Он снова гладит, ластится, как самый настоящий то ли уже сытый, то ли еще недокормленный битый, но ласковый уличный кот.
Такой пакостный и одновременно такой любимый, что его просто невозможно не погладить.
— А знаешь, как завидно, Замочек… Ему тут чаи, значит… Дверь всегда открыта… А я, блять, ссу лишний раз написать тебе… Как пацан какой-то… Провинившийся…
— Потому что так и есть. Ты провинился…
Агата говорила тихо и без возмущения. Раз за разом водя по мужским волосам. Костя тоже не злился, просто делился. Замер, будто боясь спугнуть.
Ему всё нравилось. И ей всё нравилось. И это было так странно…
Они ведь те же… Он — всё такой же говнюк, разве что немного спеси меньше. Она — по-прежнему эгоистка, которая хочет чтобы её любили только так, как хочет она…
Но больше нет чувства отчаянья. Больше нет страха, что ничего у них никогда не получится…
Вот сейчас им снова безумно легко.
— Всё будет хорошо, Агат… Мы сможем…
Костя сказал внезапно как-то очень тихо, и по-особенному убежденно. Так, будто даже не ей скорее, а себе.
Агата замерла на секунду, задержав руку на его затылке, сверяя с внутренними ощущениями, а потом улыбнулась, кивнула. И тоже себе же.
Снова, как когда-то, потянулась к его щекам, зафиксировала, смотрела в лицо, впитывая… Чувствуя надежду и страх. Как всегда. Но уже спокойно. Просто не будет. Но они смогут. Костя прав.
Хотела что-то сказать, но как-то вдруг потерялась в словах.
А Костя вроде даже не ждал.
Опустил голову, сначала на футболку ее смотрел, потом снова в лицо.
— Можно? — спросил, почему-то вызывая у Агаты приступ трепета. Она не смогла ответить, но кивнула. А потом следила, отпустив его лицо, как он тянется к полам, поднимает вверх…
Оголяет живот, который еще не то, чтобы очевидно беременный, скорее похоже, что она просто поправилась, но Костю это, кажется, не смущает.
Он смотрит сначала, потом рукой тянется, гладит…
Поднимает взгляд, смотрит с улыбкой, видит, что у Агаты сами собой выступают слезы, но не бросается утешать…
— Пацан же будет?
Костя спрашивает, Агата мотает головой, смеясь, смахивая слезы, которые начали катиться.
— Непонятно пока. Врач сказала, что на следующем УЗИ посмотрим. Может увидим…
— Я тебе и без УЗИ скажу…
Костя снова поднял взгляд, Агата замерла на секунду, потому что в нем было слишком много счастья, как для бесчувственной скотины.
— Девка за тебя была бы. Упёртая. Дулась бы. А пацан — за папку сыграл. Умный потому что…
Так много, что снова захотелось его заобнимать всего. До хруста в ребрах, в шее, везде, где может хрустеть.
А еще не отпускать. Вот никогда.
Вообще никогда.
Не в силах справиться с собой, Агата снова потянулась к нему.
Чувствовала, что Костина рука так и остается между ними на животе. А сами они становятся до неприличия близкими.
— Не толкается еще? — Костя спрашивает шепотом, прямо Агате на ухо. Она отвечает так же тихо.
— Ты не почувствуешь. Он совсем маленький. Подождать надо.
Костя принял ответ, кивнул, потом Агата почувствовала, что он снова пытается чуть погладить тот самый живот…
— Спасибо, малой. Родишься — купим тебе тачку круче, чем у мамы. Заслужил.
— Дурак какой… Зачем ему тачка? Ему для начала неплохо бы другой транспорт…
— Не кипишуй, всё купим. Он в папку талантливый… Сам разберется, на чем и когда гонять…
Борясь с неконтролируемым желанием снова смеяться, Агата просто в очередной раз вжалась в Костину шею, пряча там улыбку. Думая о том, что на самом-то деле… Она ведь не против. По всем пунктам не против.
И даже хочет, чтобы он был похож на папку.
* * *
Костя уехал почти сразу. Ему кровь из носу нужно было на какую-то там встречу. Агата проводила его до двери. Прощаясь — они снова долго целовались, Костя её натурально всю облапал. Но, справедливости ради, нельзя сказать, что Агата была против…
Отпустить друг друга им было чертовски сложно, даже зная, что на сей раз — просто до вечера.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но стоило закрыться двери, Агата почувствовала легкое нетерпеливое покалывание в пальцах. В голове — много мыслей. И нет четкого плана.
Но, кажется, ей нужно собраться.
Вроде бы они с Костей сошлись на этом.
За этим занятием день пролетел незаметно.
Костя дважды звонил, много писал.
Судя по всему, волновался, что она спетляет. А Агате по-особенному приятно было сначала подкалывать, а потом успокаивать. Ей внезапно понравилось играть на нервишках самоуверенного… и неуверенного Кости.
Отвечать: «а это кто вообще?» на его требовательное: «ты уже готова?».
Смеяться, когда он тут же набирает и, понизив голос, то ли угрожает, то ли просто обещает, что по жопе отдохит за шуточки так, что сидеть неделю кое-кто будет стоя…
Напоминать, что он вообще-то обещал вести себя прилично…
А потом краснеть, чувствуя невероятный трепет, когда Костя, явно на кураже, всё так же тихо отвечает, что про «прилично» она может забыть.
Несмотря на то, что Агата часто отвлекалась на телефон, к оговоренному с Гаврилой времени у неё почти всё было действительно готово.
Агата не планировала вывозить из квартиры всё вплоть до матрасов. Только вещи, которые ей нужны. Понадобится что-то еще — вернется.
Просто захочет — вернется.
У них с Костей не получится — вернется.
Именно поэтому сейчас сборы воспринимались легко. Сейчас будущее не пугало.
Проблема скорее была в другом — слишком не терпелось. С Боем увидеться. С Костей опять.
Теперь и представить сложно было, как она умудрилась месяц без него протянуть. Потому что пара часов вот сейчас… И уже на сердце невероятная тоска. И одно желание — чтобы снова оказался рядом.
Даже неважно — здесь или там.
От мыслей о Костином доме больше не бросало в дрожь.
Агата знала, что сможет к нему привыкнуть. Это не будет элементарно, но в то же время — это вполне реально.
Если ему хочется, чтобы их семья жила там — она постарается. Для него, для малого, для себя.
Вообще стараться стоит, если знаешь, зачем ты это делаешь. И если ради тебя тоже стараются.
Агата знала, что обрести в этом мире место такой девочке, как она, которую еще в детстве выбросило на обочину, — очень сложно. А ей выпал невероятный шанс. И пусть страданий в ее жизни было много, пусть и из-за него эти самые страдания тоже были, но она не заточена на них. Она хочет другого. С ним это возможно. Поэтому лучше попробовать, чем жалеть, что не сделала этого.
Услышав, что в дверь звонят, Агата пошла навстречу, не в силах справиться с улыбкой.
Открыла Гавриле, заулыбалась сильнее, видя, что он практически сияет.
Смотрит лукаво, заходит, взглядом окидывает…
В его руках — новые цветочки. Пудровые розы в крафтовой бумаге…
Которые Гаврила протягивает, подмигивая…
— Костя Викторович просил в ножки супруге поклониться и презентовать. Заказывал сам. Я просто доставил…
С каждым новым словом Агата расцветала всё сильнее… И ей абсолютно не было, чего ответить.
Складывалось ложное впечатление, что изменение их с Костей настроения отразилось на всём мире. Даже солнце стало светить ярче. Гаврила стал довольней. Цветочки… Красивее…
— Я в воду поставлю… Ненадолго хотя бы…
Агата развернулась, говоря себе под нос, понесла букет на кухню, а Гаврила тем временем прошел в спальню, чтобы оценить масштабы переезда.
Вещей было не то, чтобы много. Несколько сумок и одна коробка, которую Гаврила мог спокойно снести сам. Вероятно, это его удивило.
Он зашел следом почти сразу.
Остановился рядом, глядя на Агату, которая неотрывно на цветы. Улыбаясь, как дурочка…
Хотя, наверное, не «как»…
— Там записка…
Гаврила сказал негромко, Агата быстро посмотрела на него, а потом снова на них, краснея.
Она видела. Просто как-то… Неловко смотреть что ли… Но безумно любопытно.