Довольно консервативной осталась и позиция власти в отношении использования декоративной косметики, несмотря на то что существовало производство туши для окраски бровей и ресниц, пудры, румян, губной помады. В 1956 году журнал «Работница» в качестве отрицательного примера упоминал о некой особе сорока лет с «густо накрашенными ресницами и вечно фиолетовыми губами» (Работница 1956в: 22). Одновременно шагом к раскрепощению считала свой ярко, с вызовом накрашенный рот студентка второго курса школы-студии МХАТ Г.Б. Волчек (Райкина 2004: 38, 39).
Для советских сатириков 1950–1960-х годов женщина, использующая много декоративной косметики, – излюбленный объект острот. Довольно забавной и сегодня выглядит героиня изошутки художника Ю. Андреева под названием «Подготовилась к техосмотру…», где на фоне грязного и явно неисправного автомобиля молодая особа истово наводит «искусственную красоту» с помощью пудры и помады (Крокодил 1962б: 14). Устойчивым было и представление о том, что «применение так называемой декоративной косметики без всякой надобности лишает кожу естественной свежести. Поэтому молодым женщинам, имеющим нормальную свежую кожу, не следует пользоваться губной помадой и тушью» (Работница 1962б: 31).
Злоупотребление косметикой считалось западным поветрием. Старший художник отдела мод ГУМа Е. Семенова писала в 1962 году на страницах журнала «Работница»: «Откуда пришла к нашей советской молодежи такая, с позволения сказать, „мода“ [делать макияж]? Вредное влияние оказывают на молодежь некоторые заграничные фильмы, появляющиеся на экранах наших кинотеатров, кричащие рекламы косметики в зарубежных журналах, наконец, желание подражать своей подружке, которая выглядит „шикарно“, „точь-в-точь, как в модном журнале“. <…> Женщину украшает не только красивая одежда, прическа, сделанная со вкусом и к лицу, но и естественность всего ее облика» (Работница 1962 г: 30).
Тем не менее подобные высказывания не были следствием нормативных решений власти, которая не только наращивала производство косметических товаров, но и создавала условия для становления косметологической науки в СССР. Правда, темпы развития индустрии «искусственной красоты» были медленными, а качество декоративной косметики – неважным. Конечно, советские женщины в 1950–1960-х годах не мазали щеки свеклой и не пудрились мукой, но исправно варили тушь из мыла, свечки и пробки.
И все же в 1960-х годах благодаря властным инициативам у советских людей появились новые «секреты создания красоты», связанные с развитием пластической медицины. После Второй мировой войны пластика и косметология в СССР развивались неспешными темпами. Даже в 1961 году в стране насчитывался всего 51 врачебно-косметический кабинет и одна лечебница подобного профиля (Интервью с В.А. Виссарионовым 10/12/11). Неудивительно, что само название «косметический кабинет» для большинства жителей даже крупных городов было непривычным. Создатели фильма «Весна на Заречной улице» (1956) были недалеки от правды, вложив в уста одного из героев кинокартины следующую реплику: «Некультурно ей у нас показалось. Телевизоров нет, дом моделей – тоже нет… Нет, ателье, конечно имеются, но вот этого, как его… м-м-м… космополитического кабинета тоже нет» (Кожевников 2001: 430). Сама кинокартина, снятая режиссерами Ф.Е. Миронером и М.М. Хуциевым и оператором П.Е. Тодоровским, несмотря на несколько сентиментальный сюжет, наполнена бытовыми реалиями конца 1950-х годов. Фильм зафиксировал шапочки-менингитки, широченные брюки передовых рабочих, домашние вечеринки и клубные вечера пока еще в стиле сталинского гламура. Это позволяет оценивать и другую информацию кинокартины как правдивое отражение бытовой ситуации начала хрущевских реформ. Однако уже в 1966 году в стране работало 150 врачебно-косметологических салонов, восемь специальных клиник и один Научно-исследовательский институт косметологии (Интервью с В.А. Виссарионовым 10/12/11). Появление профессии врача-косметолога сразу отразил советский кинематограф. В 1965 году на экранах страны появился фильм режиссера Е.Е. Карелова по сценарию Н.Н. Фоминой «Дети Дон-Кихота». Его главные герои – врач-акушер Бондаренко (в исполнении Анатолия Папанова) и его жена Вера Петровна – врач-косметолог, сотрудник Института красоты (актриса Вера Орлова). В 1960 году, по данным лингвистов, появилось и само слово «косметология» – «отрасль знания, изучающая врачебную и декоративную косметику» (Новые слова и значения 1971: 237).
В начале 1960-х годов крупное лечебное заведение, специализирующееся на косметологии и пластической медицине, появилось в Ленинграде. Оно получило название Бальнео-физио-косметической поликлиники (Бюллетень Исполнительного комитета 1962а: 15) В учреждении было несколько отделений, поэтому на первых порах клиенты, пришедшие за услугами косметологов, составляли менее 10 % всех пациентов. Но уже через год число женщин, желающих получить квалифицированную помощь по уходу за лицом и телом, возросло в десятки раз. Мужчины пока очень робко пользовались достижениями косметологии.
В клинике предлагались следующие услуги: маски, эпиляция, гигиенический массаж, медленное шелушение, глубокое шелушение и др. Проводились и операции: удаление доброкачественных косметических опухолей и пигментных пятен, рубцов, татуировок, исправление дефектов ушных раковин, укорочение носа, коррекция губ при врожденном дефекте, подтяжка лица, уменьшение и увеличение молочных желез, и даже нечто похожее на липосакцию (подробнее см.: Антонова 2010). Услуги в ленинградском институте красоты были в большинстве случаев платными, однако это не умаляло значения учреждения, деятельность которого была направлена на создание искусственной и поддержание естественной красоты.
Таким образом, к концу 1960-х годов в условиях общей демократизации общественного уклада и повседневной жизни отношение власти к использованию косметики и к косметологии смягчилось. Конечно, мужская часть даже городского населения была не слишком посвящена в тайны создания искусственной красоты и приобщена к ним. Однако женское стремление к использованию декоративной косметики, духов и прочих ухищрений не вызывало отторжения у новой генерации мужчин. Многие из них, завороженные прозой Хемингуэя и Ремарка, реагировали на старания своих подруг, совершенствующих свою природную привлекательность, так, как герой романа А.Г. Битова «Пушкинский дом»: «Его радовала закопченная железная вилка, которую Фаина уходила калить на кухню на газе, возвращалась, отставив руку в сторону с раскаленной вилкой и помахивая ею (на вилку она наматывала прядь, совершая последний и самый выразительный локон), и столовый нож, которым она с поразительной ловкостью загибала себе ресницы, и иголка, которой она разделяла по отдельности ресницы уже накрашенные…» (Битов 1996: 148).
ГЛАВА 7
«Люди и манекены»: гендерные черты высокой моды
К середине 1950-х годов «высокая мода», вопреки расхожему мнению о полном ее отсутствии в советском обществе, уже имела почти двадцатилетнюю историю. Иллюзии наивного аскетизма руководители и идеологи СССР успешно изжили еще в середине 1930-х годов. Английская исследовательница Дж. Бартлетт справедливо отмечает: «Во времена Сталина появились новые способы организации социалистического общества и осуществления контроля над ним. В мире, пришедшем на смену большевистской утопии, отношение к моде изменилось. Центральное место в нем заняла парадная эстетика репрезентативного костюма» (Бартлетт 2011: 79). По описанию очевидцев, в частности итальянского дизайнера Э. Скиапарелли, образцы советской моды казались довольно странными, это была вовсе не одежда для работающих людей – простая и практичная, а настоящая «оргия шифона, бархата, кружева» (Скиапарелли 2008: 142).
В 1934 году в Москве появился первый в стране Дом моделей одежды на Кузнецком мосту – сугубо столичное, элитарное учреждение. Ничего подобного в 1930-х годах не было даже в Ленинграде. Правда, в городе на Неве почти в то же время открылся первый в СССР магазин-ателье по изготовлению одежды из трикотажа, известный под неофициальным названием «Смерть мужьям». Сначала ателье обслуживало лишь семьи крупных партийных работников, а также актерскую элиту. Услугами «Смерти мужьям» пользовались не только ленинградки, но и москвички: А.К. Тарасова, К.И. Шульженко, Л.П. Орлова, Ф.Г. Раневская (Сараева-Бондарь 1993: 281–282). После войны по записи в «Смерти мужьям» могли сшить модную трикотажную вещь и рядовые горожанки. Появились в крупных городах и закрытые ателье, где работали настоящие мастера своего дела, во многом формировавшие принципы конструирования модной одежды и для мужчин и для женщин. Примером такого учреждения вполне может служить ателье, созданное в 1938 году Литфондом Ленинградского отделения Союза писателей СССР.