Я должна вернуться домой.
Эта мысль ударила, как гром посреди ясного неба. Я должна была додуматься до этого раньше. Но убежать от проблемы вовсе не означало ее решить. Тем не менее, это было самым правильным решением за последнюю неделю. Это же так просто — уехать из Мак-Марри и никогда больше сюда не возвращаться.
— Я могу позвонить… папе? — выдохнула я, и дядя, кинув в мою сторону недоверчивый взгляд, кивнул.
— Подумай, о чем я говорил тебе. — Дядя вышел из комнаты.
Меня все еще немного трясло после пережитого кошмара, но я прижала к себе ягненка и почувствовала исходившие от него волны спокойствия. Вскоре мне стало лучше и, шмыгнув носом, я набрала на телефоне номер отца. Странно, но трубку никто не брал. Я подумала, что, возможно, папа забыл телефон дома, но вскоре я услышала на другом конце провода тяжелое дыхание.
Ллевелин Макэндорс, кто бы сомневался.
— Солнышко, как ты там? Мы по тебе так скучаем, — защебетала мачеха.
Я скривила лицо, радуясь, что еще не изобрели телефоны с экраном. Ллевелин тогда бы увидела, как меня тошнит от ее словечек.
— Мне нужно поговорить с папой.
— Папы сейчас нет дома, солнышко, он уехал в Перт на три дня, а телефон, глупышка, оставил, — с сожалением произнесла Ллевелин. Я едва сдерживала себя, чтобы не съязвить ей что-нибудь в ответ. Хотя даже если я и скажу ей что-нибудь дерзкое, боюсь, она все равно ничегошеньки не поймет.
Ллевелин была недалекой женщиной. Из разряда тех, у кого цвет волос совпадал с количеством серого вещества. А после того, как она покрасилась еще на тон светлее, поглупела окончательно. Весь ее маленький мирок вертелся только вокруг глянцевых журналов и ресторанов с вегетарианской кухней. Ну хорошо, ей еще нравилось называть меня "солнышко" и строить щенячьи глазки, когда я отказывалась убираться в своей комнате.
Однажды на мой четырнадцатый День рождения мачеха пригласила своих подружек с силиконовыми грудями и вечно недовольно поджатыми губами. Одна из них — кажется, ее звали Глория, — подарила мне пару дорогущих туфель на огромной шпильке. Проблема была всего одна: они были не моего размера — зато прекрасно подходили на "изящную" ножку Ллевелин. Да, не всегда сказка о Золушке воплощается в реальной жизни. Точнее, воплощается, но уж больно в искаженном виде. В сказке хрустальная туфелька была миниатюрной, а отнюдь не восьмого размера.
— Передай, что я звонила, — быстро бросила я и отключилось. Меня не прельщало еще два часа выслушивать бредни о новых нарядах моей мачехи.
Все. Теперь мой план обломался с обоих концов. Я оказалась запертой в Мак-Марри, точно птица в клетке, так что теперь мне осталось испытывать на себе весь этот кошмар еще целых три дня. Господи, я не выживу еще три дня в этом сошедшем с ума мирке!
Ладно, два дня из этих трех я проведу в школе, но сегодняшний день обещал быть адом, особенно с таким замечательным началом в виде "увлекательного" сна.
Чтобы не терять времени даром, я решила навестить Дейзи, а затем заглянуть к Эовин. Кажется, она обещала показать мне фотографии с фестиваля. Несмотря на то что воспоминания об этом мероприятии у меня были не самые приятные, мне все же нужно было как-то развеяться.
Дяди снова не было дома. Но на ферме всегда работы хватает: убраться в конюшнях, покормить животных, собрать последний урожай слив за домом… Я чувствовала, что дядя избегал разговоров со мной, потому что понимал, что происходит что-то не то. То, как он отзывался о Шварце, уже о многом говорило.
Ягненок сначала порывался пойти вместе со мной, поэтому мне пришлось пойти на хитрость: я налила ему в блюдечко немного молока, и пока тот жадно пил, потихоньку выскользнула из дома.
На улице дул сильный порывистый ветер, и воздушный поток вздергивал с земли опавшие листья, унося их куда-то далеко за пределы окраины. Поговаривали, что именно здесь, на Западе, и кончался мир. Он просто обрывался в определенном месте, и затем начиналась пустота. Там, вне нашего мира, должно быть, даже холоднее, чем на Северном пике, но точно никто сказать не может: из экспедиций живым еще никто не возвращался, приборы же уже через сотню миль от последнего поселения начинают барахлить.
Туман не рассеялся еще со вчерашнего дня, но мне даже нравилось быть поглощенной этим неощутимым дымом, нравилось чувствовать, что здесь я сама по себе, одна, и никто меня не заметит. Мне нравилось это ощущение одиночества, которое давал мне туман. На короткое время я точно становилась никем. Девочкой из ниоткуда.
Рыхлый мягкий воздух обволакивал мое тело, позволяя забыться. Я могла не беспокоиться о том, что где-то вдалеке внезапно мог возникнуть холм с одиноко стоящим посреди него дубом: туман все равно скрыл бы его от меня.
Покрепче закутавшись в тонкую ветровку, я спрятала нос от ветра, чтобы было легче дышать, натянув горло свитера на лицо. Мне было все равно, насколько смешно это выглядело со стороны, но я же была избалованной жительницей большого города, поэтому не могла без отвращения дышать терпкой пылью, все время попадающей в нос.
Хорошо, что дорогу к дому, где жила Дейзи, я знала наизусть, иначе бы точно заблудилась где-нибудь в тумане и выбралась бы только к четвергу — к тому времени, как синоптики обещали, что туман покинет границы Западных земель. Хотелось бы в это верить, потому что до тех пор, пока над землей будет стоять такой дым, не будут летать самолеты, а, следовательно, и я не смогу покинуть это проклятое местечко. Времени до четверга мне было достаточно, чтобы сказать отцу о своем возвращении, собрать вещи и попрощаться с новообретенными друзьями. С кем — с кем, а с Эовин, Осборном и Лесли мне было жаль расставаться. Я так быстро влилась в их компанию, что мне стало казаться, будто я всю жизнь сидела с ними за крайним столиком в кафетерии и смеялась, наблюдая за тем, как Лесли поглощает все, до чего может дотянуться.
Да, аппетита этой кажущейся на первой взгляд худенькой девушке было не занимать. Временами у меня даже возникало чувство, что, изучая, как какой-нибудь жук ползет по скамье, на которой она сидит, Лесли думала о том, насколько съедобным был этот самый жук. И только поймав мой настороженный взгляд, она небрежно улыбалась и делала вид, будто несчастное насекомое ее ни капельки не интересует.
Я даже почти привыкла к ее странной косметике, хотя, если признаться, еще ни разу не видела Лесли без этого жуткого грима. Если бы я была с ней не знакома и встретила бы поздно вечером ее на улице в каком-нибудь темном переулке, то испугалась бы до чертиков. Она походила на тех фриков из Мельбурна, что любили надевать на себя исключительно черную одежду и малевать себя помадой такого цвета, что губы становились похожими на губы мертвецов. Бледные, синие… Аж мурашки по коже. Но Лесли была не такая. Она была просто… особенная. И в ее гардеробе была не только черная одежда, но если там и было что-то пестрое, то это были только свободные сарафаны в пол с цветочным орнаментом. И, тем не менее, в традиционной для всех жителей Мак-Марри рубашке в клеточку я ее не видела ни разу, хотя она и не выказывала в сторону этого предмета гардероба никакого явного отвращения. В отличие от меня. Особенно теперь, когда Лесли и Осборн поспорили, буду ли я носить эти мерзостные рубашки. Я чувствовала себя подопытным кроликом, когда кто-либо заключал против меня хоть какие-нибудь пари и теперь из принципа не хотела облачаться в этот ужас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});