Визг, всхлипы в ответ — понять что-либо было совершенно невозможно.
— Кто с тобой рядом?
— Тима, — с трудом выдохнула жена.
— Вот и дай ему трубку. Надеюсь, он все объяснит членораздельно.
Новый врыв эмоций, и наконец послышался голос Тимошевича:
— Слушаю, Николай Григорьевич.
— Это я слушаю! Говори!
— Только что явился студент из ее группы. Говорит, что Танчо у него на глазах похитили.
— Что значит «У него на глазах»? Кто он вообще такой?
— Староста группы, Виталий… Соловьев фамилия.
— Не помню такого. Чего он хочет? Денег? Он с похитителями в доле?
— Не похоже. Обычный парень. Хотя не откажется от вознаграждения.
— За что вознаграждать-то? Конкретно что он рассказал?
— Таня исчезла.
— Кретин, — прошипел Белкин. — Ладно, сейчас приеду.
Его охватила злость: все эти беспомощные тупоголовые людишки облепили его, как мухи. Жрут, пьют, сношаются и орут хором: «Денег! Денег!» Будто он, Белкин, не человек, а дойная корова. И почему только все эти вскормленные коммунистами люди, так полюбили деньги? Их же учили работать бескорыстно ради светлого будущего. Учили, да не выучили.
Он взял со стола бутылку и сунул в карман пиджака.
Вечеринка сразу увяла, сотрудники стояли, переминаясь с ноги на ногу, и смотрели на шефа пустыми глазами. Кто-то, прячась за спинами, срочно дожевывал буженину. Белкин знал, о чем думает вся эта шобла: ломают голову, как скажется похищение хозяйской дочери на их собственном благополучии? Не подрежут ли уплаченные за дитятко несколько «тонн» баксов их собственные доходы? Никому из этих тварей хозяина не жаль. Наверняка про себя злорадствуют: «Я — бедный, моих деток похищать не станут». Не волнуйтесь, дорогие вы мои, я вас заставлю глотнуть дерьма вместе со мной, это гарантируется.
Хуже всего то, что у Белкина не было никаких предположений на счет того, кто мог украсть Танчо. Мелкие споры с «Архангелом» — фирмой, у которой они арендовали помещение, — не в счет. Судя по всему, это отморозки со стороны, а с такой мразью сложнее всего иметь дело. Белкин выругался. Сколько раз он говорил, чтобы Танчо не надеялась на своих толстомордых дружков, а ходила в сопровождении Тимошевича. На кой черт он платит этому бывшему менту такие бабки?! А эта дуреха напялит на себя новенькие импортные шмотки, цепь золотую туда, кольцо с бриллиантом — подружек позлить охота — и вперед. Будто сам черт ей не брат! Добегалась.
В квартире царил хаос. Первобытный. Когда свет еще не отделился от тьмы. Ирина в одной шелковой сорочке валялась на диване, раскинув полные руки так, что из-под мышек торчали кустики ярко-рыжей растительности. Когда Белкин вошел в комнату, она повернула в его сторону голову и простонала:
— Я умираю… сердце… умираю… — И закатила глаза.
От нее пахло коньяком и лекарствами. Тимошевич и горничная Анечка (вообще-то приходящая, но вызванная все тем же Тимошевичем) суетились вокруг хозяйки.
— Николай Григорьевич! — всплеснула руками Анечка, — вообразите, «скорая» не едет! Мы звоним, звоним, а они отвечают: валидол примите.
— Заткнись! — оборвал ее словоизлияния Белкин и повернулся к Тимошевичу.
— Звонил кто-нибудь еще?
— Нет.
— Где она была?
— На вечеринке. Группой отмечали окончание сессии.
— Почему одна?
— Должна была позвонить, я бы ее встретил. Но не позвонила.
— Почему?
— Не знаю… Хотя некоторые соображения имеются. — Тимошевич старательно нахмурил брови, изображая тяжкую работу мысли. — Перед вечеринкой Танчо заходила домой переодеться и сказала, что познакомилась с каким-то парнем.
— Что, так и доложила? — недоверчиво хмыкнул Белкин.
— Да, да, — ожила вдруг Ирина. — Она еще спросила меня: «Мама, а ведь твоя девичья фамилия Крутицкая — так ведь?» — «Да, отвечаю, а в чем дело?» — «Представляешь, — смеется она, — я сегодня познакомилась с парнем. И зовут его Эрик Крутицкий. Вот так совпадение!»
— Эрик, Эрик Крутицкий… — пробормотал Николай Григорьевич, силясь что-то вспомнить.
— Сына тети Оли звали Эриком, — подсказала Ирина. — Он умер в блокаду.
— В самом деле совпадение.
— Нет, не совпадение, — заявил Тимошевич.
— Что?!
— Как только я узнал про этого странного знакомого от Ирины Васильевны, тут же позвонил вашей бабульке. Так вот, едва телефон на том конце гукнул, как старушка схватила трубку и заорала: «Эрик, это ты? Где ты пропадаешь?! Я так волнуюсь».
— Она что, шизонулась?! — Ирина мгновенно оправилась от сердечного приступа и села на диване.
Тимошевич торжествующе посмотрел сначала на хозяина, потом на хозяйку. Он понимал, что отличился, и хотел, чтобы хозяева тоже это поняли.
— Слушайте дальше. Я сделал вид, что нисколько не удивлен, и вежливо так говорю: «Уважаемая Ольга Михайловна, дело в том, что с Эриком у меня была назначена встреча, а он не пришел». И что же она ответила? Будто бы Эрик ушел поутру торговать газетами, обещал вернуться к вечеру, но не вернулся. — Тимошевич выдержал паузу и добавил: — «… это после стольких лет, как я его ждала!» Ну, что скажете?!
— По-моему, нам пора навестить тетю Олю, — прошипел Белкин.
Глава 8
Серый обшарпанный «жигуль» Арсения петлял по улицам, поминутно сворачивая, и ЭРику начинало казаться, что они кружат на одном месте. Сделалось уже совсем светло. День наступал мутноватый, с облаками. ЭРик то и дело тер шею, пытаясь освоиться в своем старо-новом теле. Прошлое он помнил, но смутно. Какие-то неясные картинки, будто из чужой жизни. Два раза за три дня переменить сущность — это слишком. Нет, судьба не обманула его, пообещав иную жизнь. Но все получилось не так просто: проехал на трамвае пару остановок, и пожалуйста — ты в иной жизни. Новая жизнь — новый человек, и новое предназначение, которое впечатано в тебя, как тавро, и от которого не отвертеться. ЭРик провел ладонями по лицу, шее, груди. Там, внутри, копилась сила, пока неведомая ему самому. И сила совершенно нечеловеческая.
— Куда мы едем? — спросил наконец ЭРик. — ему казалось, что машина совершает уже третий круг по городу.
— К Суканису, в «Таверну № 5», — отозвался Арсений, и они наконец остановились у входа в кабачок.
Новенькие темные рамы в окнах и свежая цыплячье-желтая окраска фасада говорили о том, что заведение процветает, могучий охранник в дверях — что здесь бывают люди солидные. Они вошли. Красно-коричневые стены с узором старинной кладки, темные панели на потолке, черные массивные столы и стулья — веяло мрачным, эклектичным и жутковатым спектаклем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});