по три раза, прежде чем я услышу. Поэтому когда я обратила внимание на стоны, то предположила, что это Шер или Сьюзан Сарандон, но потом взглянула на экран, а там Джек Николсон, один в этом своем огромном особняке, ужасно переигрывал и замышлял свою страшную месть.
Конечно, Рэй и Рут вели себя вполне сдержанно, но секс есть секс, и эти звуки трудно с чем-то спутать, особенно когда их издает кто-то в комнате прямо под тобой. Мне не хотелось ни подслушивать, ни выдавать своего присутствия, поэтому я, как могла, сосредоточилась на кукольном домике, дожидаясь, пока они вылезут из кровати, и стараясь не представлять то, что происходит в бывшей спальне моих родителей.
Рэй мне, пожалуй, даже нравился. Он обожал «Монополию», готовил вкусный попкорн и регулярно пополнял наши запасы продукцией «Шван фудс», а иногда даже приносил деликатесы вроде крабовых ножек. Они с Рут любили обмениваться впечатлениями о своих поездках по растрескавшимся дорогам восточной Монтаны, в которые их увлекало служебное рвение, и иногда даже разъезжали вдвоем по другим городам, а я от души радовалась, что они нашли друг друга и теперь могут вместе бесконечно перетирать эту свою хрень.
Когда все стихло, я спустилась вниз. Они сидели на диване, укрывшись пледом, и смотрели футбол.
– Привет, Кэмми, – сказала Рут. – Ты только вернулась?
Я могла бы соврать, но не видела в этом смысла. Теперь, узнав, что Рут занимается сексом, я наконец-то увидела в ней живого человека. Два последних года она была лишь неким средством, обеспечивающим мои нужды, – заменой родителям, а еще женщиной, чьим стандартам я никогда не смогу соответствовать. Но с Рут, предававшейся радостям плоти до брака, я, наверное, могла бы подружиться. Поэтому я ответила:
– Нет, я была наверху, делала уроки.
Рэй прочистил горло и шумно вздохнул. Не отрывая глаз от экрана, он начал теребить кольцо на крышке пивной банки.
– А мы и не знали, что ты дома, – сказала Рут, меняясь в лице. Она не покраснела и не смутилась, но все равно выглядела как-то по-другому.
– А я вот была.
В комнате воцарилось неловкое молчание. Я пошла к морозилке и взяла фруктовый лед на палочке, чувствуя, что сегодня я его заслужила. Потом спустилась вниз к бабуле. Она сидела в своем большом кресле и вязала крючком плед для Рэя. Он, разумеется, выбрал расцветку футбольной команды Кастера: синий, золотой и белый.
– Вот она, моя ворчунья, – сказала бабуля, взглянув на меня поверх своих очков для чтения. – Услада моих утомленных глаз.
Я рухнула на диван.
– Ты меня видела вчера за ужином, сегодня утром на кухне и…
– Хватит умничать, – ответила она. – Ты же знаешь, что я имею в виду.
– Знаю. – Так оно и было. Мы уже давно ничего не делали вместе, только мы вдвоем.
– Ну и? – спросила она. Она всегда так начинала разговор.
– Да ничего. – Я выковыривала остатки апельсинового сорбета из бумажного стаканчика.
– Ты знаешь, что скучно бывает только тем, кто сам скучный?
– Значит, я скучная.
– Мне так не кажется, – ответила бабуля. – Поди достань мне синюю пряжу. – Она указала крючком на моток в корзине рядом с моими ногами. – Да не заляпай весь пол своим сорбетом.
Я засунула фруктовый лед за щеку и бросила ей клубок. Мы замолчали и какое-то время слушали радиопередачу о сельском хозяйстве.
– Рэй все еще там? – наконец спросила бабуля.
Я кивнула:
– Видимо, останется на ужин.
– Ну и как он тебе?
– Не знаю. Пожалуй, ничего, – сказала я. – Вроде милый.
– По-моему, ты совершенно права: парень он хороший, работяга. Не то что те, с кем она встречалась еще до свадьбы твоих родителей, все в шляпах да без скота и относились к ней, словно она призовая лошадь: сегодня носятся с ней, а завтра – отработанный материал. Но Рэй, похоже, задержится.
– Ты уже и об этом успела подумать? – удивилась я. Мне и в голову не приходило так далеко заглядывать в будущее Рут. – Они же только начали встречаться.
– Нет, тигренок, – возразила она. – Рут уже не девочка. Не забывай, в ее жизни произошло столько же перемен, сколько и в твоей. Думаю, отношения пойдут ей на пользу.
– Что ж, тогда я рада, – серьезно ответила я и ничуть не покривила душой. А потом добавила то, чего говорить не собиралась, как-то само с языка слетело: – На днях я виделась с Ирен Клоусон в школе. Она просила передать тебе привет.
– Не знала, что она вернулась. Чем она тут занимается?
– Приезжала погостить, – ответила я. – На каникулы. Уже уехала, наверное.
– Надо было позвать ее к нам, – сказала бабушка. – Хотелось бы ее повидать. Вы же раньше были не разлей вода.
– А теперь нет. – Я снова почувствовала себя очень несчастной и решила, что на этом разговор окончен, но бабуля добавила:
– Нет… Потому что они умерли, да?
– Нет, не только поэтому, бабуль.
– Нет, – повторила она. – Не только поэтому.
* * *
Коули Тейлор не была типичной девушкой с ранчо, которая всюду ходит в синей куртке с эмблемой ассоциации БФА («Будущие фермеры Америки») и проводит свободное время в учебно-опытном хозяйстве. Оно располагалось в большом металлическом ангаре, который вырос словно из-под земли на парковке перед школой. Там проводились уроки агротехники: ученики осваивали трактор, определяли разновидность зернового грибка и много матерились. Некоторые девчонки, посещавшие эти занятия, были такими же городскими, как и я, но старательно маскировались, выбирая ремни со сверкающими пряжками размером с голову и ублажая в обеденный перерыв наших местных божков – Сета и Эрика Кернов, которым суждено было в скором времени выиграть Чемпионат США по родео, – в их пикапе.
Коули не нужно было притворяться крутым ковбоем – она и так им была. Каждое утро она проезжала шестьдесят с лишним километров от семейного ранчо до города на своем пикапе, а после занятий возвращалась обратно. До девятого класса она посещала маленькую сельскую школу в Снейквиде и всегда была первой из двенадцати учеников, но теперь старшие классы там закрыли, и все двенадцать девятиклассников присоединились к нам.
Осенью мы с Коули начали вместе посещать уроки биологии. Она не села за последнюю парту вместе с другими ребятами из БФА, хотя там ей оставили местечко. Она выбрала первую парту и задавала умные вопросы о том, как лучше делать разрез, проводя вскрытие; я же провела семестр, наблюдая, как постепенно темнеют ее выгоревшие за лето волосы. Они у нее слегка кудрявились, и я представляла, что от них исходит аромат пионов и сладкой свежескошенной травы. Я провела много времени,