- Примерно в тех же выражениях отозвался об этом поступке его величества и мой брат, - улыбнулась Ольга Сергеевна. И тут же озабоченно добавила: - Надеюсь, господа, я могу рассчитывать на вашу скромность? Ежели это суждение Александра дойдет до государя...
- В нашей скромности вы можете быть уверены, - заверил ее Холмс. - Мы озабочены лишь тем, чтобы оно дошло до потомства. Примите нашу искреннюю благодарность. Мы узнали от вас все, что хотели.
Уотсон был явно разочарован тем, что Холмс так быстро поспешил откланяться.
- Вам не кажется, друг мой, - осторожно начал он, как только они с Холмсом остались одни, - что вы несколько преждевременно оборвали эту в высшей степени интересную беседу?
- Почему же преждевременно? - удивился Холмс. - Мы ведь и в самом деле узнали все, что нам было нужно.
- То есть как это все? - изумился Уотсон. - Вы ведь даже не спросили ее про самое главное! Про "Сказку о золотом петушке"!
- Дело в том, мой милый Уотсон, - улыбнулся Холмс, - что в тот момент, когда мы с вами беседовали с сестрой поэта, сказка эта еще не была написана. История с распечатанным письмом, в котором Пушкин высказал свою обиду на царя, произошла в мае тысяча восемьсот тридцать четвертого года. А сказка была написана в сентябре.
- Вот оно что! - разочарованно протянул Уотсон. - Стало быть, нам с вами предстоит еще одна поездка? К кому же на этот раз?
- Нет-нет, Уотсон, - успокоил его Холмс. - В остальном мы уж как-нибудь разберемся сами. Да ведь все, в сущности, уже ясно.
- Не знаю, как вам, - пожал плечами Уотсон, - а мне так совсем ничего не ясно. Что же все-таки содержалось в этом злосчастном письме, которое полиция распечатала и представила царю? Что-нибудь оскорбительное для его императорского величества?
- Как сказать! Никаких оскорблений по адресу его величества там, конечно, не было. Но... Впрочем, судите сами... Вот вам досье, в котором я собрал все документы, относящиеся к ссоре Пушкина с царем. Первым в этой папке лежит как раз то самое пушкинское письмо, о котором вы спрашиваете.
ИЗ ПИСЬМА А. С. ПУШКИНА Н. Н. ПУШКИНОЙ
20 и 22 апреля 1934 года
Все эти праздники я просижу дома. К наследнику являться с поздравлениями и приветствиями не намерен, царствие его впереди, и мне, вероятно, его не видать. Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвертого не желаю, от добра добра не ищут. Посмотрим, как-то наш Сашка будет ладить с порфирородным своим теской, с моим теской я не ладил. Не дай Бог ему идти по моим следам, писать стихи, да ссориться с царями!
- По моему, - сказал Уотсон, ознакомившись с этим письмом, - ничего обидного для царя тут нет.
- Да, конечно, - согласился Холмс. - Смысл письма вполне лояльный. Интонация, правда, не слишком верноподданническая, не лакейская. Скорее добродушно-ворчливая. Пожалуй, даже несколько амикошонская: о священной особе государя императора в таком тоне говорить и писать не полагалось. Однако ведь письмо было сугубо личное, отнюдь не предназначавшееся для посторонних глаз. Но дело даже не в том, имел ли основания царь обижаться на Пушкина. Важно, что у Пушкина были все основания обижаться на царя.
- За то, что тот прочел письмо, вовсе ему не адресованное?
- И за это тоже, конечно. Но еще и за то, что тот, как он иронически об этом выразился, упек его в камер-пажи под старость лет. Об этом, кстати, вы можете прочесть в следующем документе из моего досье.
Уотсон послушно углубился в чтение.
ИЗ ДНЕВНИКА А. С. ПУШКИНА
1 января 1834 года
Третего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове.
ИЗ ДНЕВНИКА А. С. ПУШКИНА
10 мая 1834 года
Московская почта распечатала письмо, писанное мною Наталье Николаевне, и нашед в нем отчет о присяге великого князя, писанный, видно, слогом не официальным, донесла обо всем полиции. Полиция, не разобрав смысла, представила письмо государю, который сгоряча также его не понял. Государю не угодно было, что о своем камер-юнкерстве отзывался я не с умилением и благодарностью, - но я могу быть подданным, даже рабом, - но холопом и шутом не буду и у Царя Небесного. Однако, какая глубокая безнравственность!.. Полиция распечатывает письма мужа к жене, и проносит их читать к царю, и царь не стыдится в том признаться и давать ход интриге, достойной Видока и Булгарина! Что ни говори, мудрено быть самодержавным!
- Это, значит, и стало причиной ссоры Пушкина с царем? - спросил Уотсон.
- Во всяком случае, одной из причин, - ответил Холмс. - Как бы то ни было, но именно после всех этих событий Пушкин решил подать в отставку, то есть окончательно порвать с двором, стать, что называется, частным лицом, уехать в деревню... К сожалению, однако, из этого ничего не вышло...
- А почему?
- В моем досье, друг мой, вы найдете подробный ответ на этот вопрос. Если вы уж начали его изучать, читайте дальше. Разумеется, если это вам интересно.
- Еще бы не интересно! - воскликнул Уотсон и вновь углубился в чтение.
ИЗ ПИСЬМА А. С. ПУШКИНА А. Х. БЕНКЕНДОРФУ
25 июня 1834 года
Граф,
Поскольку семейные дела требуют моего присутствия то в Москве, то в провинции, я вижу себя вынужденным оставить службу, и покорнейше прошу ваше сиятельство исходатайствовать мне соответствующее разрешение.
В качестве последней милости я просил бы, чтобы дозволение посещать архивы, которое соизволил мне даровать его величество, не было взято обратно.
А. Х. БЕНКЕНДОРФ А. С. ПУШКИНУ
30 июня 1834 года
Милостивый государь Александр Сергеевич! Письмо ваше ко мне от 25-го сего июня было мною представлено Государю Императору в подлиннике, и Его Императорское Величество, не желая никого удерживать против воли, повелел мне сообщить г. вице-канцлеру об удовлетворении вашей просьбы, что и будет мною исполнено.
Затем на просьбу вашу, о предоставлении вам и в отставке права посещать государственные архивы для извлечения справок, Государь Император не изъявил своего соизволения, так как право сие может принадлежать единственно людям, пользующимся особенною доверенностью начальства.
ИЗ ПИСЬМА В. А. ЖУКОВСКОГО А. С. ПУШКИНУ
2 июля 1834 года
Государь опять говорил со мною о тебе. Если бы я знал наперед, что побудило тебя взять отставку, я бы ему объяснил все, но так как я и сам не понимаю, что могло тебя заставить сделать глупость, то мне и ему нечего было отвечать. Я только спросил: нельзя ли как этого поправить? - Почему ж нельзя? - отвечал он. Я никогда не удерживаю никого и дам ему отставку. Но в таком случае все между нами кончено... Он может, однако, еще возвратить письмо свое... Я бы на твоем месте ни минуты не усумнился как поступить.
ИЗ ПИСЬМА А. С. ПУШКИНА А. Х. БЕНКЕНДОРФУ
3 июля 1834 года
Граф,
Несколько дней тому назад я имел честь обратиться к вашему сиятельству с просьбой о разрешении оставить службу. Так как поступок этот неблаговиден, покорнейше прошу вас, граф, не давать хода моему прошению. Я предпочитаю казаться легкомысленным, чем быть неблагодарным.
ИЗ ПИСЬМА В. А. ЖУКОВСКОГО А. С. ПУШКИНУ
3 июля 1834 года
Вчера я писал к тебе с Блудовым наскоро и кажется не ясно сказал то, чего мне от тебя хочется. А ты ведь человек глупый, теперь я в этом совершенно уверен. Не только глупый, но еще и поведения не пристойного: как мог ты, приступая к тому, что ты так искусно состряпал, не сказать мне о том ни слова, ни мне, ни Вяземскому - не понимаю! Глупость, досадная, эгоистическая, неизглаголанная глупость! Вот что бы я теперь на твоем месте сделал (ибо слова государя крепко бы расшевелили и повернули к нему мое сердце): я написал бы к нему прямо, со всем прямодушием, какое у меня только есть, письмо, в котором бы обвинил себя за сделанную глупость, потом так же бы прямо объяснил то, что заставило меня сделать эту глупость; и все это я сказал бы с тем чувством благодарности, которое государь вполне заслуживает... Напиши немедленно письмо и отдай графу Бенкендорфу. Я никак не воображал, чтобы была еще возможность поправить то, что ты так безрассудно соблаговолил напакостить. Если не воспользуешься этой возможностию, то будешь то щетинистое животное, которое питается желудями и своим хрюканьем оскорбляет слух всякого благовоспитанного человека; без галиматьи, поступишь дурно и глупо, повредишь себе на целую жизнь и заслужишь свое и друзей своих неодобрение.
А. С. ПУШКИН А. Х. БЕНКЕНДОРФУ
4 июля 1834 года
Милостивый государь
граф Александр Христофорович.
Письмо Вашего сиятельства от 30 июня удостоился я получить вчера вечером. Крайне огорчен я, что необдуманное прошение мое, вынужденное от меня неприятными обстоятельствами и досадными, мелочными хлопотами, могло показаться безумной неблагодарностью и супротивлением воле Того, кто доныне был более моим благодетелем, нежели Государем. Буду ждать решения участи моей, но во всяком случае, ничто не изменит чувства глубокой преданности моей к царю и сыновней благодарности за прежние его милости.