жителей. Стражники — и сопровождающие нас, и те, кто охраняет аллею, — напротив, опечалены, ведь среди них нет адасцев: корпус по понятным причинам служит королеве. Самим адасцам запрещено носить оружие, но, несмотря на это, они нередко нападают на стражу, чтобы присвоить себе часть нашего инвентаря. Одним словом, служба в адасском корпусе в разы опаснее, чем служба в Ордене, а людей в нем на сотню больше — целых триста человек.
Адас не так примечателен, каким его многие ожидают увидеть. Мы с детства привыкаем к мысли, что там, за пустыней, все иначе. Но нет. Люди — да, выглядят и одеваются немного по-другому, их язык немного отличается от нашего. Но сам-то мир по обе стороны пустыни одинаковый. Та же разруха и безнадега.
Адас славится своими почвами, но не сказать, что здесь на каждом углу растут деревья. Только при приближении к посольству зелени становится больше. Дом наместника лишь немногим скромнее нашего замка и расположен на самом высоком участке местности. Путь к нему выстлан ровными камнями разных цветов и оттенков.
— Вы наверняка устали с дороги, — любезничает Эмаймон с порога, не покланявшись, будто уже получил Адас в личное владение. — Я предлагаю начать вечер с ужина. Посидим, поболтаем, а утром решим все формальности.
— Вчера мы выслали на базу отряд более чем из десяти человек, — говорит Ларрэт. — Они должны были выяснить, является ли новость о находке правдой. Где теперь эти люди?
— Не беспокойтесь. Я их отпущу вместе с рабочими, как только получу желаемое.
— А где управляющий? Что Вы с ним сделали?
— С Юсвэйном тоже все в порядке.
Эмаймон сопровождает нас в гостиную, где щедро накрыт стол для гостей и для нескольких его приближенных. Стражу мы оставляем в коридоре, для них приготовили отдельный ужин.
— Я хочу представить вам своего советника, — говорит Эмаймон, хлопая по плечу своего сопровождающего. — Это Микэм. Бывший слуга корпуса, отныне — мой.
Видно, что парень не из местных. У Микэма светлая кожа, а слеза набита под левым, а не под правым глазом. Так клеймят чужеземцев, поменявших сторону. Видимо, он совсем недавно прошел обряд инициации, так как кожа вокруг его слезы покраснела и местами кровоточит.
— Еще успеете познакомиться, — продолжает Эмаймон. — А теперь прошу садитесь. — Он, гостеприимно размахнув руки и широко улыбнувшись, предлагает нам разместиться за столом, а сам садится с противоположной стороны. — Я ожидал, что Вы придете с мужем.
— А чего Вы без жены? Я думала, Тэта рада будет меня увидеть.
Они поженились полгода назад, сразу после того, как Эмаймон отменил любые преследования за межплеменные связи. Эта чертовка-таки своего добилась.
— Ей нехорошо, — отвечает он.
— Что случилось?
— Тошнота какая-нибудь, я не знаю… Что там бывает на ранних сроках?
— Так она беременна? — Ларрэт старается улыбнуться, но выходит натянуто.
— Ах, да! Кажется, Вы еще не знаете… Что ж, я сам сообщу эту радостную новость. Моя благоверная и Ваша давняя подруга ждет ребенка. Как здорово, правда?
— Поздравляю.
— Пока еще рано, но спасибо. Желаю и Вам такого же! А Вы это, не бойтесь, угощайтесь. Времена тяжелые, чего упускать такую возможность. Видите, все общее… Сейчас слуги принесут напитки.
А он постарался. Знал, что мы будем предельно осторожны, и решил подкупить нас гостеприимством.
— А Вы не желаете обменяться с госпожой приборами и бокалами? — спрашиваю. — Обычай старый и забытый, но он пришелся бы как нельзя кстати.
Он соглашается и подает знак слуге. Я подумал, что яд может быть и на поверхности посуды, а общие блюда могли быть приманкой для большего доверия.
— Вы меня оскорбляете, — говорит он вежливо. — Неужели думаете, что я могу отравить королеву за собственным столом? Это было бы низко.
— Знаете, брать людей в заложники тоже неблагородно.
Следом повисает неловкая пауза.
— Венемерт бывает иногда дотошным, — встревает королева. — Не воспринимайте близко к сердцу.
— Что ж, ладно. Хорошо иметь такого внимательного слугу. Вам наверняка не терпится приступить к делу? Как я уже сказал, договор мы подпишем завтра, а сейчас…
— Обозначим условия, — продолжает она его мысль.
— Несмотря на обстоятельства, я настроен к Вам дружелюбно. — Его диалект пестрит окончаниями, выражающими почтение. — Однако… И я надеюсь, Вы это понимаете, я отстаиваю интересы своего народа и вынужден требовать. — Последнее слово он происходит медленно, по слогам. — Пусть это грубо, но вынужден. Я ни в коем случае не хочу Вас обидеть.
— Так. Значит, Вы хотите полной автономии.
— Именно, госпожа. И, помимо этого… Во-первых, поскольку в содержании охранного корпуса больше нет никакого смысла, Вы забираете своих людей. Пусть остаются только те, кто готов служить мне, а такие найдутся. — Он с чувством собственного превосходства делает пару глотков из бокала, откинувшись на спинку стула. — Во-вторых, что касается источника…
— Позвольте Вас перебить. — Она делает ответный глоток. — Ваше требование полного контроля над ним крайне возмутительно. Ваших рабочих на базе в разы меньше, чем наших, и находка в большей части наша заслуга, не ваша.
— Вы предлагаете разделить воду пополам?
— По меньшей мере да.
— Мы готовы предоставить Вам только четверть нашей добычи и только до того момента, как Вы найдете свой источник. Я надеюсь, это случится скоро. Если нет, через год мое щедрое предложение потеряет силу.
— Треть, — торгуется она.
— Увы, только четверть.
Тоже неплохо. Но не легко ли он нам уступил? Неужели вправду надеется, что мы не уйдем отсюда живыми? Повисает еще одна пауза, которую прерываю теперь я:
— И насчет Вашей первой просьбы. Помимо стражников, мы забираем себе весь инвентарь, и за расформирование корпуса я возьмусь лично.
— Зачем себя утруждать? — Эмаймон вновь делает глоток, как заядлый пьяница.
— Мы готовы простить вам то, что вы успели награбить, но оставшиеся оружие вы вернете в полном объеме.
— Вы обвиняете меня в грабеже? — спрашивает он уже без улыбки.
— Не Вас, а в том числе тех, от кого в свое время Вы помогли избавиться…
Я смотрю на его приближенных — они смущены, ведь они только догадывались о причастности Эмаймона к подавлению бунта.
— Еще мы возвращаем Адасу всех заключенных ваших кровей, — продолжаю. — Ваш отец, кстати, еще здравствует.
Эмаймон пару секунд о чем-то перешептывается со своим советником и отвечает:
— Что ж, ладно. Однако я думал, что сама госпожа озвучит мне встречные условия. Хорошо ли, что Вы говорите за нее?
— Слово моего секретаря — мое слово, — отвечает Ларрэт.
— Я бы никому не позволил говорить за себя.
— Вы, господин Венемерт, говорили про грабежи, — добавляет Микэм, будто бы уязвленный тем, что Эмаймон доверяет ему меньше, чем госпожа мне. Его голос