Читать интересную книгу Дневники - Неизвестно

141

Москву. Зачем? Окончить жизнь, бродя по горам и написав книгу об охоте, куда лучше, чем сгнить на заседаниях Союза писателей.

25. [IX]. Пятница.

Вчера вечером читал “в лазарете”. Мягкая мебель, пианино с немецкой маркой. Картины Орловского, портреты героев Отечественной войны, фотогазета, ковер. Больные в нижнем белье и черных халатах. Не курят. Много кавказцев. Было бесцветно и скучно.

Все говорят о возможности налетов на Ташкент. Агитаторша сказала, что “Ташкент — прифронтовой город”. В домах чувствуется, что привыкшие к эвакуации уже собирают чемоданы.

Писал “Хлеб” — либретто. Получается чепуха, ибо спутан по рукам и ногам военными обстоятельствами и брехней, неизбежной во время войны.

Заказали костюм, как его вежливо назвала заведующая, тощая какая-то [нрзб.] “из нашего трико”,— это нечто вроде сатина.

Один знакомый, LLL, до того не писавший стихов, внезапно прочел мне их. Стихи плохие. Я сказал.

— Вы знаете, прежде всего ваши стихи обеспокоили меня по личной линии...

— Как так?

— До знакомства со мной вы стихов не писали. И я подумал, видимо, я произвел на вас впечатление очень глупого человека, если вы сразу, не учась, написали и принесли мне читать.

— Что вы, Всеволод Вячеславович!

— А как бы вы посмотрели на меня, если бы я написал вам рецепт от вашей болезни?

Боюсь, что после этого рассуждения он будет, уже окончатель-, но, считать меня дураком.

 

26. [IX]. Суббота.

Позвонили из Информбюро, что можно получить в “Динамо” дробь. Ну, если приду за дробью, то получу и пороху.— Кроме того, о “Хлебе” обещал принять Юсупов. Вчера милиция приклеивала регистрационные листки.

Женщина с упоением рассказывает:

— Вчера, впервые, я оказала первую помощь. Человеку отрезало трамваем ноги! Он спрыгнул с первого вагона и попал под вто-

142

рой. Вор! Узбеки не дают — пусть, говорят, подыхает. Но, я добилась и перевязала. Ах, как приятно!

Возле “Тамары Ханум”149 дурно сделалось старушке. Позвонили в “Скорую помощь”. Приехали и какая-то девка говорит: “Зачем побеспокоили "Скорую помощь" — мы мертвецов не возим”. Тут Петя дал ей по морде. Но в общем и Петя, и “какая-то девка” уехали в милицию, а старушка так и помирает, да, благо оттащили ее ближе к телефону, а телефон-то оказался в Правительственной поликлинике.

Бои за Сталинград, Моздок и Синявино.

Получил обещание на порох, дробь и пистоны. Возможно, что получу не сегодня-завтра и ружье. Во всяком случае сейчас ухожу за всем этим. Если еще, вдобавок, улажу с поездкой в предгорье, чудесно!

Вызов из Москвы — на меня и Тамару Владимировну — месяц.

Вирта обманул, конечно. Ружья не получил. Почему-то этот их приятель, который должен дать мне ружье, вызвал меня в Совнарком, и там, в приемной, на диване, сказал — “идиот!” — что “бойко” у ружья не действует. Мне так хотелось получить ружье, что я сказал: “У меня есть мастер, молодой изобретатель, он все что угодно сделает”.— “Да разве можно здешним мастерам отдавать?” — Тогда я так разозлился, что у меня голова заболела. Однако сдержался и, любезно поговорив о том, о сем, ушел и лег в постель с чудовищной головной болью.

Письмо из “Нового мира” о моем романе (три месяца спустя после получения ими романа!). В общем благожелательное,— но трусливое. Ах, боже мой, и это говно мы называем “Литературными журналами”!

Читал Роллана о Ганди150. Иконописно, но именно так,— с верой в человеческое сердце,— и надо сейчас писать, да и читать.

К Тамаре сегодня пришла женщина — предлагает купить идею романа! Я бы сам с удовольствием продал штук десять, да никому не нужно.

Я очень опасался, что мне в “Динамо” не дадут ни пороха, ни дроби, и поэтому написал туда обширное письмо, где ссылался и на “Известия”, и на “Информбюро”, и еще на что-то. Единственный остроумный человек, встреченный мною в Ташкенте, начальник “Динамо” сказал, глядя на эту бумажку:

— Под такое заявление надо три пуда пороха выдавать, а вам небось и надо-то килограмм?

143

— Видите ли, я всюду пишу под три пуда, а мне и десяти грамм не дают,— ответил я.

Он улыбнулся и промолчал. Умница!

27. [IX]. Воскресенье.

Писал “Хлеб”, хотя болела голова. Сходил на улицы окраины, куда совершал весенние прогулки. Все выжжено, пыльно, мальчишки камнями сбивают орехи с деревьев, женщины в европейских платьях, идут мужчины с мешками — видимо, на призывной пункт.

Разговоры все те же — как бы уйти от трудовой мобилизации, увозят “Сельмаш” и 84-й из-за плохих коммуникаций.

На холме [нрзб.] и какие-то интеллигенты складывают дом из кирпича. Суетятся, как суетился, наверно, Робинзон Крузо, когда строил хижину.

 

28. [IX]. Понедельник.

Судя по скупым намекам сводки, положение в Сталинграде отчаянное, да и в Моздоке немцы идут.

Обедающие в Доме Академика профессора выдумали, для сбережения обуви, ходить не по тротуару, а по рельсам — “обувь меньше трется”. Я видел сегодня профессора Б.И.Сыромятнико-ва, доктора .юридических наук, в кавказской войлочной шляпе, трепетно покачивающегося по рельсам.

Выправил охотничье свидетельство. В охотничьем магазине можно приобрести ружье “Перданку”. Я написал комиссару Ани-симову просьбу — одолжить мне его ружье на две недели. Если не даст — куплю “перданку”. Это будет похоже на хождение по рельсам.

Был вечером А.Эфрос. Спорили о важности беспартийного воздействия на массы, в смысле советском, конечно. Я говорил, что имеет полное право и так или иначе будет выражено в прессе, может быть, даже созданием газеты. Эфрос отрицал. Придает большое значение образованию. Ну, это и естественно — профессора обычно всех непрофессоров считают дураками. Шестопал сказал, что заводы из Ташкента не эвакуируются и уговаривал меня поехать в Москву: “Надо показаться”. Когда я сказал, что меня в Москву не тянет и что я, как выяснилось, с большим удовольствием могу жить в провинции,— он выразил крайнее удивле-

144

ние. Опять профессорский взгляд. А я верно, с величайшим удовольствием, поселился бы где-нибудь у гор, возле русского села, имел бы большую библиотеку, коня,— и больше мне ничего не нужно. Разве бы скучал только по радио!.. Но, должно быть, не судьба.

29. [IX]. Вторник.

Радио: немцы превосходящими силами атакуют окраины Сталинграда. Тяжелые бои. Но, видимо, Сталинград все-таки держится.

Днем пришел седой, худой профессор Мезерницкий.

— Я у вас ничего просить не буду,— сказал он,— я просто скучаю и ищу москвичей.

Два месяца назад он выехал из Саратова. Он пригласил к себе, пообещал угостить водкой, вспоминали общих знакомых — Чагина и Б.Ливанова, да еще Кончаловского, он показал в журнале свою фотографию — в кабинете, показал, как выскакивает из костюма — и сумел,— совсем редкий человек.

Поиски ружья. Комиссар не ответил, [нрзб.] не нашел — приятель его ружье променял на масло. Завтра пойду в Охотничью инспекцию, попробую достать там.

В Ташкенте, говорят, находится Уилки, посланец Рузвельта. Ему предложили жить в особняке Юсупова, но он пожелал гостиницу. Так как унитазов в гостинице нет, то всю ночь позавчера там устанавливали в уборных второго этажа унитазы для американцев.

Ребята смотрели кино “Конек-горбунок” в переделке Швейцера!151 Чушь, говорят, ужасающая,— этого самого Швейцера хотели приставить ко мне консультантом по “Хлебу”. Либретто оного “Хлеба” я отправил,— боюсь только, что и лепешки на этой штуке я не заработаю.

Телеграмма Марусе от родных из Тулы: “Сомневаемся твоим молчанием. Дуня”.

Все, кто узнает, что я еду в Москву, выражают живейшую зависть. Приходится удивляться, что мне ехать неинтересно. Я же еду “в командировку”, а не за чем-то творческим. Искусством там и не пахнет,— да и где им сейчас пахнет? Недаром страсть к искусству переносишь на страсть к природе, ружью и охоте,— и недаром искусство древнейших началось с охоты.

145

30. [IX]. Среда.

От Сталинграда,— северо-западные окраины,— немцев, кажется, отбросили. У “академиков” волнение — выдали по 150 грамм сосисок и за все просроченные дни сахар. Тамара говорила,— и очень убедительно,— что мое либретто, старающееся] совместить несовместимое,— “Хлеб” — дрянь. Очень возможно. Я писал, думая доставить,— в рамках! — приятное зрителю. А надо, конечно, не приятное, а полезное. Урок, пример,— и примерное, поучительное, чего в либретто “Хлеб” нет. Ну и прах с ним! Мало у меня недель пропадало? Единственное утешение, что ошибки полезны.

 

1 октября. Четверг.

Сборы на охоту. Едем в Брич-Мулу. Холодище ужасный. Но ничего, как-нибудь. В горах, наверно, будет еще холоднее.