– Письмо пришло, – раздался в трубке голос Митча.
– Да будет благословен господь за это, – ответил Питер. – Я вернусь домой завтра.
Безумный Митч сидел на полу в его мастерской, когда прибыл Питер. У противоположной стены стояли в ряд три картины работы Питера. Митч изучал их нахмурившись, держа в руке жестяную банку с пивом «Лонг лайф».
Питер бросил дорожную сумку и встал рядом с Митчем.
– Знаешь, дружище, если кто-то и заслуживает хороших заработков за свою живопись, то это ты, – сказал Митч.
– Спасибо. А где Энн?
– Ушла по магазинам. – Митч тяжело поднялся на ноги и прошел к перепачканному красками столу. Он взял в руки хорошо знакомый Питеру конверт. – Прекрасная мысль отделить резиновый штамп от деревяшки, – сказал он, – но почему ты отправил его по почте?
– Не было другого способа безопасно вынести все это из здания.
– Ты хочешь сказать, что фирма сама отправила твое письмо?
Питер кивнул.
– Бог ты мой! Надеюсь, никто не запомнил имени на конверте. Ты там, часом, еще как-нибудь не наследил?
– Наследил. – Питер забрал банку из рук Митча и сделал большой глоток пива. Вытер рот тыльной стороной ладони и вернул банку. – Мне пришлось назвать имя Чарльза Лампета как поручителя.
– Они проверяли информацию?
– Думаю, что проверяли. Они жестко настаивали на рекомендации знакомого им человека, с которым могли связаться по телефону.
Митч уселся на край стола и пальцами поскреб живот.
– Ты хоть сам понимаешь, что оставил за собой след шириной с треклятое шоссе М1?
– Все не так мрачно. Да, они, по всей вероятности, смогут вычислить нас, но на это потребуется время. И в любом случае у них нет никаких доказательств. Самое главное, они ничего не предпримут до того, как все будет кончено. В конце концов, нам и нужно-то всего несколько дней.
– При условии, что все пойдет по плану.
Питер отвернулся и присел на низкий стульчик.
– А как обстоят дела здесь?
– Отлично! – Митч внезапно просиял. – Я ударил по рукам с Арнасом. Он согласился финансировать нас.
– А для него-то какой в этом интерес? – с любопытством спросил Питер.
– Делает все смеха ради. У него великолепное чувство юмора.
– Расскажи мне о нем.
Митч допил остатки пива и метко попал пустой банкой в мусорную корзину.
– Ему уже за тридцать, наполовину ирландец, наполовину мексиканец, выросший в Штатах. Начал торговать оригиналами картин прямо через борт своего грузовика на Среднем Западе еще лет в девятнадцать. На этом сколотил первоначальный капитал и открыл галерею, сам постепенно научился разбираться в живописи и ценить ее. Приехал в Европу закупать товар, но ему здесь понравилось, вот и задержался на годы.
– Но сейчас он уже продал все свои салоны, – продолжал рассказ Митч, – и заделался кем-то вроде международного художественного антрепренера. Покупает, сбывает с рук, зарабатывает кучу денег и только посмеивается над простофилями, когда умножает свои доходы. В меру беспринципный тип, но он полностью разделяет наше с тобой отношение к миру официоза в искусстве.
– Сколько он готов выложить?
– Тысячу монет. Но мы можем взять у него больше, если потребуется.
Питер присвистнул.
– Он щедрый малый. Что еще ты успел?
– Открыл для нас с тобой счета в банке. Использовал подставные имена.
– Какие?
– Джордж Холлоуз и Филип Кокс. Это двое моих коллег. Преподаватели в колледже. На случай возможной проверки дал координаты директора и секретаря колледжа.
– Это не опасно?
– Нисколько. Там работают более пятидесяти учителей, так что нащупать связь со мной едва ли удастся. Если банк пришлет письмо с запросом, действительно ли Холлоуз и Кокс являются почтенными преподавателями и живут по указанным адресам, то ответ придет положительный.
– А вдруг секретарь упомянет о запросе в разговоре с Холлоузом или с Коксом?
– Они не скоро увидятся. До начала семестра еще четыре недели, а мне прекрасно известно, что вне пределов колледжа эти люди между собой не общаются.
Питер улыбнулся.
– Ты потрудился на славу.
Он услышал, как хлопнула входная дверь, а потом донесся голос Энн.
– Мы наверху! – выкрикнул он.
Она вошла и поцеловала его.
– Как я поняла, все прошло удачно, – сказала она. В ее глазах загорелись озорные огоньки.
– Да, вполне удачно, – ответил Питер и посмотрел на Митча. – Теперь на очереди большой обход, верно?
– Точно, но это целиком твоя задача, как я полагаю.
– Если я пока вам не нужна, то необходима ребенку. – Энн вышла, оставив мужчин наедине.
– Почему это моя задача? – спросил Питер.
– Нас с Энн не должны видеть в галереях до самого дня доставки.
Питер кивнул.
– Резонно. Тогда давай обсудим детали.
– Во-первых, я составил список десяти ведущих галерей. Ты сможешь обойти их все за день. Первое, на что обращаешь внимание: чего у них в избытке и чего не хватает. Если мы собираемся предложить кому-то картину, лучше быть уверенными – именно такое полотно ему и нужно.
– Во-вторых, – продолжал Митч, – надо подбирать художников, которых не слишком сложно подделать. Идеален уже умерший живописец, оставивший после себя большое количество работ, причем важно, чтобы нигде не существовало полного каталога его произведений. Мы не собираемся копировать шедевры. Нам предстоит создать новые. Ты подберешь одного такого художника для очередной галереи, возьмешь это себе на заметку и отправишься в следующую. И, конечно, нам необходимо сразу отказаться от любого мастера, который использовал в своем творчестве специфические краски и другие необычные материалы. Как мне представляется, было бы намного проще, если бы мы ограничились акварелями и рисунками. Но тогда мы не заработаем достаточно много для крупного скандала, впечатляющей шумихи.
– А сколько всего ты рассчитываешь получить в итоге?
– Буду сильно разочарован, если мы не наварим полмиллиона фунтов.
В обширной мастерской воцарилась атмосфера полной концентрации внимания. Через открытые окна теплый августовский ветерок доносил отдаленный гул транспорта. Долгое время трое людей работали в абсолютном молчании, нарушаемом порой только радостным лепетом ребенка, пристроенного в манеже посреди комнаты.
Малышку, которой только исполнился годик, звали Вибеке. В обычное время она потребовала бы внимания от окружавших ее взрослых, но сегодня девочка получила новую игрушку – коробку из пластмассы. Иногда крышку коробки удавалось открыть, но чаще с этим возникали затруднения, и дитя пыталось разобраться, в чем здесь подвох. Внимание малышки оказалось полностью сконцентрированным.
Ее мама сидела рядом за исцарапанным столом и писала авторучкой, тщательно имитируя каллиграфический почерк, тексты на бланках «Менье». Стол был завален открытыми книгами: дорогими альбомами с репродукциями, тяжелыми томами справочников и тоненькими учеными трактатами в бумажных обложках. Порой от усердия Энн, сама того не замечая, даже высовывала изо рта кончик языка.
Митч сделал шаг назад от своего мольберта и издал глубокий вздох. Он трудился над достаточно крупных размеров вещью в стиле Пикассо с изображением корриды в кубистском стиле – одной из серии картин, приведших позже к созданию «Герники». Рядом на полу лежал предварительный набросок. Сейчас он сверился с ним, и глубокие морщины прорезали нахмуренный лоб. Подняв правую руку, сделал несколько пассов у самого холста, проводя линию в воздухе до тех пор, пока не почувствовал уверенности, а потом решительно мазнул кистью по полотну.
Услышав вздох, Энн подняла взгляд сначала на Митча, потом на его работу. На ее лице отобразилось выражение изумленного восхищения.
– Это просто блестяще, Митч, – сказала она.
Он благодарно улыбнулся.
– Неужели действительно любой живописец на такое способен? – не удержалась она от вопроса.
– Нет, – ответил он не сразу. – Нужен особый дар. Умение подделывать чужие работы для художника – это аналог актерского мастерства имитации. Некоторые из наиболее выдающихся актеров никудышные имитаторы. Это трюк, на который способны лишь немногие.