Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дверь постучали, и неуверенно заглянула лиловая голова Дэрдры Финглхалл.
— Хвала Мерлину! — прошептала леди Малфой. — Помогите мне, ей дурно, она бредит.
— Он ведь не может… Он не должен… Так не может быть… — шептала Тонкс, мотая головой. — Не может быть так…
* * *
Гарри мог. Гермиона уже поняла, что Гарри мог очень многое, живя по старому римскому принципу — in hostem omnia licita[146]. А Гарри теперь считал врагами абсолютно всех.
Тело Люпина обнаружили вечером во вторник.
Накануне ночью Етта проснулась от приступа ужасной ярости. Именно проникнув в ее воспоминания, впоследствии Темный Лорд смог указать место, где и был найден труп, в крови которого выявили остатки Сыворотки Правды.
Магический мир снова был потрясен. Об этом злодействе кричали нараспев все волшебные газеты. Чуточку излишне для того, чтобы это могло получиться само собой.
Зато эффект был достигнут сполна.
А на могиле Ремуса Люпина его безутешная вдова, обратившаяся чем‑то весьма напоминающим костлявую ведьму–привидение банши, поклялась, дико сверкая глазами, убить Гарри Поттера любой ценой.
Глава XXXVI: Перчатки для Черной Вдовы
Встала я за спиною безумья,
Разбежалась и прыгнула в ад.
И однажды в канун полнолунья
Не нашла уж дороги назад.
Я расправила крылья над бездной,
Над туманом безликой дали,
А когда обернулась — исчезла
Даже тень опустевшей земли.
И теперь среди стен подземелий,
В гуле шорохов грешной земли,
Я у демоновой колыбели
Пеленаю заслуги свои…
Восемнадцатого декабря Габриэль родила сына.
Крошечное создание с белоснежной кожей и ангельским взглядом демонёнка.
Младенец казался Гермионе совсем игрушечным, неестественным. Но в этом было что‑то чарующее, особенно в его глазах — небесно–голубых с едва различимой багряной поволокой. Да и в самих чертах лица было нечто неземное, нечеловеческое — но вместе с тем неизъяснимо прекрасное.
И царственное. Повелительное, властное, если не диктаторское. Воплощенное в почти невесомом младенце, это незримое, неуловимое нечто гипнотизировало и внушало едва ли не сакральный трепет, даже страх, смешанный с восхищением.
На наследника Темного Лорда, особенно если он не спал, можно было смотреть до бесконечности…
Габриэль быстро отошла от родов и сама заботилась о малыше, которому предстояло невесть сколько времени расти в роскошных подземных покоях Блэквуд–мэнор, таимым от всякой живой души, не посвященной в тайну его появления на свет.
Впрочем, пока он был еще слишком мал, чтобы это могло обеспокоить кого‑либо.
Крошечный человечек почти не плакал — обо всем, что ему было нужно, он говорил вслух — вдовствующей сестре, малолетней племяннице, отцу или огромной Королевской Кобре Нагайне.
Салазар Волдеморт Гонт с рождения владел парселтангом.
* * *
После рождественских праздников Беллатриса вернулась к обязанностям преподавателя самозащиты в гимназии Темного Лорда.
Причин, по которым она скрывалась эти полгода, не открывали никому.
А жизнь входила в привычное русло. Етта готовилась к поступлению в гимназию, проглатывая знания с аппетитом, подобно деду и матери когда‑то.
После седьмого дня рождения Волдеморт взялся обучать ее основам магии — и Гермиона с удивительной покорностью приняла это: воспитать девочку в гармонии с окружающей ее действительностью казалось ей сейчас благом.
Здравствовал в подземельях маленький змееуст Салазар, опекаемый Габриэль под надежной защитой Нагайны.
В магическом мире царил покой, всё снова затихло, вошло в колею.
Гермиона учила гимназистов Даркпаверхауса премудростям, связанным с сознанием. Рон и Женевьев готовились к свадьбе, которую планировалось сыграть осенью.
Хихикая, Амаранта сообщила своей подруге, что и ее Чарли зовет под венец — но это всё «такие глупости».
Черная Вдова снова вышла на охоту — об этом леди Малфой узнала от Крама, с которым часто общалась теперь в гимназии.
Виктор возмущался последними тайными расправами, предшествовавшими принятию нового закона в Министерстве магии, и всеми силами старался перетащить Гермиону на свою сторону.
То ли по личной инициативе, то ли по плану упорного Ордена Феникса, Виктор вознамерился сделать из наследницы Темного Лорда своеобразного двойного агента.
— Только препятствовать излишнему злу, — увещевал он. — Для тебя это безопасно. Помогая спасать безвинных, ты искупишь многие прегрешения, — твердил Крам со всей возможной убедительностью.
И еще постоянно пытался выведать что‑либо о судьбе Габриэль — но Гермиона лишь заверяла, что та жива и вполне счастлива сейчас без своих «героических воспоминаний».
— Она не такая, как считаешь ты, — упорствовал Виктор. — Без этих воспоминаний она не она. Помоги спасти девочку, и я больше ни о чем уже тебя не попрошу.
Но Гермиона только улыбалась странно и качала головой — исключительно из заботы о самой Габриэль. Мать ее брата едва ли будет счастлива расстаться с возлюбленным чадом и осознать всю ужасную правду произошедшего.
* * *
— Как бы нам с тобой помирить Чарли и Рона?
Это было в самом начале весны. Гермиона и Амаранта пили чай в кабинете провидицы, и леди Малфой затронула тему, давно беспокоящую ее почти счастливого рыжего друга.
— Ты же знаешь… — вздохнула полувейла.
Чарли упорно не желал возобновлять отношения с братом, всё еще обвиняя того в смерти Джинни.
— Но ведь Рон не виноват! — горячо возразила Гермиона. — Он пытался смело следовать долгу — так, как понимал его тогда. Если бы я не узнала правду о своем происхождении, я тоже ввязалась бы за Гарри в эту бессмысленную борьбу, и кто знает, когда мне удалось бы остановиться! А Рон к тому же очень подвержен чужому влиянию. И крайне высоко ценит дружбу! Но он смог оставить Гарри до того, как обратился в чудовище…
— Чарли говорит, что сестры этим не вернешь, — развела руками Амаранта. — Что я могу сделать?
— Давай я с ним поговорю? — предложила леди Малфой.
— Поговори. Но я не думаю, что ты добьешься чего‑либо.
— Когда бы нам увидеться? — воодушевленно спросила ведьма, оставляя без внимания последнее замечание.
— Мы обычно встречаемся в деревне у моих родителей, — меланхолично заметила полувейла. — Если не имеешь ничего против, возьму тебя как‑нибудь с собой, только предупрежу его заранее. Может, за одно втолкуешь этому упрямцу, чтобы оставил свои глупости с подношениями Гименею[147]!
— Амаранта…
— И ты то же зелье мешаешь! — возмутилась полувейла. — Кадмина, подумай сама! Мне больше восьмидесяти лет, я на всю жизнь изуродована этим шрамом, питаюсь кровью невинных магглов и во мне самой нет абсолютно ничего человеческого! Знаю всё, что ты сейчас скажешь, — замахала руками она. — Кадмина, я — не человек, существо, создание ночи. Я даже не имею права использовать волшебную палочку! Думаешь, отец Чарли и все его близкие будут рады такому союзу? Ты так хочешь помирить Чарли с братом и ратуешь тут же за то, чтобы рассорить его со всей родней! Лучше втолкуй ему очевидное — когда мы заговариваем об этом вдвоем, он начинает напоминать мне тролля. И это утомляет…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});