— Палец?
— Кончик правого мизинца у него отсутствует.
Как я этого не заметила! Искоса брошенный на меня взгляд Жюля говорит мне, что я должна была бы заметить. И он прав. Я принимаю к сведению, что нужно быть более наблюдательной. Я охочусь за убийцей, и всякие недосмотры недопустимы.
— Возможно, несчастный случай в детстве, — продолжает он, — или неосторожное обращение с ножом во время операции. Я попрошу своего врача направить телеграмму в отдел здравоохранения департамента Байонны с просьбой прислать нам описание внешности доктора Дюбуа и сообщить, какую он там имел репутацию.
Жюль останавливает фиакр. Когда мы разместились в нем, он говорит кучеру:
— Институт Пастера.
Я едва сдерживаю волнение:
— Вы в самом деле думаете, что мы встретимся с доктором Пастером?
— Если он на месте. Я уверен, он примет нас. Некоторое время назад мы вместе состояли в каком-то никчемном правительственном комитете — по здравоохранению, что ли.
— Но это значит — вы должны назваться своим именем.
— Конечно, Нелли; я не прячусь, просто не хочу, чтобы друзья знали, что я в городе. Но Пастер не очень общительный человек. Он слишком занят своей работой, чтобы вникать в подробности чужих дел.
— Но я просто не могу себе представить, что вот так войду и буду разговаривать с Луи Пастером.
Жюль мог напомнить мне, что я смело вошла в кафе «Прокоп» и навязала расследование убийства одному из известнейших писателей мира. Я рада, что он поглощен своими мыслями и не будет иронизировать по поводу моего ложного шага.
— Встретиться с ним не составит особого труда, — бормочет себе под нос Жюль. — Шумиха в газетах о «черной лихорадке», должно быть, заинтересовала его, если он уже не занимается этим делом, в чем я уверен. Никто в мире не знает о микробах больше, чем Пастер. Нам нужно узнать его мнение о смерти проститутки. Он химик, а не практикующий врач, но это не помешало ему глубоко вникать в вопросы медицины.
— Я знаю. Он нашел средство против бешенства.
— Бешенство — это болезнь. Он может изготовить вакцину против бешенства в своей лаборатории, но не может ввести ее пациенту. Для этого нужен врач. К сожалению, медики всячески стараются дискредитировать Пастера, и вакцина против бешенства — их самый крупный козырь.
— Как вакцина против бешенства могла стать их самым крупным козырем, если она спасла так много жизней?
— Пастер — противоположность покладистости. Он резко критикует врачей и постоянно обвиняет в том, что они не соблюдают элементарную гигиену, становясь переносчиками болезней. Он считает, что врачи должны мыть руки перед осмотром больных и стерилизовать инструменты, потому что микробы, видимые под микроскопом, вызывают болезни, которые врачи передают пациентам через руки и инструменты.
— Звучит логично, но мне кажется, что в своем большинстве люди думают, как моя мама, что все болезни — от Бога, и что с этим ничего нельзя поделать.
— К счастью, большинство врачей так уже не думают, однако многие продолжают отвергать теории Пастера. Врачи считают, что болезни возникают в результате определенных состояний организма, а не распространяются микробами. На мой взгляд, истина, как это часто бывает, когда стороны занимают диаметрально противоположные позиции, лежит где-то посередине. Но концепции Пастера постепенно получают признание. Вот один видный хирург из Вены предложил, чтобы его коллеги по профессии мыли руки перед операцией.
— Но ведь и доктор Листер в Великобритании уже не один год производит стерилизацию хирургического материала?
Жюль с удивлением смотрит на меня, и я, наклонившись вперед, встречаюсь с ним быстрым взглядом.
— Я же говорила, мсье Жюль Верн, что читаю газеты, вопреки утверждениям о недоступности таких материй для женского ума.
Он позволяет мне улыбнуться и продолжает:
— Доктор Листер обнаружил, что промывание раны после операции уменьшает риск инфекции. А венский хирург предлагает стерилизовать руки до операции.
— Пожалуйста, расскажите мне подробнее о полемике между Пастером и медиками. Что за история произошла с вакциной против бешенства? — Я хочу узнать больше, потому что интервью с Пастером может стать таким, каких свет не видывал.
— Пастера обвиняли в том, что он преждевременно применил вакцину без надлежащих испытаний, и в результате два пациента умерли. Говорили, что ему так хотелось доказать эффективность вакцины, что он ввел ее двум подросткам, мальчику и девочке, укушенным якобы бешеной собакой, до того как его препарат прошел испытания. Они оба умерли.
— Это ужасно.
Жюль пожимает плечами.
— Как и бешенство, если его не лечить.
— Почему говорят, что он ввел вакцину преждевременно?
— Вакцина получена из кроликов, зараженных бешенством в лаборатории. Дети умерли от кроличьего бешенства, а не собачьей разновидности. Таким образом, дети умерли от введенной им вакцины. Доктор Пастер — великий ученый, — продолжает Жюль. — Величайший в мире. То, что он сделал для мира, не должно принижаться из-за отдельной неудачи. Если бы не он, тысячи людей умирали бы каждый год от ядовитого молока, вино становилось бы кислым по дороге на рынок, крупный рогатый скот и овцы повсюду в мире разносили бы смертельную болезнь. Пастер не может избавить мир от всех болезней своим микроскопом, но его открытия проложат дорогу к золотому веку…
Жюль вдруг смотрит в окно, и наступает гробовая тишина.
Я ненавижу тишину, поэтому спрашиваю:
— Что-то случилось?
Жюль отвечает не сразу. Он медленно поворачивается ко мне.
— У меня была привычка предсказывать будущее. Слишком часто происходит что-нибудь неладное.
Моя интуиция звонит как церковные колокола. Демон, с которым Жюль ведет борьбу, появился снова. Я прикусываю губу, чтобы не задавать вопросов, но справиться с собой нет сил, и я опять открываю рот, чего не следовало бы делать.
— Жюль, вчера вы сказали нечто такое, что не оставляет меня в покое. Могу я спросить…
— Нет, не можете.
Он отвечает резко, очень резко, и, как ни странно, его слова причиняют боль. Он снова поворачивается к окну, а я, опустив глаза, смотрю на свои руки. Мне очень не нравятся неловкие ситуации, как эта, и хочется, чтобы мы скорее добрались до места назначения.
33
Здания института напоминают университетские — один кирпич красный, другой серый. Гладкие каменные ступени ведут к широкому, внушительному входу, от которого идет длинный коридор через все здание. Проход широкий, с высоким, до шести метров, потолком. Здесь царят спокойствие и благоговение. Тишина и величественность, как в старом досточтимом университетском коридоре.
Жюль отдает визитную карточку администратору и сообщает:
— Жюль Верн к доктору Пастеру.
Администратор смотрит на него с удивлением.
— Без бороды, — добавляет Жюль.
Я спрашиваю его после ухода администратора:
— Что вы написали на обратной стороне карточки?
— Два слова: «черная лихорадка». Должен предупредить вас: не удивляйтесь тому, как выглядит доктор Пастер. Он пережил несколько ударов, состаривших его. Если не ошибаюсь, ему шестьдесят семь лет, но выглядит он старше. И не обижайтесь, если он не подаст руки.
— Не обижусь. Он никому не подает руки. Он считает, что при рукопожатии передаются микробы. Но я не согласна. Заразиться простудой или другой болезнью, пожав кому-то руку, — мне кажется, это просто нереально.
Жюль снова смотрит на меня с удивлением.
— Мадемуазель Браун, вы не перестаете поражать меня.
— Спасибо.
— У вас невероятно широкие познания… и совершенно неподкрепленные суждения. Но мой вам совет: ни о чем не говорите, что это нереально. — По лицу Жюля пробежала тень. Как в тот раз, когда он сказал, что приехал в Париж убить человека. — Я писал о вещах, не представляя, что они когда-нибудь станут реальностью, и они стали. Помните об этом в то время, как вы ищете вашего доктора Блюма.
Я уже собираюсь ответить на его замечание о «неподкрепленных суждениях», как входит администратор и говорит, что доктор Пастер примет нас.
Высокие двойные двери в вестибюле ведут в личные апартаменты доктора Пастера. Стены в коридоре обклеены красными обоями и обрамлены весьма изящно бордюром из темного дерева. Этот пассаж намного уже, чем основной, по которому мы шли, но потолок такой же высокий, да и двери не меньше трех с лишним метров в высоту.
Простой и торжественный зал кажется символичным для человека, с которым мы пришли встретиться. Кто-то мог бы подумать, что его апартаменты должны бы находиться в более изолированном месте, но, по моим предположениям, они подходят для человека, чья жизнь целиком посвящена работе. У мадам Пастер, вероятно, ангельский характер, если ее личная жизнь неотделима от работы ее мужа.