Внезапно в видоискателе появилась фигура незнакомого мужчины.
— Здравствуйте! — широко улыбаясь, громко сказал он. — Позвольте представиться: Владимир Сафонов. Можно просто Володя.
Молодая женщина опустила фотоаппарат.
— Людмила Петрова. Журналистка, — сказала она, рассматривая мужчину.
На вид ему было лет 35. Шатен чуть выше среднего роста и обычного телосложения; лицо с правильными чертами. Улыбчив, приветлив. В общем, ничего отторгающего и вызывающего супруга капитана Петрова в нем не нашла. Обычный мужчина, каких во множестве можно было повстречать на улицах Ленинграда.
— Я в курсе, кто вы и как вас зовут, — кивнул новый знакомый. — С экипажем подружились?
— Пока почти никого не знаю.
— Это не проблема — я помогу.
Он протянул руку, приглашая миловидную молодую женщину пройтись в сторону кормы, где располагалась вертолетная площадка.
— Большого грузного мужчину видите? — негромко спросил Сафонов, кивая на группу моряков на краю площадки.
— Да.
— Это капитан нашего судна — Митрохин Геннадий Иванович.
— Какой-то он… — в легком недоумении пробормотала Люда.
— Какой?
— Пожилой. И насупленный.
— Насупленным ему положено быть по должности, — засмеялся Владимир. — А насчет пожилого — это вы хватили. Ему всего 45.
— Значит, показалось. А это кто? — повернулась женщина к мужчине, возившемуся с каким-то прибором возле закрепленных на палубе бочек.
— Артур Манугаров — руководитель спасательной экспедиции.
— О, это известная в стране личность!
— Да, вы правы. Кстати, можете его сфотографировать, если есть такое желание. И летчиков можете поснимать, правда, они все больше отдыхают в каюте и редко появляются на палубе — летать-то им предстоит не скоро.
— А вас?
— Меня не стоит, — уклончиво ответил Сафонов.
Кивнув, Людмила неуверенно спросила:
— Вы, я так понимаю, служите…
— Правильно понимаете, — опередил мужчина. — У вас ко мне, наверное, много вопросов?
— Ни одного, — сдержанно улыбнулась она.
— Тогда у меня к вам найдется вопросик. Если не возражаете.
— Не возражаю.
— Вы написали два заявления. Первое редактору, второе — нам. И очень просили освободить от этого задания. Неужели не интересно, почему вам отказали?
Люда одарила Владимира «преданным советским» взглядом:
— Если Госбезопасность решила — значит, так надо. У вас больше нет ко мне «вопросиков»?
— Пока нет.
— Тогда позвольте мне еще немного поснимать — вечером отправлять репортаж.
Он понял, что к доверительному разговору она не готова. И, вежливо улыбнувшись, отпустил собеседницу…
* * *
На «Громове» все было по-старому, кроме двух моментов.
Во-первых, Петров теперь сидел в своей каюте под замком. В основном он валялся на койке и спал. Или ел, когда Тимур четко по расписанию приносил еду. В остальное время читал книги, рассматривал семейные фотографии или бросал в стену теннисный мячик.
А во‑вторых, «Семен Семеныч» приблизился к ледоколу еще на несколько десятков метров.
Севченко все так же выходил «на люди» не чаще четырех-пяти раз в сутки. По дороге в кают-компанию он наведывался на мостик, где выслушивал короткий доклад вахтенного о состоянии дел на судне. Затем принимал пищу и отправлялся на палубу подышать свежим воздухом. Иногда он замечал какой-нибудь «косяк»: пыль на перилах, грязные ступени трапа или лежащую поперек коридора собаку. В этих случаях он беззвучно матерился и топал дальше, понимая, что продолжать «закручивать гайки» бессмысленно…
Вертолетная площадка оставалась единственным местом на палубе, где постоянно теплилась какая-то жизнь. Кукушкин ежедневно по два-три часа проводил возле вертолета в поисках неисправности, из-за которой не запускался проклятый правый двигатель.
Отчасти этому рвению способствовали недавний нагоняй от капитана и угрызения совести за устроенную при посадке аварию. Отчасти он занимался починкой по той простой причине, что не мог отыскать себе другого подходящего дела. В каюте он добросовестно изучал формуляры и схемы, потом поднимался на площадку, включал тепловую пушку, засовывал брезентовый рукав в нутро своего Ми-2 и около часа отогревал его. За это время с кем-то из добровольных помощников приносил из теплого помещения два аккумулятора, устанавливал их в носовой отсек. Затем лез по стремянке под открытый капот, копался в проводке, проверял уровень масла. Ну, а венцом этого трудового подвига была попытка запуска, которая раз за разом завершалась неудачей.
Чаще других ему на помощь приходили полярник Беляев и боцман Цимбалистый. Беляев все равно маялся от тоски и безделья, а боцманом руководило простое человеческое сострадание. Потому как на бедного Кукушкина порой было больно смотреть.
Второй помощник Банник, заступив на вахту, первым делом подходил к настенному календарю с изображением Аллы Пугачевой и зачеркивал прошедший день. В общей сложности их накопилось три с половиной месяца. Затем он снимал показания метеорологических приборов, выяснял точные координаты судна и делал соответствующие записи в вахтенный журнал. После сооружал подобие чая, усаживался с кружкой в капитанское кресло, шевелил усами и подолгу смотрел вдаль…
* * *
Утро этого дня ничем не отличалось от десятков других, проведенных командой на дрейфующем судне.
Часов в десять Кукушкин по обыкновению явился на площадку, деловито обошел воздушное судно, постукивая носком теплого ботинка по колесам, похлопывая ладонью по фюзеляжу, а заодно проверяя целостность остекления кабины.
Затем последовал обязательный часовой прогрев тепловой пушкой моторного отсека и салона. Без данного мероприятия загустевшее масло редуктора не позволяло вращаться шестерням и оси несущего винта, а в вымороженной кабине «жестяной банки» невозможно было находиться более десяти минут.
Пока «пушка» гудела внизу, подавая по брезентовому рукаву в кабину разогретый воздух, пилот разобрался с аккумуляторами, потом вскарабкался по стремянке под капот и принялся в сотый раз осматривать правый двигатель…
Разумеется, ничего нового он не увидел.
Все подтеки выбитого масла были давно устранены. Уровень вновь залитого — в норме. Жгуты электрических проводов накрепко присоединены фиксируемыми разъемами. Топливо— и маслопроводы — в порядке. Контровочная проволока, отвечающая за надежность резьбовых соединений, цела.
— Чего ж тебе еще не хватает, сволочь? — простонал Михаил, спрыгивая вниз и захлопывая капот.