Внезапно гармошка смолкла, а он повторял одно и то же – все выразительней, все тоскливей, все безысходней: с винтовкой!.. с винтов-кай!.. с вин-товка-ай!
Из-под очков у него текли слезы, а в голосе слышалась такая смертельная обида! Гармошка все молчала, а он опять сквозь рыданья прокричал:
с вин-то-ов-ка-ай-й!
И тут, наконец, гармошка сначала всхлипнула, а потом набрала какой-то неведомой грозной силы. Голос слепого солдата тоже налился ненавистью и гневом, и он выругался:
Поп-пались, т-туды т-твою…
Рядом завздыхали, заговорили, заерзали, а я смотрел в окно ничего не видящими от какой-то общей великой обиды глазами и вслушивался в колесный перестук, пытаясь уловить в нем что-то очень знакомое. Наконец, различил: «Матай!.. Матай!.. Матай!»
Паровозное депо в Казахстане… Там меня научили всему тому, что потом так пригодилось в армии. Там мои старые товарищи, там друзья-мастера… да еще какие умельцы! Только они и поймут, и помогут справиться с той почти непосильной задачей, которую я перед собой поставил.
«Матай!.. Матай!.. Матай!» – настукивали колеса.
Лучший вариант для меня? Или вообще – единственная возможность?..
Конечно, очень мне хотелось побывать и на Алтае, в Курье, увидеть своих сестер, узнать, как там мама, отчим, как братья, где они?.. Наверняка они тоже на фронте. Живы ли? Но до Курьи тогда я так и не доехал…
Чем ближе подходил поезд к станции Матай, тем больше крепла во мне уверенность работать над пистолетом-пулеметом именно там.
Сразу же с поезда я направился к начальнику железнодорожного депо. По счастливому совпадению он оказался моим однофамильцем. Был он на первый взгляд человеком довольно неприветливым, хмурым, с красными от недосыпания глазами. Меня, поначалу, даже робость охватила. Ну, думаю, приехал зря!.. Да и сам я выглядел не очень-то внушительно: худой, в помятой в дороге солдатской шинели, с перебинтованной рукой на перевязи, с тощим вещмешком за плечом. По-солдатски представившись, я протянул ему свои документы и срывающимся от волнения голосом выпалил свою просьбу: оказать незамедлительную помощь в создании макетного образца задуманного мною в госпитале пистолета-пулемета.
Естественно, Калашников-начальник был очень удивлен – почему же я пришел именно к нему, в паровозное депо? Узнав, что я работал здесь до призыва в армию, он как-то сразу «подобрел»: по-отечески усадил меня на стул и начал расспрашивать о фронтовых делах, о моем ранении, о госпитале. Мне даже показалось, что в его голосе промелькнули особенные отцовские нотки. Помню, с каким воодушевлением и с какой надеждой на понимание я принялся рассказывать о своем дерзком замысле, листая на столе перед ним заветную тетрадку с рисунками будущего оружия. Чувствую, моя идея постепенно его захватывает, а мой напор не оставляет времени для того, чтобы обосновать отказ. И вот он уже вздыхает: и тяжело, и вместе с тем с облегчением. Как человек, уже принявший непростое решение:
– А где же я тебе людей все-таки возьму? Многие у нас прямо в цехах на верстаках ночуют, на паровозах – чтобы время на дорогу домой не тратить. У самого у тебя только одна рука рабочая. Выход один: помогать тебе, не отрывая людей от основного дела. Но тут уж нам надо поговорить с людьми: кто и чем может быть полезен.
Как я сейчас понимаю, по меркам военного времени такое отношение к моей идее было настоящим подвигом. В жестокое, суровое время разрешить в мастерских депо делать «секретное» оружие?.. Как же я был благодарен своему однофамильцу!..
Решили с Калашниковым-начальником, что в опытную группу необходимо ввести слесаря-сборщика, токаря-фрезеровщика, электрогазосварщика, испытателя. Мне казалось, такого количества людей будет достаточно для работы над образцом. Я считал, что техническую, инженерную сторону дела выполню сам. Это была наивность человека, еще не отдававшего себе отчета в том, насколько сложна, трудна именно та часть, которая называется у конструкторов отработкой чертежей.
После беседы с начальником депо я представился районному военкому и доложил о цели моего приезда. И, на мое счастье, он одобрил наши действия!
Рабочие депо живо откликнулись на просьбу – помочь солдату-отпускнику в создании оружия. Многие из них готовы были трудиться и ночью. Особую радость я испытал, когда в одном из рабочих узнал своего давнего знакомого – Женю Кравченко. Еще до войны вместе работали в депо. И хотя мы не были близкими друзьями, Женя мне запомнился как отзывчивый, добросовестный человек, умевший на токарном и фрезерном станках творить чудеса. Мы нередко с ним встречались и позже, после моего перехода в политотдел железной дороги.
Работа над пистолетом-пулеметом началась. И вот – первые трудности. Как разрабатывать рабочие чертежи на отдельные детали, узлы, в целом на образец? Обратились в техническое бюро. А там работали одни женщины, не имевшие ни малейшего представления об оружии. Тем не менее они были полны желания нас выручить и делали все возможное для этого.
Женщины есть женщины! Они и наименования деталям, на которые выполняли чертежи, давали ласковые, домашние, исходя из конфигурации: «ласточка», «зайчик», «рыбка». Появилась и еще одна деталь, которую все вдруг стали называть «мужичок». Я сперва не понял и в запарке, под горячую руку, даже возмутился: мол, что за название? При чем здесь оно?
Старшая из чертежниц попыталась мне объяснить:
– Мужья у девчат на фронте. У наших баб. У двух уже убили. А остальные ждут днем и ночью. Тоскуют… Ты уж прости…
Давали «железкам» и паровозные названия: сказывалась специфика.
В конце работы над образцом я заменил наименования деталей и узлов на настоящие, оружейные. Но еще долго многие из нашей группы продолжали пользоваться теми, что родились в ходе работ.
Часто на объяснение формы детали уходило много времени. Не все понятно было рабочим и в чертежах, выполненных кем-либо из женщин. Поэтому мы стали пользоваться простыми набросками-эскизами. И уже потом, после изготовления самой детали, делали с нее чертеж. Прочтя эти строки, кто-то наверняка улыбнется: вот это «инженерное мышление», вот это кустарщина! Да, знаний, конечно же, не хватало! Многое изготовлялось вручную. Но каждый вносил в изделие все то, что умел, что мог выполнить. Выручала глубочайшая самоотдача. Иногда я с грустью думаю: как нам не хватает ее сейчас! Как бы она нас выручила, может, всех вместе и зажгла бы, и снова сплотила!..
Настоящие сюрпризы то и дело преподносил Женя Кравченко. Скажем, поздним вечером мы обсуждали, как лучше выполнить ту или иную деталь. Чертежа на нее еще не было. А утром Женя подходил к нашему столу уже с готовым изделием и, застенчиво улыбаясь, говорил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});