волнение. Но, скрывая это, прикрыл глаза морщинистыми веками, чтобы Алва ничего не смогла заметить.
— Фергюс готов к переговорам, — продолжала Алва. — Это я и должна была тебе передать.
— И больше ничего? — спросил Джеррик разочарованно.
— Фергюс ждет меня с ответом, — заявила Алва. Она понимала, что главное для нее сейчас — уйти из резиденции главы Совета XIII живой. А там, думала она, будет видно. Может быть, еще не все потеряно для нее. В любом случае, гнев Фергюса она предпочитала мести Джеррика.
Кобольд испытывал такое чувство, будто он вновь потерял только что обретенный, как ему какое-то время казалось, ключ от врат в страну богов. Как это часто бывало, мысль о том, что он умрет, неожиданно промелькнула в его голове, вызвав озноб. И он, по странной прихоти сознания, не простил этого Алве.
— Хорошо, пусть будут переговоры, — сказал Джеррик, с ненавистью глядя на эльфийку. — Передашь это Фергюсу. Но чтобы не тратить времени, с тобой я пошлю Филиппа. Он обсудит с Фергюсом дату и место. Ты не возражаешь, Алва?
— Разве я могу возражать? — покорно ответила Алва, с трудом скрывая радость. Это было не совсем то, на что она надеялась, но, по крайней мере, ее жизни уже ничто не угрожало. — Твое слово для меня закон, Джеррик.
— Ведь нам не привыкать путешествовать вдвоем, — осклабился рарог. — Вспомним старые добрые времена, Алва.
Эльфийка бросила на него испуганный взгляд. Она боялась не рарога, а Джеррика. Кобольд мог отомстить ей за то, что она обманула его и стала любовницей Филиппа. Пусть не сейчас, но в будущем.
— Я могу тебе сказать несколько слов с глазу на глаз, Джеррик? — спросила она. — Это важно для меня.
Алва соблазнительно улыбнулась, давая понять, о чем она собиралась говорить с Джерриком. Но она сказала уже все, что могло заинтересовать кобольда. А к ее телу он давно потерял интерес. И кобольд не дал ей шанса.
— Скажешь, когда вернешься с острова Эйлин-Мор, — ответил он. — А сейчас поспеши. Фергюс с нетерпением ждет тебя, я полагаю.
Алва вышла, разочарованно прикусив губу. Филипп, направившись вслед за нею, переглянулся с кобольдом. Тот кивнул. Они хорошо поняли друг друга.
Глава 15
В тесной кабине лифта Филипп приблизился к Алве и жарко зашептал ей в ухо:
— Неужели ты все забыла, милашка?
А его руки жадно гладили ее бедра, пытаясь пробудить чувственность.
Но Алва не чувствовала ничего, кроме отвращения. Филипп был ей противен, как когда-то сутенер-алжирец времен ее юности, и даже сильнее. Тот, по крайней мере, не предавал ее, а просто насиловал. Алва не могла забыть свой отчаянный крик о помощи и то, что Филипп как будто не услышал его, спеша вслед за Джерриком. Ей часто снился потом по ночам один и тот же сон — она лежит на полу камеры, протягивая руки к Филиппу в немой мольбе, а тот перешагивает через нее, наступая при этом на ее ладони кованым каблуком своих ковбойских сапог. И смеется. Его смех звучит все громче и громче, он превращается в громовые раскаты, внезапно из тьмы над головой Алвы сверкает молния и ослепляет ее… После этого Алва просыпалась и уже не могла заснуть, дрожа от ледяного озноба и поскуливая, как маленький слепой щенок, от ужаса.
И когда Филипп начал тискать ее, она вспомнила не их прошлые любовные утехи, которые когда-то доводили ее до экстаза, а этот сон. И содрогнулась. Но Филипп приписал ее дрожь своим ласкам и решил, что она готова сдаться.
— Только не здесь, — сказал он, самодовольно ухмыляясь. — Поедем в гостиницу. У нас еще есть время до рейса в Эдинбург.
Алва уже готова была ударить его коленом в пах, как она поступала во времена своей юности, отбиваясь от мужчин, желающих воспользоваться ее услугами даром, как вдруг ей пришла в голову мысль, что Филипп может знать, где находится внук Фергюса. Алва уже не сомневалась, что Джеррик освободил рарога только для того, чтобы тот сделал для него какую-то грязную и опасную работу. Например, похитил внука Фергюса. А ей, Алве, в общем-то, все равно, кого соблазнять, чтобы выудить информацию о его местонахождении. И Филиппа, как бы он ни был ей противен, даже предпочтительнее, чем Джеррика. Кобольд был ей не менее отвратителен, но его она к тому же смертельно боялась.
И Алва приникла своими жаркими бедрами к мужской плоти рарога, чтобы сильнее распалить его. Чем сильнее он возбудится, знала она, тем послушнее будет отвечать на ее вопросы, без ответов на которые он не сможет от нее получить то, что так желает. Мужчины в опытных руках Алвы всегда были как воск, растопленный пламенем.
— В отель Adlon Kempinski, — шепнула она. — Это на Pariser Platz.
— Я знаю, где это, — хриплым от желания голосом ответил Филипп. — Но не надо, чтобы нас видели в гостинице вдвоем. Ты войдешь первой и снимешь номер. Не забудь предупредить консьержа, что ждешь гостя. Я зайду чуть позже и узнаю у него, в каком номере ты остановилась.
Алва подумала, что рарог посылает ее снять номер, чтобы не платить за него самому. Но не стала протестовать. В игре, которую она задумала, не стоило мелочиться.
Двери лифта распахнулись, и Филипп отпрянул от эльфийки. Они вышли и, держась на некотором расстоянии друг от друга, направились к воротам. Рарог не сводил глаз с бедер Алвы, а потому не заметил гамадриаду Дапн, входящую в калитку в ограде. Но та его увидела и окликнула:
— Филипп! Постой!
Рарог недовольно отозвался:
— Я тороплюсь, Дапн. Ты же видишь, я не один.
Дапн, мельком глянув на эльфийку, презрительно усмехнулась.
— Твоя спутница не обидится, я уверена. Да это и не отнимет у тебя много времени.
— Хорошо, — неохотно согласился Филипп.
Он остановился, искоса наблюдая за тем, как Алва вышла за ворота и медленно пошла по улице вдоль ограды. Может быть, поэтому Дапн не могла заглянуть в его глаза, как ни пыталась. Но, скорее всего, он нарочно отводил свои глаза, чтобы ненароком не выдать себя.
— Ты знаешь, где Джелани? — спросила гамадриада. — Я нигде не могу его найти.
— Откуда мне знать, где этот африканец? — в голосе Филиппа звучало искреннее недоумение. — Они встречались с Джерриком в конференц-зале. Ты вошла вместе с ним. Это все, что мне известно.
Взгляд гамадриады потух. Она видела, что рарог лжет, как все те, кого она до этого спрашивала о Джелани. Но она не могла заставить его говорить правду. Она была кроткой и безобидной, все об