Подлетев к двери капитанской каюты, он громко постучал и, получив разрешение, перешагнул порог. Севченко стоял у стола и наглаживал форменные брюки.
— Валентин Григорьевич, разрешите доложить?
— Разрешаю, — без эмоций ответил тот.
— Вертолет починили!
Тот даже не повернул головы. Как возил утюгом по лежавшей на брючине влажной марле, так и продолжал свое занятие.
— Вертолет только что починили. Собственными силами, — повторил Еремеев. — Минут 15 молотил винтами на площадке…
— Это все? — равнодушно спросил капитан.
— Все.
— Вы свободны.
Потоптавшись, старший помощник вышел в коридор и прикрыл за собой дверь.
— Как же вы все достали!.. — сплюнул он на пол и вразвалочку отправился на ужин.
* * *
Тем временем спокойное плавание для «Новороссийска» и спасательной экспедиции закончилось — ледокол достиг ревущих 40-х широт.
В неспокойной полосе, зажатой между 40-й и 50-й параллелями, постоянно дули сильные западные ветры. Мощность воздушного потока здесь была настолько велика, что он порождал поверхностное океанское течение длиной 30 тысяч километров. Единственное в своем роде «кругосветное», ввиду того что оно пересекало все меридианы. Некоторое время назад эта «река» шириной в 1000 километров получила научный термин — «Арктическое циркумполярное течение». Спокойной поверхность океанов тут почти не бывала — из-за шквальных ветров штормы и бури хозяйничали в этих широтах более 250 суток в году.
«Новороссийск» медленно продвигался на юго-запад. Спереди на его нос с интервалом в 15–20 секунд наваливались огромные волны высотой с пятиэтажный дом. Судно опускало корму и тяжело карабкалось наверх, но… мощности и скорости для взятия «высоты» не хватало. В результате верхушка волны полностью его накрывала. С надстроек вниз устремлялись бурные потоки, затем вся вода с угрожающей скоростью неслась по палубе к корме.
Палуба в такую погоду, естественно, пустовала. Все члены команды и пассажиры находились в рабочих помещениях надстройки или под главной палубой.
Проклиная надоевшую качку, Люда возвращалась с обеда из кают-компании. Шла по узкому коридору, опираясь то о левую стену, то о правую.
Вот и каюта. Открыв незапертую дверь, она изумленно остановилась на пороге. У окна стоял Сафонов и с интересом рассматривал рисунок Феди.
— Людочка! — воскликнул он, увидев вернувшуюся хозяйку. — А я как раз хотел поговорить!
Та молча переступила порог, но дверь сознательно закрывать не стала, давая понять, что не одобряет беспардонных визитов.
— Вы извините, если в душу лезу, но… — Улыбающийся мужчина повернул к ней рисунок и щелкнул пальцем по нарисованному Петрову. — Просто не вполне понимаю: почему вы хотите развестись с мужем?
— Пьет. Бьет. Изменяет, — намеренно беспечным тоном ответила она.
— Сомневаюсь.
Людмила вздохнула:
— Ну, тогда я влюбилась в другого. Так лучше?
— Лю-юда, — укоризненно протянул Сафонов. — Поговаривают, что, когда вы подавали заявление о разводе, Андрей Николаевич так красноречиво и убедительно вас отговаривал, что сотрудница ЗАГСа прослезилась.
Молодая женщина отвела взгляд; ее напускная беспечность исчезла.
В каюте повисла неловкая пауза. Владимир поставил рисунок на место, прикрыл дверь каюты. И негромко сказал:
— Он ведь у вас правдолюбец — не может держать язык за зубами. Поэтому до сих пор по общагам и маетесь. Начальство, оно такое — не любит, когда ему перечат.
Она подошла к иллюминатору, за которым бушевала непогода, и встала к Сафонову спиной. Потом неопределенно качнула головой, словно не зная, развивать эту тему или нет.
И все же глухо произнесла:
— К чему этот разговор?
— Людочка, вы только поймите правильно: я ведь хочу вам помочь!
— Чувствуется.
— Петров же вас любит! И вы его. Но то, что он может дать семье со своим характером, это… Скажем так: это не то будущее, которое вы хотели бы для своего ребенка.
Она нервно повела плечиками. Дескать, без вас как-нибудь разберемся.
Однако он настаивал на своем, говоря пылко и уверенно:
— Но выход-то есть! Понимаете? Выход реально имеется!
Людмила медленно повернулась и вопросительно посмотрела на Сафонова…
* * *
Личико у Владимира Сафонова было смазливым, взгляд — проницательным, память — свежей, а ум — на зависть многим сверстникам. Правда с фигурой, ростом и статью родители подкачали.
Дети, как известно, жестоки, и бедный Вова многократно пожалел о том, что рос щуплым и невысоким. Одноклассники часто над ним подшучивали и измывались. Иногда насильно уводили в школьный двор и били. Особенно часто его унижал самый большой и сильный в классе пацан — Юрка Барышников.
Примерно в те годы в голове Сафонова и зародилось желание пробиться наверх, получить реальную власть над людьми. Для того чтобы повелевать, распоряжаться судьбами и быть неприкасаемым.
В 16 лет, ведомый мечтой, он на свой страх и риск отправился в Управление КГБ по Ленинграду и Ленинградской области. Выслушав его просьбу посетить отдел кадров, дежурный офицер попросил предъявить документы.
Ознакомившись с ними, поинтересовался:
— Зачем вам нужен наш отдел кадров?
— Хочу работать в КГБ, — ответил Сафонов. И уточнил: — Отлавливать и уничтожать для пользы нашей Родины всяких отщепенцев и ненужный сброд.
— Похвально. — Офицер вернул ему паспорт. — Но я могу сказать вам то, что ответит начальник отдела кадров. Причем слово в слово.
Понимая, что дальше дежурного пройти не получится, Сафонов согласился:
— Готов выслушать.
— Во-первых, молодой человек, у нас есть одно неписаное правило: «инициативников» мы в свои ряды не берем. Во-вторых, в нашу организацию можно попасть только после службы в армии или окончив гражданский вуз.
Терять попусту время в армии Владимир не собирался. А потому уточнил:
— Какой именно нужно окончить вуз?
— Любой. Но предпочтительнее юридический.
— Закончить можно с тройками или обязательно с красным дипломом?
— Желательно иметь хорошие оценки.
— Спасибо за информацию, — кивнул юный посетитель и отправился восвояси.
Окончив школу, он подал документы на юрфак Ленинградского университета. И приложил все силы для того, чтобы хорошо сдать вступительные экзамены. Родители Сафонова были из «простых» — из рабочих. Это был большой плюс, и его зачислили.
Сокурсники запомнили его спокойным, сдержанным, не выделявшимся из основной массы студентов. Он упорно учился, осваивая юриспруденцию, не оставляя себе времени на гулянки, пирушки и девочек.