Политические последствия подобного заблуждения рано или поздно не могли себя не проявить.
И все же, можем ли мы говорить о том, что народное благочестие, в том виде, как оно проявляло себя в эпоху императора Николая I, диссонировало с его, императора, официальной религиозной политикой? Полагаю, что подобная постановка вопроса не совсем правильна. И в Синодальный период, под не ослабевавшей опекой государства, Православная Церковь жила и развивалась, решала свои проблемы, и получала новые. Политическая система многое предопределяла, но проявлению личной веры, личного благочестия она мешала минимально.
Разумеется, народное благочестие не тождественно народной религиозности, т. н. «народному православию», так как религиозность не вера и не догматическое учение и тесно связана с психологией человека и социума. «Называя человека религиозным, – писал Л. П. Карсавин, – мы подчеркиваем не то, во что он верит, а то, что он верит, и выделяем таким образом субъективную сторону. Религиозный человек – это верующий человек, взятый с субъективной стороны его веры»[300]. Настоящее обстоятельство необходимо иметь в виду, когда речь заходит о фольклорной религиозности, не забывая, что народное православие есть историческая форма развития фольклорного сознания[301].
Это всегда понимали и помнили православные богословы, клирики и миряне, писавшие о народной религиозности. Они никогда не скрывали, что разного рода суеверия широко распространены в русской простонародной среде[302]. Однако они также знали, что наличие суеверий не может (и не должно) быть критерием для оценки народного благочестия, что религиозность большинства верующих православных людей имеет в своем истоке ясное понимание христианской правды и жизни во Христе.
Очерк пятый. Архимандрит Моисей (Путилов) и возрождение Оптиной пустыни
В истории русской святости XIX – начала XX вв. Оптина пустынь занимает свое особое место. На фоне сотен русских монастырей обитель, расположенная в нескольких километрах от города Козельска, на берегу маленькой речки Жиздры, отличалась прежде всего тем, что в ее стенах получило развитие такое явление религиозной жизни как старчество. Как известно, целью старчества является нравственное усовершенствование опытным иноком (старцем) своего духовного чада, полностью и добровольно подчиняющегося его водительству. Считается, что в русском подвижничестве XIX в. наиболее плодотворным оказалось нахождение “золотой меры в аскетическом подвиге, уравновешенное подчинение телесной аскезы аскезе духовной”. Примером тому как раз и является Оптина пустынь, насельники которой глубоко усвоили уроки Григория Нисского, видевшего цель подвига монаха не в умерщвлении плоти, а в обуздании страстей и вожделений, в обретении любовной цельности личности[303].
Со времен св. Паисия Величковского русские старцы сохраняли и передавали своим ученикам «науку наук», – преемство в прохождении «Иисусовой молитвы». Обращая самое серьезное внимание на «умное делание», старцы никогда не забывали о помощи советом и утешением всем, кто приходил к ним за этим. Помогая христианину раскрыться до «богочеловеческой меры», они видели задачу не в умалении личности своих духовных детей, а в содействии возрастанию этой личности «во взаимном смирении и любовной открытости»[304]. Без утверждения евангельской идеи любви к ближнему невозможно, думается, представить развитие Оптиной пустыни как своего рода духовно-нравственного ориентира, одинаково привлекательного и для образованных «богоискателей», и для простых верующих. В. В. Розанов считал даже, что Оптина – единственная русская обитель, с которой установились «живые и прочные литературные связи»[305].
Почему все это стало возможно и почему именно в Оптиной пустыни утвердилась преемственная традиция старческого делания?
Полагаю, что ответить на поставленные вопросы возможно рассмотрев, как происходило становление и развитие пустыни в первой половине XIX в., а также определив роль и значение в этом деле многолетнего ее настоятеля архимандрита Моисея (Путилова).
* * *
Дореволюционные русские историки Оптиной пустыни традиционно говорят о двух периодах ее бытия; первый охватывает эпоху от времени пустыни основания и до конца XVIII в., а второй, – от начала XIX в. и до начала XX в. Последний, «период восстановления и процветания», собственно, и составляет славу обители. Время и причины основания Оптиной пустыни документально не восстановимы, – существуют лишь предания и косвенные данные. Согласно преданиям, иноческая жизнь в этом месте может быть отнесена к XV в. Нет никаких точных данных и о легендарном основателе пустыни – Опте, первоначально предводителе шайки разбойников, занимавшейся грабежами в Козельской засеке (как именовались появившиеся с XIV в. заповедные леса, насаждавшиеся русскими князьями с целью помешать неожиданным опустошительным набегам татар).
До XIX в. пустынь именовалась не Введенской, а Макарьевской Оптиной. По предположению архимандрита Леонида (Кавелина), «основатель обители, отшельник Опта при пострижении в монашество был наречен Макарием, почему и пустынь его (в которой вероятно он сам и был первым настоятелем) удержала за собой название Макарьевой Оптиной» (к тому же с 1629 г. и до времени архимандрита Леонида (Кавелина) там не было ни храма, ни придела во имя преподобного Макария)[306]. Первый период истории пустыни не отмечен ничем выдающимся, более того, исследователи даже заявляли о «не особенно высоком» в ту пору нравственном состоянии братства обители[307]. В правление Петра Великого Оптина переживает глубочайший кризис, монастырь даже ненадолго (до 1726 г.) закрывают.
До начала XVIII в. в пустыни существовало так называемое строительское настоятельство, а с начала XVIII в. и до 1764 г. – игуменское. Кроме того, в течение всего XVIII в. там не было строгого общежития, братия получала деньги на проживание (так называемое «зажилое жалование») и все иноки делились деньгами, общей была только трапеза. Монастырский устав полностью не исполнялся. Показателем кризиса может служить пример настоятельства (в 1760–1762 гг.) некоего отца Пафнутия, не умевшего читать и писать[308].
В царствование Екатерины II, 26 февраля 1764 г. издавшей указ о секуляризации монастырских имений, а 31 марта 1764 г. установившей разделение заштатных (т. е. не взятых на содержание государством) монастырей на 3 класса (в зависимости от числа монашествовавших), Оптина пустынь оказалась последней из числа семи заштатных монастырей, оставленных на собственном содержании и с семью монашествующими. Перспективы ее трудно было назвать радужными…
Тем не менее, именно в годы правления Екатерины II начался подъем внутренней жизни русского монашества, вскоре благотворно сказавшийся на судьбе Козельской обители. Этот подъем непосредственно связан с именем прп. Паисия Величковского (1722–1794), аскета, мистика, переводчика «Добротолюбия», посвятившего всю свою жизнь монашескому «внутреннему деланию». Будучи прежде всего монахом, прп. Паисий стремился понять и построить иноческую жизнь в соответствии с правилами святых отцов. В созданном им общежительном уставе указаны два основные правила монашеского общежития: полное нестяжание и послушание. Прп. Паисий уделял внимание тому, каким должен быть настоятель, как инок должен проводить день, никогда не оставаясь праздным. Таким образом, труды прп. Паисия служили руководством к ведению правильной иноческой жизни. Его ученики и, преимущественно, ученики его учеников сыграли главную роль в