Забавное, но правдивое по сути советское дефиле можно увидеть и в фильме «Живет такой парень» (1964). В сценарии полностью воссоздан текст одноименной повести В.М. Шукшина. Организаторы показа моделей всячески стремятся подчеркнуть высокое социальное назначение советской моды: «Это Маша-птичница. Ее маленькие пушистые друзья сразу узнают ее в этом простом красивом платье… Она учится заочно в сельскохозяйственном техникуме. На переднике с левой стороны предусмотрен карман, куда Маша кладет книжку» (там же: 477). Однако они демонстрируют не только повседневную одежду, но и вечернее маленькое черное платье и пляжный ансамбль.
На рубеже 1950–1960-х годов модельеры начинают смело ратовать за увеличение сеансов показов одежды в домах моделей, а также в крупных магазинах типа московского ГУМа и ленинградского Пассажа (подробнее см.: Журавлев 2009). В 1960 году дефиле в демонстрационном зале ГУМа было заснято для показа по телевидению (там же: 164). Основной миссией системы высокой моды в СССР являлось воспитание вкусов советских людей. Ленинградские модельеры, на модные дефиле которых ходило в среднем около 50 тысяч человек в год, прямо заявляли на одном из заседаний в ЛДМ: «Значительное количество ленинградцев одето безвкусно, плохо. Наша пропаганда не является массовой» (ЦГА СПб 2071, 8б: 18). Для решения этой задачи требовались не только достойные модели одежды и хорошие демонстрационные залы, но и кадры, которые, как известно, решали в СССР все. Действительно, в 1950–1960-х годах стало уделяться особое внимание составу манекенщиц и манекенщиков. В 1940–1950-х годах штат советских моделей был не многочисленным. Наибольшей известностью пользовались Тамара Моисеева и Мария Брунова, бывшая балерина, позднее жена актера Бориса Брунова. Тип их красоты был отражением представлений о времени пышных нарядов в стиле нью-лук. Сведений о мужчинах-манекенщиках обнаружить пока не удалось. В годы хрущевских реформ под влиянием перемен в стилистике моды изменился и сам облик советских моделей. На рубеже 1950–1960-х годов популярными стали москвички Лариса Егорова и Регина Збарская. В Таллиннском доме моделей подрабатывала на подиуме будущая киноактриса Лариса Лужина. А в ЛДМ начала свою карьеру Мила Романовская, советская манекенщица, пользовавшаяся большим вниманием в западном мире. В 1967 году на одном из международных показов мод ее назвали «Мисс Россией». О первых шагах на подиуме она вспоминала: «Одна моя подружка-сокурсница [по электромеханическому техникуму] ушла из училища в Ленинградский дом моделей. Мы были слегка похожи. И в один прекрасный день мне звонят и говорят: „Рита заболела, а у нас показ. Она сказала, что вы с ней одного размера. Не могли бы вы нам помочь?“ Пошла, примерила, сидит нормально, попросили пройтись. Прошлась. Они мне: „Вы родились манекенщицей!“ Стала работать в Доме моделей, подписала контракт и через два месяца поехала в Финляндию. С этого момента началась моя стремительная карьера» (Романовская-Эдвардс 2002: 43).
Почти так же случайно, как и у Милы Романовской, началось восхождение на подиум манекенщика Герарда Васильева, впоследствии известного певца, народного артиста России. Оставив военную карьеру, молодой человек стал учиться на вечернем отделении Ленинградской консерватории. Денег хронически не хватало, попытки устроиться по специальности техника-механика оказались тщетными: сочетать эту работу с учебой было невозможно. Певец вспоминал: «Как-то по телевизору я увидел демонстрацию моделей одежды и подумал, что, наверное, мог бы носить костюмы не хуже ребят-манекенщиков. Все-таки меня обучали в Суворовском училище манерам и бальным танцам. Одним словом, я пришел в Ленинградский дом моделей, показался и пришелся там ко двору» (Васильев 2004: 42). Это произошло в 1961 году, а через год будущий певец уже выехал на показ мод в Варшаву. «Постепенно, – вспоминал актер, – я стал известным в стране манекенщиком, мои портреты были в журналах мод, витринах ленинградских ателье, а в витрине московского магазина фабрики „Большевичка“ на улице Горького [в Москве] мой портрет в полный рост висел довольно долго, даже когда я уже стал артистом Московского театра оперетты» (там же: 43, 44). В системе советского от-кутюр было крайне мало мужчин манекенщиков. Неудивительно, что спрос на эффектного Васильева был очень велик. Он вспоминал: «Когда у Вильнюсского Дома моделей не оказалось манекенщика для поездки в Пловдив, они пригласили меня. <…> Мужчин в группе было двое [и один из них худрук Дома моделей]» (там же: 44). Советские дома моделей в начале 1960-х годов не разрабатывали образцов «мужской молодежной моды», этого понятия вообще не существовало. И двадцатишестилетний Васильев демонстрировал одежду для мужчин зрелого возраста. Для создания правдоподобного образа приходилось рисовать морщины на лбу и впадины под глазами.
В целом от-кутюр для сильной половины человечества не особо интересовал советских модельеров и производителей одежды. В 1956 году «Журнал мод», выпускавшийся Всесоюзным домом моделей, писал: «В редакцию… поступает много писем, в которых читатели обращаются к нам с вопросами: почему в модных журналах так мало мужских моделей и как надо одеваться мужчинам?» (Журнал мод 1956: 39). Но, конечно, новшества внедрялись и в мужскую высокую моду. Интересна в этом контексте инициатива знаменитого ателье «Смерть мужьям» в Ленинграде. Элитарность этого учреждения сохранялась и после войны. Здесь, например, изготавливались сценические костюмы для ленинградских театров. Питерская театральная звезда А.Б. Фрейндлих в интервью «Общей газете» вспоминала, что в ателье были сшиты все театральные костюмы к знаменитой постановке начала 1960-х годов в театре Ленсовета, спектаклю «Ромео и Джульетта» (Общая газета 2000. 3 февраля). С началом хрущевских реформ в «Смерти мужьям» имели шанс что-то сшить и рядовые граждане. Экономист Г.Л. Алина, вспоминая свою поездку в Ленинград в первой половине 1960-х годов, описала и посещение «Смерти мужьям». «Трикотаж поступал из Финляндии, пошивочное оборудование тоже было импортное, и пошив был очень качественным. Однако можно было заказать не более двух вещей. Очередь занимали с вечера, и до открытия ателье никто не покидал очередь. А мороз был в ту зиму сильный, и я тоже отстояла очередь, хотя в течение ночи дважды приходила в квартиру и грелась на кухне. (Дом находился рядом с ателье.) Мне пошили костюм и платье из финского трикотажа, модель была взята из французского журнала. Уже готовые изделия красовались на манекенах в витрине ателье, и заказ принимали по уже изготовленным образцам» (Алина 15/09/2011). Судя же по бережно сохраненным письмам поэтессы Э.В. Лурье, такие же образцы делались и для мужской одежды уже в конце 1950-х годов. В письме к своей подруге в декабре 1958 года она писала: «Уже начала приобщаться к тайнам мужского туалета – умора! Заказала в „Смерти мужьям“ для Феликса модную клетчатую рубашку, даже две. Забавно, как я растерялась среди десяти фасонов воротничков, но вышла из положения, попросив самый модный» (Лурье 2007: 485). Одновременно данные Ленинградского дома моделей (ЛДМ) свидетельствуют о явно недостаточном внимании к мужской моде. За 1959 год модельеры ЛДМ разработали 2054 образца модной одежды, из них для женщин – 984, для девочек – 620, для мальчиков – 209, а для взрослых мужчин – всего 108 (ЦГА СПб 2071, 4: 1).
Неудивительно, что в штате ЛДМ в конце 1950-х – начале 1960-х годов традиционно был один мужчина-манекенщик. Но, несмотря на явное неравенство мужчин и женщин в советском модельном бизнесе эпохи хрущевских реформ, и те и другие представляли объект усиленного внимания. Девушки из домов моделей и на рубеже 1950–1960-х годов были окружены эротическим флером. Литератор В.Г. Попов в своих эссе, носящих, как правило, форму мемуаров, часто вспоминал, что именно манекенщицы традиционно составляли женскую половину кампаний шестидесятников, кутивших, в частности, в ленинградских ресторанах в годы «великого хрущевского десятилетия». А в ЛДМ на Невском молодые люди ходили не столько для получения информации о новинках моды, сколько поглазеть на красивых, раскованных девушек (подробнее см.: Попов 2003).
Представители власти, несмотря на явные перемены в обществе, по-прежнему нервно реагировали на проявление сексуального внимания к манекенщицам. Летом секретарь парткома демонстрационного зала ГУМа прямо заявил: «Если мы не будем работать с манекенщицами, они нас могут опозорить. <…> К манекенщицам нужно прикрепить членов партии, наиболее подготовленных, чтобы проводить с ними беседы» (Журавлев 2009: 171). Особенно тревожил власть внешний вид девушек, фланирующих по подиуму. Летом 1960 года в том же демонстрационном зале ГУМа обсуждалось закрытое письмо ЦК КПСС «О повышении политической бдительности». Разговор на партийном собрании был переведен в плоскость обсуждения внешнего облика манекенщиц. Члены КПСС, в первую очередь не слишком молодые женщины, занятые на пошивочных работах, с возмущением говорили: «Манекенщицы вне рабочего времени не должны так [сильно] гримироваться. Своим внешним видом они напоминают шансоньеток, обращают на себя внимание, и любой иностранец может их использовать в своих целях» (там же: 172).