Читать интересную книгу Скандал с Модильяни. Бумажные деньги - Фоллетт Кен

– Как у тебя самой идут дела с написанием «биографий» наших подделок? – спросил Питер.

– Я уже закончила с Браком и с Мунком. Скоро будет готов Пикассо, – ответила Энн. – А какую историю мне придумать для твоего Ван Гога?

Питер воссоздавал картину, изначально написанную во время «гонки шедевров». Рядом с ним лежал альбом с цветными иллюстрациями, и он то и дело листал его. Цветовая гамма на холсте была преимущественно темной, линии – грубыми и тяжелыми. Тело могильщика выглядело мощным, но предельно усталым.

– Подобное полотно могло у него родиться примерно между 1880-м и 1886 годом, – пояснил Питер. – В так называемый голландский период. Тогда его картины еще никто не покупал, насколько мне известно. Предположим, оно несколько лет хранилось у него самого или, что даже лучше, – у брата Тео. Затем все же было приобретено каким-нибудь фиктивным коллекционером из Брюсселя. И всплыло у торговца в салоне только к 1960-м годам. Остальное нафантазируй сама.

– Мне использовать фамилию реального торговца?

– Было бы неплохо, только найди кого-нибудь помельче. Например, в Германии.

– М-м-м…

В комнате вновь повисла тишина, когда все трое вернулись к работе. Через какое-то время Митч снял с мольберта полотно и начал писать другое. Теперь Мунка. Первым делом он положил по всему холсту тонкий слой бледно-серой, сильно разбавленной краски, чтобы создать эффект прозрачной прохлады норвежского воздуха, которой пронизаны столь многие произведения Мунка. Время от времени он закрывал глаза в попытке избавить свое сознание от теплого английского солнца, заливавшего мастерскую. Ему хотелось заставить себя почувствовать холод, и это ему удалось до такой степени, что он даже начал чуть дрожать.

Три звучных удара кулаком во входную дверь разрушили тишину.

Питер, Митч и Энн недоуменно переглянулись. Энн встала из-за стола и подошла к окну. Когда она снова повернулась к мужчинам, ее лицо заметно побледнело.

– Это полисмен, – сказала она.

Все трое еще раз обменялись непонимающими взглядами. Митч первым пришел в себя.

– Пойди и открой дверь, Питер, – распорядился он. – Энн, спрячь готовые и чистые бланки вместе с печатью. Я же успею развернуть картины лицевой стороной к стене. За дело, быстро!

Питер неспешно спустился по лестнице, хотя сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Это выглядело совершенно невероятным. Полиция еще никак не могла узнать об их намерениях. Он открыл дверь.

Полицейским оказался рослый молодой констебль с короткой стрижкой и реденькими усиками.

– Это ваша машина припаркована снаружи, сэр? – спросил он.

– Да… То есть нет, – промямлил Питер. – Какая машина?

– Синий «мини», у которого все крылья чем-то разрисованы.

– Ах, эта! Она принадлежит моему другу. Он как раз гостит у меня сейчас.

– Тогда вам лучше поставить его в известность, что он забыл выключить подфарники, – сказал «бобби». – Всего хорошего, сэр.

И он пошел прочь.

– Спасибо за заботу! – бросил ему вслед Питер.

Он вернулся наверх, где его ждали перепуганные, вопрошающие взгляды Энн и Митча.

– Ты забыл выключить габаритные огни, Митч. Других претензий к нам нет, – сказал Питер.

Сначала ответом ему стало недоуменное молчание. Потом все трое разразились оглушительным, почти истерическим смехом.

Вибеке в своем манеже подняла головку, услышав внезапный шум. Удивление на ее личике сменилось улыбкой, и уже через секунду она влилась в общее веселье, словно прекрасно понимала всю забавную нелепость ситуации.

Часть третья

Фигуры на переднем плане

Вам следует задуматься над той ролью, которую играют изображения, подобные картинам художников, в нашей жизни. Эта роль далеко не однозначна.

Людвиг Витгенштейн, философ

Глава первая

В многоэтажном здании построенного из прочного железобетона отеля в Римини предлагали английский завтрак: бекон, яичницу, крепкий чай. Проходя через ресторан, Липси бросил взгляд на порцию, лежавшую в чужой тарелке. Яйца явно пережарили, а бекон имел подозрительный зеленоватый отлив. А потому, сев за столик, он заказал себе булочку и чашку кофе.

Он прибыл вчера слишком поздно вечером, почему и остановил свой выбор на столь неудачной гостинице. Утром он все еще ощущал усталость. В фойе купил бульварную «Сан» – единственную доступную английскую газету. Пролистал ее, дожидаясь заказа, и разочарованно вздохнул: это был совершенно не его тип издания.

Кофе немного снял утомление, хотя настоящий завтрак, тот, который он готовил сам для себя дома, оказался бы намного предпочтительнее. Намазывая булочку маслом, он прислушивался к звучавшим вокруг голосам, улавливая акценты жителей Йоркшира, Ливерпуля и Лондона. Еще кто-то говорил по-немецки. Но французской или итальянской речи не звучало совсем. Оно и понятно. Итальянцам хватало здравого смысла не селиться в отели, которые они сами строили для туристов. А ни один француз, имеющий голову на плечах, не вздумал бы отправиться отдыхать в Италию.

Доев булочку и допив кофе, он решил отложить пока сигару и спросил у портье, немного понимавшего по-английски, как найти ближайший пункт проката автомобилей.

Итальянцы словно лихорадочно стремились превратить Римини в копию Саутэнда. Повсюду встречались ресторанчики, подававшие рыбу с жареной картошкой, заведения с претензией на то, чтобы считаться английскими пабами, бары с гамбургерами и сувенирные лавки. Каждый свободный клочок земли стал строительной площадкой. Улицы уже полнились толпой курортников. Мужчины постарше предпочитали рубашки с открытым воротом, их жены ходили в пестрых цветастых платьях, а молодые, еще не успевшие пожениться пары дружно натянули расклешенные джинсы, с шиком дымя купленными по дороге в магазинах беспошлинной торговли удлиненными сигаретами марки «Эмбасси».

Свою первую сигару он с некоторым запозданием выкурил в конторе прокатной фирмы, дожидаясь, пока сразу двое озабоченных служащих заполняли невероятных размеров бланки, проверяли его паспорт и международное водительское удостоверение. К их величайшему сожалению, единственной машиной, которой они располагали без предварительной записи, был большой «Фиат» светло-зеленого цвета с металлическим отливом. Прокат обошелся дорого, но Липси, стоило ему сесть за руль, сразу оценил комфорт автомобиля и мощь его двигателя.

Он вернулся в отель и поднялся в номер. Изучил свое отражение в зеркале. В строгом английском костюме и тяжелых ботинках на шнуровке он, как ему теперь показалось, действительно напоминал переодетого в штатское полицейского. Достав из чемодана свой 35-миллиметровый фотоаппарат в кожаном футляре, он перебросил его ремешок через шею. Потом прикрепил затемняющие стекла поверх линз очков. Снова посмотрелся в зеркало. Вот теперь он уже больше походил на немецкого туриста.

Прежде чем отправиться в путь, он сверился с картой, которую прокатчики предусмотрительно положили в «бардачок» машины. Населенный пункт под названием Польо располагался примерно в двадцати милях вдоль по берегу, а потом еще в паре миль в стороне от моря.

Он выехал из города и оказался на узкой, в две полосы, сельской дороге. Стараясь не превышать необременительного ограничения скорости 50 миль в час, он опустил окно, наслаждаясь свежим воздухом и видом на плоскую, поросшую скудной растительностью равнину.

На подъезде к Польо дорога стала еще уже, и ему даже пришлось выехать на обочину и остановиться, чтобы пропустить встречный трактор. Второй раз он притормозил у развилки без всяких указателей и окликнул работника с местной фермы в полинявшей кепке и футболке, чьи брюки поддерживал не ремень, а простая веревка. Слов крестьянина Липси не разобрал, но запомнил порядок жестов и решил следовать им.

Когда он добрался до деревни, ничто не подтверждало, что он попал именно в Польо. Небольшие, беленные известью домики были беспорядочно разбросаны по округе – некоторые в двадцати ярдах от главной улицы, другие вылезали углами прямо на проезжую часть, словно их построили еще до того, как проложили первую ясноразличимую дорогу. В том месте, где Липси рассчитывал найти самый центр деревни, дорога с двух сторон огибала целую группу зданий, подпиравших друг друга, чтобы не рухнуть. Реклама «Кока-колы» указывала, что в одном из них находился деревенский бар.