Все пять патрулей вернулись из Эретца, без единой потери, лишь с легкими ранениями. Тьяго был в прекрасном настроении, атмосфера в крепости была полна триумфа. Вот только почему возник этот триумф, после какой миссии, Кару не знала. Одна из женщин, которая готовила еду, сделала для Тьяго новую хоругвь вместо той, что сгорела с Лораменди. Эта была более скромной, сделанной из холста, а не из шелка. Но она возродила белого волка, и слова «Месть» и «Победа» стали его девизом. А теперь, очевидно, и для всех остальных.
Лично Кару предпочитала геральдику Военачальника: сквозь листву проступали рога, чтобы ознаменовать возрождение, она была далека от того, чтобы жаждать мести — для нее громкий барабанный бой, обнаженные зубы, были слишком отвратительными и гадкими. Но Кару признавала, что девиз Тьяго был лучшим боевым кличем для восстания.
Стяг висел в галерее, в центре двора, что, казалось, провозглашало владычество Волка. «А где мой?» — подумала Кару, сдерживая приступ веселья. «Зачем тебе? Это наше общее дело», — сказал бы ей Тьяго. Что он сделает, если она создаст свою собственную хоругвь и повесит ее рядом с его стягом? Что будет на ней? Ожерелье из зубов? Плоскогубцы? Нет. Тиски, а девизом станет «Ой. Мамочки».
Она улыбнулась про себя. «Это забавно», — подумала она, но ее улыбка стала печальной, потому что девушка ни с кем не могла этим поделиться. Во дворе все еще веселились солдаты, она же оставалась в тени. Она не была частью их.
Сейчас Иксандер двигался с куда большей легкостью, и Кару потребовалось некоторое время, чтобы понять почему, — потому что он не так сильно старался. Он двигался так, как нужно было двигаться, находясь в этом теле, не задумываясь. Она испытала прилив гордости, видя, что вес медведя позволял ему плавно скользить. Поддразнивания Зири заставили его перестать думать (как догадалась Кару, в этом и был план Зири), за что Зири и расплачивался сейчас, когда Иксандер схватил его за шею и начал душить, прежде чем сбросить вниз. Зири врезался в землю, пытаясь устоять на своих раздвоенных копытах, и практически нос к носу столкнулся с Белиросом — огромным быком-кентавром, который был командиром его патруля.
Белирос покачал головой, плечи его сотрясались от смеха. Похлопав рукой по плечу Зири, он пошел посмотреть, как летает Иксандер.
У Кару ком в горле застрял. Как же легко им было друг с другом, как часто они смеялись. Когда-то и она была частью их солдатского братства, деля с ними казармы и лагеря сражений, еду и песни.
Но она сделала свой выбор и теперь ей придется жить с ним.
Когда смех внезапно прекратился, Кару вздрогнула, полагая, что солдаты могли подумать, будто она шпионит, но ни один не смотрел в ее сторону. Еще через секунду в поле зрения появился Тьяго. Кару вспомнила, что она намеревалась вернуть свою задвижку, но сейчас ее ярость вперемешку с храбростью уже исчезла. Дело было не в нем, несмотря на то, что на ее смелость он, безусловно, влиял. Он был тем, кем был.
Ожившие Тени.
Они по-своему были красивы, в их движениях была плавность. Тангрис и Башис были одинаковыми: подобные сфинксу существа, словно пантеры, иссиня-черного цвета, с легкими костями и мягким мехом. У них были женские головы и темные совиные крылья, которые не издавали ни звука при полете. Они не были ни большими, ни страшными, но Тьяго относился к ним с почтением, которое видели все остальные солдаты. В этом не было ничего удивительного. Никто другой не смог бы сделать того, что делали они. Руки Кару стали липкими. Он отправлял их на задание?
Да.
В этот раз она уже не могла просто безмолвно гадать о характере их миссии или делать вид, что не понимает, в чем она состоит. Ожившие Тени, были легендой, они были... особенными... и их миссия тоже была особенной.
Они поднялись и улетели, оставляя позади себя тишину. Никто не крикнул им вслед:
- До свидания!
Никто не пожелал удачи. Им она была не нужна. Где-то в Эретце, некоторым ангелам она больше пригодится, но они ее не получат. Кем бы они ни были, они были уже мертвы.
31
ОБЩИЙ СЧЕТ
Акива решил эту ночь в лагере провести вовсе без огня. Ему хватило огня за целый день: небо по-прежнему клубилось дымом от пылавшего костра, который они разожгли, чтобы согнать химер в стадо, выгнать их из безопасного леса. Когда он посмотрел вверх, то не увидел звезд. Но огонь был центром лагеря. Солдаты собирались вокруг него, чтобы почистить оружие, поесть и выпить. Несмотря на то, что у него самого не было аппетита, он очень хотел пить. Он допивал уже третью флягу с водой, погруженный в мрачные, как небо мысли, когда его внимание привлек чей-то голос.
— Чем занимаешься?
Вопрос прозвучал резко. Его задала Лираз. Акива поднял взгляд. Его сестра стояла по другую сторону костра, освещенная его зловещим сиянием.
— А на что это похоже? — ответил солдат из Второго Легиона, с которым Акива знаком не был. Он сидел с еще двумя солдатами, и когда Акива увидел, что они держали в руках (и понял, что они собирались с этим сделать), его кулаки сжались.
Инструменты для татуировок. Клинок и чернильная палочка, чтобы сохранить на своей плоти знаки убийства.
— Похоже, что ты собираешься что-то добавить к своему общему счету, — сказала Лираз, — но это невозможно. Потому что ни один уважающий себя солдат сегодня не добавит ни одной чернильной метки на свои руки.
Сегодня. Сегодня. Что же такого сделал патруль Лираз сегодня? Акива не знал. Под ее взглядом Акива не осмелился спросить сестру об этом, когда они с Азаилом нашли ее после своего унылого дня. Некоторые из ее взвода вернулись травмированными — следами от ударов кнутом, некоторые с ранами. Ничего серьезного, но есть о чем поговорить. Акива тоже не распространялся о том, что он сам делал несколькими часами ранее в овраге на юге и востоке. Они с Азаилом не говорили об этом, просто обменялись взглядами, признавая, что это произошло.
Дело в том, что общий счет велся лишь за убийства, которые происходили в бою, за погибших солдат. Не за убийство мирных жителей.
— Они были вооружены, — сказал солдат, пожав плечами.
— О, это что же, единственное, что делает армию боеспособной? — спросила Лираз. — Дать рабу клинок, и он тут же станет достойным соперником? — она показала на его руки, на все черные метки, которые покрывали его пальцы. — Сколько из них сопротивлялись? А были ли вообще такие, кто сопротивлялся?
Солдат мгновенно вскочил на ноги. Он был на фут выше Лираз. Он считал, что это дает ему некое преимущество, но он ошибался. Акива тоже поднялся — не потому, что его сестра нуждалась в помощи, а скорее от неожиданности, вызванной ее гневом.