Эовин коснулась моего плеча, и я точно очнулась от длительного гипноза. Кругленькое миловидное личико Эовин приняло игривое выражение.
— Идем, Джинни. Скоро начнется самое интересное.
— Самое интересное? — не поняла я.
— Самое, — заговорщически подтвердил Освальд, и все трое принялись толкать меня в сторону центральной площадки, возле которой уже собралась основная масса народу.
С трудом протиснувшись в первые ряды, мы замерли в ожидании чего-то. В ушах звенело, ладони вспотели, а ютившийся в моих руках ягненок заснул сладким сном, будто вокруг и не было гудящей и кричащей толпы.
Площадка из неотесанных деревянных досок пока пустовала, но судя по аккуратной трибуне из того же светлого дерева, сейчас кто-то должен был произносить какую-то речь. От ожидания у меня уже начали затекать ноги, и, нетерпеливо покусывая нижнюю губу, я разглядывала обступивших площадку с противоположной стороны людей, пытаясь угадать, куда же пропал дядя Рей. Сомневаюсь, что я смогла бы пропустить его, ведь он должен был быть рядом со Шварцем, а этого жеребца не заметить невозможно.
В душном воздухе летали облачка пыли, и я даже несколько раз чихнула, про себя посетовав на вечную аллергию. Хорошо хоть она не проявляется в виде каких-нибудь сыпей — я бы точно не выдержала.
И тут на помост поднялся мужчина, точно сошедший с обложки журнала "Настоящий ковбой": сапоги песочного цвета со вставками из темной кожи и теребящей бахромой, рубашка в самую мелкую клетку, которую вообще только можно было придумать и самый главный атрибут — широкополая шляпа с болтающейся под подбородком резинкой. Это был непередаваемый образ, но поражало не это — мужчина как будто был уверен в том, что он должен был выглядеть именно так. В своем "наряде" он чувствовал себя так же легко и непринужденно, как я чувствую себя в своих старых заношенных джинсах и черных кедах.
Мужчина подошел к трибуне и громко откашлялся, призывая толпу к тишине, — после чего все затихли. Клянусь, я могла услышать, как дышат кролики в запертых вольерах в противоположном крыле!
— И!.. Здравствуйте! — взревел ковбой, и зал тут же взорвался аплодисментами. Это выглядело так заразительно, что я чуть было не присоединилась к хлопающим и свистящим фермерам, их женам и детям, едва не забыв о сломанной руке и крошечном ягненке, мирно дремлющем у меня на руках.
— Я рад приветствовать вас на юбилейном сорок пятом ежегодном осеннем фестивале! И уже третий год подряд с вами я, Стю Гавард, и я объявляю начало традиционного конного аукциона! Только самые породистые кони, самые знаменитые участники скачек! И любая из этих красавиц может стать вашей!
Театральным жестом Стю Гавард махнул рукой в сторону стоявших за его спиной огромных вольеров, с которых как по команде слетели темные накидки. Наконец увидев свет, лошади принялись ржать, разъяренно трясти головами и пускать из ноздрей густой пар. Почти сразу я заметила стоявшего посередине Шварца, гневно роющего копытом землю.
У меня засосало под ложечкой: мне категорически не нравилось все это шоу. Это было похоже на то, как древние любили развлекаться, дразня животных, а затем убивая их. Головы убитых животных обычно вешались в отдельном зале владений богатого жителя республики, и его гости могли судить о том, насколько храбр или смел хозяин этого дома.
Но прошло уже много тысячелетий, так почему люди так отчаянно не хотят меняться? Я видела лица детей, совсем еще маленьких, и эти лица смеялись веселым беззаботным смехом, как будто им нравилось то, как бесились лошади в своих крохотных вольерах, в которых они едва помещались.
Перед глазами поплыло. Время для меня точно остановилось: я не чувствовала ни себя, ни окружающего пространства; все звуки в голове слились в один и протяжный вой. Я попыталась схватиться за что-то — за кого-то? — и лишь почувствовав у себя на щеке прохладную ладонь и услышав голос Освальда, я немного успокоилась.
— С тобой все в порядке, Джинни? — спросил он, и я сдавленно кивнула головой.
Я держалась за ощущение мягкого теплого тельца у меня в руках, представляла себе черную шерстку, завитую в мягкие игривые кудряшки, темные, как две гладкие блестящие пуговки, внимательные глаза животного, которое порой понимает гораздо лучше человека.
Внутри меня что-то ломалось. Я чувствовала, как что-то инородное в моем теле пыталось завладеть мной, моим разумом. И это что-то хотело, чтобы я выполнила то, что оно будет мне говорить. Оно хотело, чтобы я помогла Шварцу.
— Мне… нужно… на воздух… — с трудом выдавила я и как можно быстрее скрылась в толпе, чтобы Освальд не имел возможности меня догнать.
Я прорывалась между людьми со скоростью ветра, ни на секунду не позволяя себе расслабить руку и ненароком потерять ягненка. В этот момент я услышала голос Стю Гаварда, который сообщал какие-то подробности аукциона:
— …Но давайте позволим пока нашим скакунам отдохнуть! Накиньте на них черные вуали, джентльмены! Теперь вы знаете, на какой лошади сегодня должны уехать домой именно вы!..
Дальше голос Стю опять потонул в противном звоне, стоящем у меня в ушах. Я точно чувствовала, что надо делать. Подбежав к задней стороне вольеров — той, где собственно и были защелки, открыв которые, я бы выпустила Шварца на волю. Мне не было страшно — какая-то уверенность, граничившая с паранойей, поселилась в моей душе, и теперь я знала, что, что бы я ни делала, я делала верно.
Защелка поддалась без труда, и уже через мгновение я ощутила на себе гипнотическое воздействие черных бездонных глаз великолепного коня. Он был в праведной ярости: ноздри медленно вздымались, и по всему телу дрожали напряженные мышцы.
Сначала я подумала, что Шварц выдаст себя — начнет метаться и ржать в полную мощь, но он точно понимал, что я освобождаю его.
Мне повезло, что клетки никто не охранял, поэтому я осторожно взяла коня за уздечку и быстрым шагом повела его в сторону выхода, через который лошадей и проводили. Оказавшись на улице, где воздух еще не совсем оправился от дождя и пах жухлой листвой, я хлопнула лошадь по крупу, и Шварц тут же ринулся вскачь — туда, на восток.
Туда, где встает солнце.
— Сигарету? — Чей-то смутно знакомый голос раздался над самым ухом.
— Спасибо, я не курю, — машинально ответила я, тяжело дыша, и, повернувшись, нос к носом столкнулась с зеленоглазым парнем со школьной крыши.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});