Читать интересную книгу Сестра Грибуйля - Софья Сегюр

КЮРЕ. – Ну, тогда дайте его мне, моя бедная Нанон! Будет справедливо, если я его надену, ибо ради меня вы несли такую тяжесть, и я вас чрезвычайно благодарю.

НАНОН. – Вправду! Есть за что благодарить; как будто я могла поступить иначе и не побеспокоиться о вас, раз уж вы сами о себе никогда не подумаете. Не дам я вам его, право слово. По крайней мере, так надрываясь, я хоть имею право на те злые слова, которые вы слышали.

КЮРЕ. – Ну, как хотите, Нанон; вы знаете, что я тут не главное лицо.

НАНОН. – А, так значит, это я вас терзаю, жертву из вас делаю?

– Не совсем так, но похоже, – отвечал кюре с улыбкой. – Но мы уже пришли; посмотрим, закончил ли доктор свое дело.

Кюре в сопровождении Нанон зашел к капралу и застал их с Грибуйлем за вечерней трапезой.

XXVI. Предчувствие

Доктор явился сразу после ухода кюре, чтобы посмотреть, в каком состоянии его пациентка; не удивившись известию о смерти, он составил протокол, где указал, что основной причиной смертельного исхода стал удар по голове; кроме того, отметил перебитое ребро и многочисленные раны в разных частях тела. После ухода доктора Грибуйль пожаловался на голод.

КАПРАЛ. – С этой бедой мы легко справимся, малыш; сейчас будем обедать; только придется есть все холодное, потому что мне было некогда подогревать еду.

Грибуйль открыл корзину.

– Вот полкурицы и яйца, которые вы положили сюда утром; Каролина обедает у кюре, а я – у вас: жалко было бы это выбросить: курица так аппетитно выглядит!

КАПРАЛ. – Верно, дружок. Давай сядем за стол и съедим курицу, пока яйца варятся.

Капрал достал из буфета хлеб, бутылку вина и с помощью Грибуйля вскоре стол был готов. Грибуйль ел и пил с нескрываемым удовольствием.

– Никогда я так отлично не обедал, – сказал он. – Никогда еще мне не было так хорошо и весело! Как будто со мной должно случиться что-то чудесное, счастливое!.. Я вас очень люблю, капрал. Я вас люблю… не знаю как сказать… у меня к вам такое же дружеское чувство, как к Каролине… Вам приятно это слышать, правда?

– Очень, очень, больше, чем могу выразить, милый Грибуйль, – сказал капрал, улыбаясь и пожимая ему руку. – А мои усы тебя не пугают?

ГРИБУЙЛЬ. – Пугают! Ваши усы! Еще чего! Да если бы ваши усы были в два раза длинне, и то бы не испугали. У вас такой добрый взгляд, в ваших глазах видны все самые лучшие… самые добрые… самые приятные чувства!

КАПРАЛ, улыбаясь . – Ввергнешь ты меня в суетность, Грибуйль, этакой лестью.

ГРИБУЙЛЬ. – Лесть! Вы называете это лестью?.. А что, это вам льстит? Тем лучше… мне нравится делать вам приятное. Но я не льщу, а правду говорю.

Грибуйль замолчал и задумался; капрал тоже погрузился в размышления, от которых его отвлекли слова Грибуйля:

– Капрал, я не попрощался с Каролиной; мне надо пойти ее поцеловать.

КАПРАЛ. – Тебе нельзя идти одному, Грибуйль; наступает ночь: я отвечаю за тебя перед сестрой.

ГРИБУЙЛЬ. – Ну что ж! Пойдемте со мной; и вы тоже попрощаетесь с Каролиной: она будет очень довольна.

КАПРАЛ. – Не могу, дружок: мне следует находиться здесь до прибытия господина кюре. Долг прежде всего.

ГРИБУЙЛЬ. – А когда придет господин кюре?..

КАПРАЛ. – …То я смогу сходить с тобой; а когда станет совсем темно, мы отправимся к тебе домой, чтобы провести там ночь и постараться поймать этого негодяя Мишеля. Один из моих людей уже там, он спрятался в дровяном сарае; а мы будем караулить в доме.

Как раз в эту минуту явился кюре в сопровождении Нанон.

– Доктор приходил, капрал? – спросил он, войдя в комнату.

КАПРАЛ. – Все сделано как полагается, господин кюре; Нанон может заняться телом.

НАНОН. – А вы считаете, что я справлюсь с этим одна? да еще в этой вашей тюрьме, где ничего нет и не видно ни зги.

КАПРАЛ. – Для вашей работы, Нанон, достаточно одной свечи: что касается помощи, пойду позову жену моего товарища Прево, она вам поможет.

Капрал вышел и через некоторое время вернулся в сопровождении жены Прево, которая была, к счастью, в хороших отношениях с Нанон; они вдвоем направились в камеру, где и занялись своей работой.

– Посидите-ка со мной, капрал, – сказал кюре, усаживаясь, – давайте поговорим о серьезном деле, которое вас ожидает.

КАПРАЛ. – Очень огорчен, что вынужден отказать, господин кюре: но я пообещал Грибуйлю проводить его к сестре, он горячо желает с ней попрощаться.

КЮРЕ. – Но ведь он ее увидит завтра. Дай нам поговорить, Грибуйль: ты будешь знать, о чем речь.

ГРИБУЙЛЬ. – Нет, господин кюре: мне непременно надо поцеловать Каролину; если я не поцелую ее нынче вечером, то меня совесть замучит.

КЮРЕ. – Ну что за ребячество! Ты забываешь, что тебе шестнадцать лет, ты становишься мужчиной.

ГРИБУЙЛЬ. – Разве это повод забыть про сестру? Что вы, считаете, что мне незачем будет ее целовать и что я оставлю ее у вас, когда стану мужчиной, как вы выразились? Капрал пообещал меня проводить, потому что не хочет отпускать одного ночью. Слушайте, я ведь ненадолго, и вы успеете поговорить попозже.

КЮРЕ. – Ну, тогда до завтра, капрал, потому что позже я буду на своему посту, в тюрьме, у тела бедной Розы.

Капрал пожал руку кюре, выразив сожаление о невозможности составить компанию, и отправился с Грибуйлем. Когда они прибыли в дом священника, капрал предпочел остаться у дверей и велел Грибуйлю идти одному. Вскоре тот вернулся, с покрасневшими глазами. Капрал заметил это.

– Что с тобой, мой бедный мальчик? Ты, похоже, плакал?

ГРИБУЙЛЬ. – Да, я не смог удержать слезы, когда прощался с Каролиной, мне казалось, что я с ней расстаюсь надолго, и мне стало очень грустно… Все идет как-то не так, как обычно; мне хочется попрощаться со всеми, кого я люблю, с гоподином Дельмисом, с господином кюре, даже Нанон я охотно бы поцеловал. Единственное, что меня утешает, это то, что вы со мной, капрал, – добавил он, подойдя к нему и нежно пожав руку.

КАПРАЛ. – Ничего, мой друг; это потому что ты не привык разлучаться с сестрой. Будь смелее! Скажу словами господина кюре: ты скоро станешь мужчиной; так что не позволяй себе поступать, как ребенок.

ГРИБУЙЛЬ. – Я постараюсь… Сделаю, что смогу… но я не могу. У меня какая-то тяжесть на сердце.

Капрал дружески погладил его по голове, Грибуйль взял его за руку, и они молча отправились в путь. Наступила темная, грозовая ночь; вдалеке ворчал гром; ветер принялся раскачивать верхушки деревьев; все сильнее ощущалась духота, все изнурительнее становилась жара. Погруженный в раздумья капрал не замечал ни этого, ни того, как тюрьма осталась далеко позади, и продолжал следовать к дому Каролины и Грибуйля. Он очнулся от мыслей, обнаружив, что цель пути достигнута и что приближающаяся гроза усилила и сгустила окружающий мрак, облегчив возможность проникнуть в дом незамеченными, так что им без труда удалось добраться до двери, от которой у Грибуйля был ключ. Капрал взял его из рук спутника, бесшумно вставил в замочную скважину и осторожно повернул. Грибуйль вошел первым; капрал последовал за ним, закрыл дверь и запер ее на засов.

– Закроем ставни, – сказал он. – Если взойдет луна, снаружи будет видно, что ставни остались открытыми, и это покажется подозрительным.

ГРИБУЙЛЬ. – Где вы собираетесь провести ночь, капрал?

КАПРАЛ. – На стуле, дружок: я ведь не спать сюда пришел, а стеречь.

ГРИБУЙЛЬ. – И я буду сидеть на стуле рядом с вами: я не хочу спать.

КАПРАЛ. – Наоборот, ложись спать: незачем тебе томиться в засаде.

ГРИБУЙЛЬ. – Но вам-то придется!

КАПРАЛ. – Я к этому привычен, дружок. Кроме того, это мой служебный долг.

ГРИБУЙЛЬ. – А также долг перед сестрой и передо мной; ведь я тоже ее брат? Значит, и я должен помогать вам стеречь из чувства долга перед ней? И мне ведь надо все это видеть, чтобы подробно рассказать Каролине, как вы будете себя вести и как захватите Мишеля?

КАПРАЛ. – Делай, как хочешь, дружок; у меня не хватает духу отказать тебе в том, чего ты так горячо желаешь.

ГРИБУЙЛЬ. – Спасибо, капрал; я все больше и больше вижу, что вы мой настоящий друг; вы уступаете мне только когда это необходимо; и правильно делаете, потому что где-то внутри, в сердце или в голове – не могу понять – что-то предупреждает, что я буду вам полезен сегодня ночью.

КАПРАЛ. – Милый Грибуйль, ты и так будешь мне полезен, ты уже доказываешь свою дружбу совместным ожиданием.

ГРИБУЙЛЬ. – Правда! Ну вот, вам теперь хоть немножко понятно, как я вас люблю?

КАПРАЛ. – Не немножко, а очень даже много; я сирота с детства, никогда не встречал истинного друга, который бы меня по-настоящему полюбил, и меня очень тронуло такое доказательство дружбы, славный Грибуйль, хоть ты еще так мал…

XXVII. Преданность

Не успел он проговорить это – вполголоса, как и до сих пор они говорили, – как вдруг дверь напротив них, ведущая в умывальню, осторожно открылась и вошел, крадучись, человек с потайным фонарем. Света, который струился сквозь оставшуюся открытой дверь, капралу хватило, чтобы мгновенно признать Мишеля. Грибуйль прижался к капралу; тот не шевелился. Прежде чем пройти в комнату в поисках уголка, где могло находиться маленькое сокровище бедной Каролины, Мишель направил свет потайного фонаря в сторону, где находился капрал, увидел его, испустил крик бешеной ярости и нацелил зажатый в руке пистолет на капрала, в момент, когда тот метнулся к преступнику.