скамейку и обняв его за шею, я вскрикиваю, когда он просовывает руки мне под бедра и выпрямляется в полный рост. Мы направляемся к деревьям, и я устраиваюсь у него на спине, наслаждаясь землистым и пряным ароматом его волос. Земля покрыта влажными листьями, которые заглушают шаги Джордана. Мое бесконечное любопытство обостряется, когда я вижу пункт назначения внизу небольшой наклонной тропы. Вдруг, Джордан останавливается и, посадив меня на рядом стоящий пень, отходит на несколько шагов в сторону.
— Я скоро вернусь, — он указывает на небольшую деревянную хижину в нескольких шагах от него. — Просто возьму кое-что.
— Лучше бы это не была какая-то дурацкая уловка, чтобы заставить меня снова бежать от тебя, больной, — обвиняю я играючи.
— Когда я захочу, чтобы ты бежала, ты узнаешь об этом, — парирует он.
Я улыбаюсь, и мое сердце снова в очередном чертовом безумии. Меня раздражает, как легко он обезоруживает. Я никогда не думала, что мне придется столкнуться с таким легким и нелепым подшучиванием. Тео всегда относился ко всему настолько серьезно, воспринимая мои слова как личное оскорбление. Я смотрю, как Джордан убегает в сторону сарая.
Он возвращается с одеялом, а затем накидывает его мне на плечи. Включает фонарик, который так же прихватил, и мы продолжаем идти в том же направлении, в котором шли.
Джордан помогает мне перепрыгнуть через небольшой ручей, который приводит нас к большой беседке из камня цвета слоновой кости. На колоннах вырезаны различные цветочные узоры. Камень тщательно очищен, несмотря на то что находится в лесу. Я приближаюсь к маленькой золотой табличке, прикрепленной к одной из первых колонн. Мое сердце замирает, когда я читаю надпись.
— В честь твоей сестры, — тихо шепчу я, повернувшись к нему.
— До смерти наших родителей мы проводили много времени в лесу, — объясняет он. — У меня не было сил каждый год посещать могилу, и мы с бабушкой и дедушкой решили сделать место, где я мог бы выразить свое почтение и вспомнить ее такой, какой она была.
— Красиво, — выдыхаю я, обращая внимание на детальную резьбу зелени. — Я уверена, что она в любом случае предпочла бы именно это.
— Мне нравится так думать.
Я понимаю, что плачу. В глубине души Джордан, кажется, сильно скучает по своей сестре. Это не оправдание убийств, но я не могу отрицать, что мне хотелось бы увидеть смерть любого, кто причинил боль тому, кого я люблю. Желание мести — часть человеческой природы, даже если она неприемлема. Мы некоторое время сидим на прохладном камне беседки, прислонившись спиной к одной из колонн.
— Можно вопрос? — спрашиваю я, усталость придает смелости.
Джордан проводит рукой по моим волосам.
— Спрашивай все, что хочешь.
— Почему я? — говорю я, делая вид, что изучаю что-то на потолке. — Во мне нет ничего особенного.
— Для меня ты особенная. Ты всегда видела именно меня. Тогда и сейчас. Я же говорил, что всегда планировал вернуться за тобой, — объясняет он.
— Каждый заслуживает, чтобы его увидели, — отвечаю я, беря его руку в свою. — Мне бы хотелось, чтобы у тебя все сложилось по-другому. У нас.
— У нас есть сейчас, — говорит Джордан, сжимая мою ладонь. — Я больше никогда тебя не отпущу.
Выражение его лица говорит о том, что он серьезно относится к каждому сказанному слову. Я роняю голову ему на плечо, периодическое стрекотание сверчков заполняет тишину.
— Ты в порядке? — спрашивает он. — Я имею в виду после разговора с твоими родителями.
— Кажется, никто мне не верит, — отвечаю я и наклоняю голову, чтобы посмотреть на него. — Даже полиция, похоже, боялась принять мое заявление.
— Начать говорить о таком вслух — самое сложное, — он поднимает наши руки, целуя костяшки моих пальцев. — Я горжусь тобой.
— Спасибо
Я беру его лицо в руки, чувствуя покалывание щетины на ладонях.
Все идеально, но я чувствую, что все равно что-то не так. Как будто все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я закрываю глаза, не желая позволять цинизму испортить этот момент. Особенно, если это не будет длиться вечно.
Глава 16
Джордан
Последние несколько дней были единственным подобием спокойствия, которое я имел за многие годы. Скарлетт с Харпер провели их в атриуме, планируя и украшая сад к званому ужину, который должен состояться уже этим вечером. У нас с Санни есть кое-что, что мы хотим подарить им за их тяжелую работу, но новостная статья в телефоне отвлекает меня.
«Жених наследника фармацевтической компании выступил с заявлением о домашнем насилии и заявил, что история о вторжении в дом была ложью».
Какого хрена?
Насколько мне известно, Скарлетт рассказала о своей ситуации только Харпер, своим родителям и полиции. Харпер никогда бы ее не предала, это очевидно по их отношениям. Ее родители тоже не оценят такого рода внимания к своей дочери. Значит, это кто-то из полиции. Ранее на этой неделе она упомянула, что они не хотели принимать ее заявление. Я выясню, кто за это ответственен, даже если мне придется лично рвать на части каждого по очереди, пока не получу нужное признание.
Закрываю статью и слышу звук шагов за пределами кабинета. Дверь распахивается, и в проеме появляется лицо Санни.
— Я чувствую себя смешно. Ты был прав, белый — это слишком.
Он выходит из комнаты. Белый костюм, который он выбрал, является полной противоположностью моего полностью черного наряда. В каком-то смысле его это устраивает.
— Я хочу отдать им конверт до того, как начнут появляться гости, которые собираются вносить пожертвования.
Мы видим двух женщин, бегающих вокруг длинного стола в атриуме и зажигающих плавающие свечи, покачивающиеся в чашах с цветной водой. Декор впечатляет: свежесрезанные цветы свисают с невидимой проволоки над столом, создавая впечатление, будто парят в воздухе. Лозы ароматной глицинии спускаются над цветочной аркой. Рулоны шелка задрапированы вокруг некоторых окон, где стоят точные статуи, изображающие греческих богов с различными травяными, хрустальными и цветочными подношениями. Зажжены даже свечи в подвесной люстре, подсвечивая своим мерцанием куполообразный потолок. Невозможно не заметить такое количество деталей и то, как мастерски девушки подошли к выполнению работы, что говорит об их преданности своему делу.
— Вам нравится? — спрашивает Скарлетт, появляясь рядом со мной, с торчащей на макушке веточкой гипсофилы.
Даже в садовом комбинезоне и выбившимися прядями волос, которые она небрежно заколола, у меня перехватывает дыхание при взгляде на нее. Для меня нет ничего более ценного, чем видеть ее такой счастливой, раскрасневшейся и увлеченной своей работой. Я хочу, чтобы так было всегда.
— Это прекрасно, дорогая, — отвечаю я, выдергивая