн, Сонтэн, – пробормотал Сенкевич. – Понты все это корявые, опиум для народа. Главное – искренность и медитация. Теперь позовем самого сильного. – Он шепнул: – Мадара!
Сад заволокся дымом, из которого выглянула недовольная физиономия.
– Ты обещал оставить меня в покое! – профыркал кот. – Может быть, стоит наказать тебя?
Симпатичная морда превратилась в драконью пасть. Сенкевич невозмутимо исполнил песню «Металлики» и добавил:
– Именем Джеймса Хэтфилда приказываю тебе, дух Мадара, войти в скамью и запечатываю тебя…
Дракон испарился, туманом завис над скамьей.
– Ладно, ладно, я понял, – раздался из облака недовольный голос. – Отпусти. Чего ты хочешь?
– То-то, – напутствовал Сенкевич. – Помни, я знаю твое имя, а значит, хозяин положения тоже я.
Кот плюхнулся на скамью, чуть не ставшую его последним пристанищем.
– Что за жизнь, – пожаловался он. – Монахи приходят – запечатывают, самураи приходят – запечатывают. И никто не додумается покормить бедного духа…
– Сейчас прикажу принести молока, – усмехнулся Сенкевич. – И надеюсь, ты в невидимом состоянии? Перепугаешь мне весь дом.
– Обижаешь! Конечно, я видим только тебе, – кот изящно почесал за ухом. – Но позволь хотя бы не называть тебя хозяином и господином. Это обидно.
«Наконец нашелся хоть кто-то в этой стране с обостренным чувством собственного достоинства», – обрадовался Сенкевич. Милостиво позволил обращаться по имени. Нахальный демонюга больше тянул на приятеля и собутыльника, чем на раба. Не подав виду, что ему это понравилось, Сенкевич сурово произнес:
– Хорошо, разрешаю. Но приказы будешь выполнять. И вот первый. Отправляйся в замок Эдо, посмотри, что там и как.
Слуга принес небольшой тазик молока и, застыв истуканом, наблюдал, как белая жидкость сама по себе стала исчезать из посудины. Глаза его из раскосых сделались круглыми.
– Осторожнее надо быть, – упрекнул Сенкевич, отослав человека.