от темных всадников.
«А ведь на их месте, могли бы оказаться и мы.»
Флавиан понимал, что болотник попросту защищал свою территорию и под его древесные и крепкие ветвистые руки могли попасться, и они с Галарием. Однако, воля случая распорядилась судьбами этих путников таким образом, что вот они, идут и бредут по проторенной дороге к Рэвенфилду, а темники остались там… По крайней мере, задержались.
«Воля случая или божественное провидение?» — размышлял Флавиан над всем приключившимся.
Это было трудно назвать случайностью. Но если боги и в самом деле помогли молодому пастуху уже в четвертый раз избежать гибели, значит у них есть какие-то планы на него. Но каковы эти планы? Что они хотят от неизвестного пастуха, жившего на окраине малозначимого северного королевства? Как обычным людям определить то, что хотят от него боги? Приношений? Жертвы? Соблюдение двенадцати догм? Боги ни разу за всю жизнь так и не ответили пастуху, не сподобились поговорить с ним, а теперь взвалили такую непосильную ношу на его хрупкие плечи.
"Тебя спасли не боги, а Галарий. И эту ношу взвалили не Двенадцать из Пантеона, а твой дядя."
— Где мы? — Флавиан опять едва поспевал за стражем.
Несмотря на то, что Галарий спас ему жизнь, он казался пастуху подозрительной и странной личностью. Молчаливый, вечно хмурый и весьма скупой на слова, он излился в фонтане изречения собственных мыслей только один раз, когда они обедали в таверне в Верхних Рудах. С тех пор Галарий говорил по минимум, но даже теперь, после всего того, что они пережили со стражем, Флавиан не знал, стоит ли доверить ему истину и говорить ли ему правду?
«Вдруг он тоже охотится за печатями?»
Но, Флавиан пришел к компромиссу со своим внутренним я. Без Галария он не доберется до Рэвенфилда и вообще, если бы не страж, то сейчас пастух кормил бы своим телом черных воронов, слетевшихся на эшафот.
— Скоро Рэвенфилд, — сухо ответил рыжебородый воин. — Но мы заночуем в Столберге.
Но Флавиан не стал отрицать того, что Галарий может оказаться еще одним из тех охотников, кому нужна печать. Дядюшка в письме предостерегал племянника доверяться кому-бы то ни было, тем более в их ордене зреет раскол.
С другой стороны, если печать нужна силам Тьмы, то тогда зачем темные всадники пытались убить рыжебородого стража? Возможно темники не совсем разборчивы в том, кого надо зарубить, чтобы найти печать, или кого подвесить на дыбе, дабы узнать все о том, где она сокрыта. Флавиан очень жалел, что ему так и не удалось прочитать до конца послание от своего дяди. Возможно, хотя нет, скорее всего, она бы пролила свет на все те тайны, что укутали Флавиана, словно младенца, в пеленальные одежды. Ему не хватало дядиного плеча или маминого совета. Ему не хватало улыбки Аргия, споров и диалогов со своим другом. Флавиан молил богов, чтобы с его товарищем было все в порядке. Сетьюд искренне надеялся, что толстяк добрался до Рэвенфилда и передал печать Винарию. Если же не добрался… Флавиан даже не хотел об этом думать.
«Матушка», — что-то внутри пастуха перевернулось и больно укололо, когда в его мыслях вновь возник образ матери.
Юнцу показалось, что сердце сжалось до крошечного размера, а внутри живота будто-то кто-то замешивал тесто. Скорбь вновь обуяло его и начала пожирать его изнутри. Думы мешали ему нормально спать, находясь в симбиозе со страхом и переживаниями касаемо матери и его собственной жизни. Пастух был очень зол на себя за то, что он не отправился к пойме реки и не встретился там с матерью. Судьба ли распорядилась таким образом, что Флавиан так и не встретился со своей матушкой? Да, возможно, что Ткачиха сплела свой узор собственными божественными руками. А может быть пастух был сам виноват в этом? Нет, судьбу обвинить удобнее.
«А что если ее уже не было в живых?»
Флавиан отвергал эту саму мысль. Смахнув ладонью влажные соленые слезы с лица, он поравнялся с молчаливым стражем и поковылял рядом с ним, вновь погружаясь в собственные мысли.
С той поры, как они выбрались из болотистой местности, Светило уже начало опускаться за горизонт. Они шли как через густые леса, которые полнились живностью и певчими птицами, так и через нераспаханные поля, брели по опушкам лесов, перекусывая съедобными едва созревшими ягодами, щавелем и запивая березовым соком. В конце концов путники выбрались на тракт, который должен был их привести в Рэвенфилд — столицу Восточной Марки.
Они часто делали остановки. Галарий часто останавливался, чтобы сориентироваться на месте. Стражи обладали острым, словно бритвой, умом и феноменальной памятью, могли легко и без труда ориентироваться в неизвестных для них землях. Дядя редко рассказывал о том, как проходили его будни в стенах Обители, однако был слишком говорлив, когда речь заходила про его очередное путешествие. Тогда Флавиан даже и не догадывался, что весь этот героический эпос, связанный с дядиными деяниями обязательно сопровождался погонями, убийствами, голодом, холодом, крученым животом, блохами, вшами и прочими нерадостными атрибутами.
Каждый приезд Клепия в Утворт был для Сетьюда праздником. Дядя не приезжал к племяннику с пустыми руками, обязательно привозил съестные гостинцы с далеких земель. Так Флавиан успел попробовать сочный и вкусный апельсин с палящих солнечных полей Гаскони, и причудливые вытянутые дугой сладкие фрукты, с побережья Южноземья, чудесные лимоны, с которыми травные напитки обретали воистину вторую жизнь. Мало того, Галарий пичкал племянника и различными книгами, которые Флавиан буквально затирал до дыр, перечитывая их по несколько раз. Он был одним из немногих в Утворте, кто знал письмо и мог читать книги. Клепий обещал устроить Флавиана писцом в Магический Конклав Нозернхолла, но судьба отобрала и этот шанс у начитанного пастуха.
«Хорошие были времена», — слеза вновь покатилась из уголка его глаза и Флавиан не заметно для Галария стер ее, делая вид, что чешет бровь.
Ему хотелось сейчас только одного. Подбежать к матери и крепко обнять ее за плечи, поцеловать в ее розовые щеки и сказать ей, как он ее любил.
«Люблю», — слезы не переставали литься из его глаз, хотя он и пытался сдержать их натиск.
Страж не заметил этого, или по крайней мере сделал вид, что не видел этого. А скорее всего ему и вовсе были не интересны чувства юнца. Пастух в очередной раз попытался убить в собственном разуме все негативные мысли и домыслы. Матушка часто говорила о том, что даже в плохом можно найти хорошие вещи. И конечно