Шрифт:
Интервал:
Закладка:
КАПРАЛ. – Милая Каролина, я боюсь, чтобы волнение снова не привело вас в состояние, из которого вы только что очнулись.
КАРОЛИНА. – Не бойтесь этого, первый, самый ужасный удар пережит; мне кажется, что душа моего брата витает рядом и поддерживает меня; с его помощью Господь даст мне мужество перенести разлуку. Поверьте мне, друг мой; разве я не привычна к смирению?
КАПРАЛ. – Тогда идем, дорогое дитя, идем; поцелуем в последний раз нашего брата.
Капрал вновь привел ее в комнату, где священник молился за душу, только что отошедшую в лоно Господа. Г-н Дельмис покинул дом. Каролина твердым шагом подошла к постели, наклонилась над улыбающимся лицом брата, запечатлела на лбу и бескровных щеках множество нежных поцелуев, затем, опустившись на колени возле постели, произнесла слова молитвы и вновь поднялась в ту минуту, когда капрал начал тревожиться о ее неподвижности.
– А теперь – идем, – сказала она, обратив к нему заплаканное, но спокойное и смиренное лицо. – Господин кюре, я готова отправиться к вам; только скажите, кто останется с братом?
– Я, – ответил капрал.
– Потом подойдет Нанон, она знает, что нужно делать, – ответил кюре, – если будут нуждаться в вашей помощи, капрал, вас позовут.
Капрал проводил кюре и Каролину до дверей, проследил за ними долгим взглядом, а затем, вернувшись к ложу Грибуйля, поцеловал его в лоб.
– Прощай, бедное дитя, бедный брат, – произнес он, не отрывая взора от усопшего, – ты полюбил меня при жизни, ты еще больше возлюбил меня перед смертью, ибо, сохранив мою жизнь своей преданностью, ты вслед за тем поручил мне сестру, сокровище доброты, мудрости, милосердия. Брат мой, заступись же за меня перед Господом, чтобы он даровал мне те добродетели, которые сделали столь дорогим для меня это существо, чтобы и я мог заслужить ее уважение и нежность. Прощай, дорогой друг. Не оставляй нас своей заботой, молись за нас.
Сказав это, капрал почувствовал, как его душу наполнило бесконечое спокойствие; и он произносил слова молитвы без боли и горечи.
Нанон не замедлила присоединиться к нему.
– Ну вот, нового покойника обряжать, – проворчала она, – как это вы смогли допустить, чтобы его убили? Разве вы тут не для того были, чтобы защитить бедного дурачка?
КАПРАЛ. – Это допустил Господь, а не я, мне было бы легче получить пулю вместо него!
НАНОН. – А что за необходимость была тащить его с собой? Ну есть ли в этом здравый смысл? Отправлять бедного мальчика в погоню за разбойником, за убийцей!
КАПРАЛ. – Он сам захотел пойти: он любил меня и отказался оставить одного.
НАНОН. – Нашли причину! Жандарм потакает капризам ребенка! Уж это, по правде говоря, из рук вон!
КАПРАЛ. – Хватит, Нанон, вы сюда пришли не для того, чтобы ссориться, а чтобы помочь мне отдать последний долг бедному Грибуйлю.
НАНОН. – Вы за это не беритесь, только мешать мне будете. Ну что вы в этом смыслите? Дайте лучше то, что нужно.
– Что же вам нужно? Говорите же, если хотите, чтобы вам дали то, что нужно, – сказал капрал, начиная терять терпение.
НАНОН. – Поглядите-ка на него, умник какой выискался! Я без вас обойдусь, еще и быстрее закончу. Эти жандармы только и умеют, что сажать в тюрьму бедных людей.
– Чтоб вас дьявол унес, старая брюзга! – вскричал взбешенный капрал. – Делайте по-своему и позовете, когда закончите.
– Жди-дожидайся, жалкий жандарм, – процедила сквозь зубы Нанон, раздраженная резкой отповедью капрала.
Он вышел, а Нинон продолжала воркотню, занимаясь необходимыми приготовлениями:
– Ну есть ли в этом здравый смысл? Тридцатилетний мужчина позволяет убить ребенка вместо себя! Бедный дурачок! Подставить его под выстрелы, как полицейского! Нет сердца у этих людей! Бедная Каролина! Ее теперешнему положению не позавидуешь! Ни брата! Никого! Если бы у этого капрала было хоть на два су воображения, он бы догадался предоставить ей все, чем располагает… А ведь господин кюре способен взять ее к себе! Еще одна обуза! Как будто мне недостаточно господина кюре, который ни о чем не заботится, да его Пелажи, которая только и делает, что молится. Что без конца молиться? Всему свое время! Она хорошо готовит, когда меня нет на кухне, она и стирает, и моет, и гладит, и штопает! Да и шьет она отлично! Вот сутаны-то и белье для господина кюре лучше нее никому не пошить! А недавно сшила мне платье, и совсем не плохо. Но что это все значит, по сравнению с тем, чем приходится заниматься мне…
Продолжая брюзжать, Нанон закончила обмывание и обряжение бедного Грибуйля; положила его на постель, застланную белым покрывалом, зажгла принесенные с собой две свечи и вставила в руки усопшего распятие, лежавшее у него на груди. Потом уселась в кресло в ожидании двух соседок, которых она попутно позвала провести, как полагается по обычаю, ночь в молитвах по покойнику. Наконец соседки явились и, обменявшись сплетнями и пересудами, принялись опустошать карманы фартуков, извлекая принадлежности для кофе, сахар, водку и хлеб, – все, что нашли необходимым, чтобы провести ночь с пользой и удобством.
Между тем капралу, уставшему обходить сад вдоль и поперек, стало казаться, что Нанон чересчур затягивает свою печальную процедуру; наконец он потерял терпение и вернулся в дом. Для него было большим удивлением обнаружить трех женщин, которые с удобством расположились в креслах и мирно обсуждали недавние события.
– Так-то вы меня предупредили, Нанон, – сказал он с недовольным видом.
– Раз нас тут уже трое, то ваши услуги не нужны, мне так думается.
Капрал пожал плечами, подошел к Грибуйлю, обернутому в саван, и, преклонив колено, произнес краткую молитву за упокой души своего друга. Потом, поднялся, молча вышел и отправился в тюрьму взглянуть, что там происходит. По его приказу было послано за мировым судьей, чтобы провести расследование о двойном убийстве, совершенном Мишелем, затем ожидалось прибытие должностного лица, облеченного полномочиями по ведению судебного процесса, и приказ о переводе убийцы в столицу департамента.
Все делалось в соответствии с требованиями законов. Мишель был допрошен, оба убийства доказаны, и надежно связанного обвиняемого отправили в тюрьму.
Вскоре был объявлено решение суда. Убийцу приговорили к смерти и исполнили наказание в кратчайший срок; до самой смерти он вел себя как настоящий разбойник, отказавшись отвечать священнику, сопровождавшему его к месту казни, и вызывая общее презрение и отвращение.
Пока капрал занимался делами службы, кумушки не прекращали чесать языки. Только лишь он вышел, как те переглянулись с хитрой ухмылкой.
НАНОН. – Видели? Как капрал на коленях стоял перед трупом дурачка, которому дал погибнуть!
ФРАЗИ. – Я бы сказала даже – которого подставил под пистолет Мишеля.
НАНОН. – Как знать! Не поручусь, что это не так! Жандарм – человек без сердца, он на все способен!
ЛУИЗОН. – Ну, этот-то капрал все-таки неплохой. Даже Роза на него не жаловалась, когда он ее задержал по ошибке.
ФРАЗИ. – Я так и не поняла, что там у них вышло и почему она пряталась.
Нанон принялась длинно разъяснять на свой лад, что и как случилось; до Фрази и Луизон мало что дошло из ее бестолковых россказней, но из боязни ее разозлить они сделали вид, будто все поняли, и окуная хлебные корки в водку, разведенную водой, вновь заговорили о Розе и Мишеле.
ЛУИЗОН. – Ах, какая печальная история! И надо сказать, ведь я предупреждала бедную Розу, а она не захотела меня слушать! Все бегала за своим Мишелем, этим негодяем, который жил только грабежом да разбоем! Любила она его, надо полагать.
ФРАЗИ. – Ну да! Бросьте! Просто она знала, что у него есть кубышка, и возжелала, чтобы он на ней женился. Это была ее мания – выйти замуж, а никто не хотел ее брать.
НАНОН. – Неудивительно! Краснорожая толстуха, ни гроша за душой, расфуфыренная, как принцесса, подлое сердце, старая и глупая сплетница. Не бог весть какое приданое, скажу я вам.
ЛУИЗОН. – Милые подруги, вот звонят к службе; мне кажется, надо бы пойти помолиться у бедного тела, которое спит вечным сном на своем смертном ложе.
НАНОН. – Ступайте, Луизон; мы попозже подойдем.
Пока Луизон, наименее суетная из троицы, бормотала в изножье кровати немногие известные ей молитвы, плохо их понимая и еще хуже произнося, Нанон и Фрази продолжали болтовню.
ФРАЗИ. – А что теперь будет с маленькой Каролиной? Ей нельзя оставаться одной в этом доме.
НАНОН. – Она свалится мне на руки, дорогая моя. Господин кюре все делает не как все; он забирает ее к нам: так что от нее уж не избавиться.
ФРАЗИ. – А что, по-вашему, он должен сделать?
НАНОН. – Да господи! отдать ее под надзор капрала, раз он допустил гибель ее брата.
ФРАЗИ. – Такой молодой девушке, как Каролина, не следует находиться под присмотром жандарма.
НАНОН. – Ну, а почему бы и нет? На что годится жандарм, если не для того, чтобы охранять бедных людей?
ФРАЗИ. – Слишком уж он молод!
- Сказки из архивов города Оденсе - Ганс Андерсен - Литература 19 века
- Мелкие неприятности супружеской жизни (сборник) - Оноре де Бальзак - Литература 19 века
- Неоконченное - Михаил Салтыков-Щедрин - Литература 19 века