смертную казнь. И чем позже Фергюс, его тюремщик, узнал бы о бегстве Филиппа, тем дольше рарог мог без всяких опасений наслаждаться своей нежданной свободой. Трудно было предположить, что Филипп решит похитить внука Фергюса, чтобы заключить сделку с самим эльфом и выторговать себе свободу и жизнь. А, главное, что он сумеет осуществить этот дерзкий план. Филипп, при всех своих зверских наклонностях, был слишком мелкой рыбешкой для этого.
Но после того, как прозвучало имя Джеррика, все встало на свои места. Филипп был всего лишь исполнителем. Проклятый кобольд все-таки отомстил Фергюсу, пусть и чужими руками.
Фергюс застонал от бессильной злобы. Доказать причастность Джеррика к похищению его внука он мог, только отыскав рарога и заставив его признаться во всем. Но на это могли уйти годы. Фергюс даже не догадывался, где искать рарога. А главное, где похититель мог прятать Альфа. Если, конечно, мальчика не убили. От Джеррика, одержимого безумной идеей уничтожения человечества, можно было ожидать всего. Но Фергюс не хотел даже думать об этом. Эта мысль могла убить его самого, дай он ей волю в своем воображении
Вдруг эльф услышал свое имя, произнесенное хриплым шепотом:
— Фергюс!
Он обернулся и увидел Алву. Она смотрела на него сквозь зарешеченное отверстие в двери камеры, которая находилась напротив. В ее глазах светились одновременно отчаяние и надежда.
— Помоги мне, Фергюс, — прошептала эльфийка. — А я помогу тебе. Я слышала, о чем они говорили.
Как утопающий хватается за соломинку, так Фергюс ухватился за эти слова.
— Открой камеру, — приказал он домовому.
Гэйл послушно выполнил приказ. Фергюс вошел внутрь. Алва бросилась к нему навстречу, что-то бессвязно шепча. Эльф с отвращением отшатнулся. Он помнил эльфийку холеной и изнеженной, вызывающей восхищение мужчин своими огненными волосами, роскошными бедрами и не менее шикарным бюстом. А перед ним ползала на коленях увядшая женщина с мертвенно-белой кожей и выцветшими волосами, поражающая неестественной худобой и глазами затравленного зверька.
— Алва, если у тебя есть что сказать мне, то говори, — произнес Фергюс, с нескрываемым презрением глядя на эльфийку. — Не унижайся, это бессмысленно. Тебе не удастся вызвать во мне жалость. Я никогда не забуду, что ты не пожалела женщину, которая была моим другом, и ее маленького сына. Ты убила их, а затем предала тела огню, не оставив мне даже возможности попрощаться с ними.
— Но ведь они были люди, — всхлипнула Алва. — Разве можно за их смерть так жестоко карать меня?
Фергюс почувствовал, что в нем пробуждается былая ненависть к Алве. Не проронив ни слова, он повернулся и пошел из камеры.
— Подожди, Фергюс! — прохрипела Алва. — Разве жизнь твоего внука не стоит того, чтобы ты меня выслушал? Даже если ты не можешь простить мне смерть своей любовницы.
Фергюс замер в дверях камеры. И, не оглядываясь, тихо, едва сдерживаясь, спросил:
— Что ты знаешь о моем внуке?
— Я слышала, о чем говорили Джеррик и Филипп, — торопливо забормотала Алва. — Они собирались похитить твоего внука, чтобы затем шантажировать тебя. Что ему надо от тебя, Джеррик не сказал даже Филиппу. Впрочем, Филипп и не настаивал. Он хотел только одного — свободы. И получил ее в обмен на твоего внука.
— Это все, что тебе известно? — презрительно скривил губы Фергюс. — Я догадался об этом и без тебя. Твоя информация ничего не стоит. Прощай, Алва!
— Но я могу помочь тебе! — закричала эльфийка. — Я могу узнать, где они прячут твоего внука. И тогда тебе не придется отдавать то, что так хочет получить Джеррик. Как ты думаешь, Фергюс, это стоит моей свободы?
— Но где гарантия? После того, как я тебя освобожу, ты можешь предать меня.
— Не бойся этого, я ненавижу Джеррика, — Алва даже заскрипела зубами, произнося имя кобольда. — И Филиппа тоже. Они бросили меня в этой камере подыхать как смердящую собаку. Ушли и даже не оглянулись. А ведь я не более виновна, чем Филипп, клянусь тебе! Это не я, а Филипп убил твою любовницу, Фергюс! И он вложил меч в мои руки, чтобы я отрубила своему мужу голову. Так почему он на свободе, а я должна гнить в этой камере? Это несправедливо! Я хочу отомстить им обоим.
— И каким образом?
— Ты меня освободишь, я встречусь с Джерриком, соблазню его и выведаю, где он прячет твоего внука.
Фергюс с сомнением посмотрел на Алву. Мысль, что это жалкое существо может представлять для кого-то сексуальный интерес, позабавила его. Алва поняла его и усмехнулась, обнажив неожиданно все еще красивые белые зубы.
— Мне нужно трое суток, Фергюс, чтобы вернуть себе былое очарование в глазах Джеррика, — сказала она. — Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Теплая ванна в гостинице, чистое белье, массаж, новое модное платье — и я чудесным образом преображусь. Мне бы только добраться до Джеррика, а что надо делать, чтобы пробудить его чувственность, я не забыла. Он не устоит. И, опьяненный страстью, все мне расскажет. А я тебе. По рукам, Фергюс?
Фергюс все еще сомневался. Но он понимал, что другого варианта, кроме предложенного Алвой, у него не было. Во всяком случае, в эту минуту он его не видел.
— Пусть будет по-твоему, — кивнул эльф. — Я сниму тебе номер в гостинице…
— Plaza Athenee, — торопливо произнесла Алва.
Это была самая шикарная гостиница Парижа, в которой Алва жила много лет до того, как попала в темницу. Со своим мужем, Лахланом, она занимала номер на восьмом этаже, который был оформлен в соответствии с ее личными пожеланиями в стиле арт-деко и поражал воображение буйством орнаментов, а также изобилием слоновой кости, крокодиловой кожи, редких пород дерева и серебра. Кроме того, Plaza Athenee славился своим винным погребом, в котором хранились самые дорогие в мире вина. Но главное, что он расположился на avenu Montaigne, в соседстве со знаменитыми Елисейскими полями, изобиловавшими самыми известными в мире домами моды. Магазины с вывесками Sonia Rykiel, Christian Dior, Jimmy Choo, Louis Vuitton каждый день гостеприимно распахивали перед эльфийкой свои двери.
Одна только мысль о возвращении в этот блистательный мир вернула глазам Алвы прежний яркий блеск, а лицу румянец. Эльфийка уже не казалась безобразной. Она выглядела уставшей, оголодавшей и осунувшейся от недосыпания, но сохранившей следы былой красоты женщиной. И, видя это мгновенное преображение, обещающее еще большие чудеса в будущем, Фергюс впервые подумал, что, может быть, он не настолько глуп, что ввязывается в эту авантюру.
Глава 14
Париж навсегда остался для Алвы городом ее юности. Но, в сущности, она плохо знала этот город. Лучше всего