— Что, если он продолжит отталкивать всех? — спрашивает она, и между ее бровями образуется глубокая складка.
— Тогда мы будем давить сильнее. Мы не позволим ему утонуть, ни за что на свете.
Она грустно улыбается ему, и это заставляет мое сердце сжиматься.
— С этого момента все будет лучше, я тебе обещаю.
Он ушел, прежде чем кто-либо из нас успел отреагировать.
— Я просто собираюсь— говорит Алекс, направляясь к двери и проскальзывая мимо Калли. Хотя я не пропускаю то, как его пальцы сжимают ее руку в знак поддержки, когда он проходит мимо.
Я всегда яростно любил своего брата, но, видя, его с ней, зная, что он отдал бы все, чтобы позаботиться о ней, если бы я никогда не вернулся, что-то внутри меня успокаивается. Мне просто нужно поработать с ревностью, которая также переполняет меня каждый раз, когда я смотрю, как он прикасается к ней, и у нас все должно быть хорошо.
— Готов перекусить? — Спрашивает Калли, подходя ближе.
— Черт возьми, да. Печенье, которое мама разрешила мне съесть раньше, едва касалось стенок.
— Должны ли мы сделать это здесь или—
— Нет, я выхожу.
Я заставляю себя оторвать взгляд от кровати и соскальзываю на край.
Она бросается ко мне, доказывая, что все усилия, которые я приложил, не убедили ее, что со мной все в порядке, что двигаться дальше, чем на дюйм, чертовски больно.
— Деймон, тебе не нужно—
— Да, Калли. Мне нужно… Мне нужно быть нормальным. Мне нужно убедить себя, что это реально. Что я не собираюсь просыпаться и обнаруживать, что я снова заперт в этой камере с тобой, как с пустым воспоминанием.
Она смотрит на меня, печаль наполняет ее глаза, когда она тянется к моей руке.
— Это реально, Николас. Ты в безопасности. Я рядом и никуда не собираюсь уходить.
— Спасибо, — произношу я одними губами, тепло разливается по моей руке от ее простого прикосновения. — Я люблю тебя, — выдыхаю я, заставляя ее глаза закрыться от эмоций.
Слезы наворачиваются на ее глаза, а нижняя губа дрожит.
— Черт, я не хотел—
— Это слезы счастья, все в порядке. Я просто не могу поверить, что вернула тебя. Я думала, что для нас это конец. Что нам было суждено стать этим грязным секретом, о котором мир так и не узнал.
У меня громко урчит в животе.
— Больше никаких секретов и лжи, Калли. Это, мы, — говорю я, поднимая наши соединенные руки, — навсегда. Я хочу, чтобы все знали, что ты моя.
— А ты мой.
Наклоняясь вперед, она касается своими губами моих в простом поцелуе. Это и близко не то, чего я жажду от нее после столь долгого отсутствия. Но пока она здесь, рядом со мной, этого должно хватить, пока я не исцелюсь и не смогу показать ей, как сильно я ее действительно люблю.
— Что тебе нужно? — спрашивает она, с сожалением отстраняясь.
Я смотрю на себя сверху вниз. Я все еще отвратителен, и нельзя отрицать, что вонь в комнате исходит от меня, но пока мама не разрешит мне принять душ, думаю, я застряну с этим.
— Просто захвати мне толстовку на молнии, — говорю я, отчаянно нуждаясь скрыть беспорядок, которым являются мои грудь и живот.
— Я люблю твое тело, Деймон. Никогда не думай, что тебе нужно скрывать это от меня.
— Я не так, Ангел. Я скрываю это от самого себя.
Ее губы приоткрываются, чтобы ответить, но, похоже, у нее нет слов. Поэтому с грустной улыбкой она поворачивается к моему комоду и колеблется.
Мне приходит в голову, что единственное время, которое мы провели здесь вместе, были выходные, когда я украл ее у Анта. Но поскольку они были здесь, когда я, споткнувшись, вошел внутрь, и на ней была моя одежда, это заставляет меня задуматься, провела ли она здесь все то время, пока меня не было.
Мысль о том, что ей нужно было быть окруженной моими вещами, вызывает у меня комок в горле, но как бы ни был болезнен смысл, стоящий за этой мыслью, она также наполняет меня всем, что мне нужно.
Она скучала по мне. Действительно чертовски скучала по мне, и это знание разрушает меня настолько, насколько помогает исправить что-то внутри меня, что было сломано так чертовски долго.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— В шкафу, Ангел.
Она кивает, прежде чем подойти. Я ожидаю, что она вытащит одну, но она удивляет меня, хватая две.
Она расстегивает одну из них и бросает на кровать, прежде чем повесить другую на дверцу шкафа и опустить руки к низу моей толстовки, которая на ней надета.
У меня перехватывает дыхание, когда она снимает ее со своего тела, обнажая передо мной свою совершенно безупречную кожу.
— Что, черт возьми, ты пытаешься со мной сделать? — вздыхаю я, мои глаза останавливаются на крошечных кружевных трусиках, которые на ней надеты, прежде чем она стягивает их и бюстгальтер, обнажая свои голые сиськи. — О, черт, Ангел. Черт, — ворчу я, протягивая руку и сжимая свой член. — Почти уверен, что потерял слишком много крови, чтобы отправлять все, что у меня есть, сюда.
— Упс, — невинно говорит она, прежде чем снять чистую толстовку с вешалкой и натянуть ее через голову, прикрывая свое соблазнительное тело. — Приятно знать, что все по-прежнему работает. — Она нахально подмигивает.
— Ты — проблема, Красавица.
Она подходит ближе, наполняя воздух вокруг меня своим аппетитным ароматом, прежде чем поднять толстовку и помочь мне надеть ее. Или, по крайней мере, она делает это, пока не вспоминает о канюле на тыльной стороне моей ладони.
— О, мне нужно позвать твою маму, — шепчет она.
— К черту это, я справлюсь, — ворчу я, прежде чем у нее появляется шанс отойти или позвать ее.
— Деймон, — ахает она в ужасе, когда я сдираю пластырь и вытаскиваю маленькую трубку из тыльной стороны ладони. — Ты не можешь просто—
— Почти ничего не почувствовал, Ангел. Все хорошо.
— Тебе нужно прекратить это делать, — предупреждает она, ее голос полон боли. — Тебе нужно перестать причинять себе боль.
Ко мне возвращается воспоминание о том, что я сказал ей ранее в ванной. — Я не делал этого годами, Красавица. Я нашел другие выходы для своей боли.
— Х-хорошо, но это не значит, что ты можешь заниматься подобными вещами. — Она показывает на тыльную сторону моей ладони, когда маленькая струйка крови стекает по моей коже. — Я хочу, чтобы ты поправился. Мне нужно, чтобы ты поправился.
— Я буду, — говорю я, когда она тянется за ватным тампоном, чтобы вытереть кровь, чтобы я мог засунуть руку в рукав. — Через несколько дней я вернусь к полноценной работе, и у меня есть несколько очень хороших идей относительно того, что я хочу сделать в первую очередь.
— О да? — застенчиво спрашивает она.
— Да, я собираюсь уложить тебя голой на свою кровать и—
— Извините, что прерываю, но еда остывает, — говорит Алекс, внезапно появляясь в дверном проеме, в его тоне слышится веселье. Его взгляд опускается на мои спортивные штаны, и понимающая ухмылка играет на его губах.
— Что? Моя девушка горячая штучка, и она показала мне свои сиськи.
— Серьезно? — Калли шипит.
— Черт, мне действительно жаль, что я пропустил это маленькое шоу.
— Ты упустил свой шанс, Брат. Теперь она снова вся моя.
— Она всегда была твоей, чувак. Хотя ты прав, у нее хорошие сиськи. — Алекс подмигивает, прежде чем мудро ретироваться из комнаты, прежде чем я найду, чем в него швырнуть.
— Из-за вас двоих я рано поседею, — бормочет Калли, снова сокращая расстояние между нами и помогая мне подняться на ноги.
Я почти уверен, что сейчас мог бы легко справиться без ее помощи, но это не помешает мне принять ее поддержку. Ее рука, обнимающая меня, и ее тепло рядом со мной — это больше, чем я мог бы просить.
Мамины брови хмурятся, когда мы появляемся вместе. — Деймон, мы могли бы принести это—
— Все в порядке, мам. Мне это нужно. Мне нужно быть нормальным и окруженным семьей.
Она смотрит на меня с беспокойством, прежде чем ее глаза опускаются на мою руку без канюли, и они закатываются. Она не отчитывает меня за это. Она знает меня лучше, чем тратить свое дыхание.