— Ну, тогда… ладно, — не слишком охотно согласилась молодая женщина.
Когда она разделась, то ей стало крайне неуютно под взглядом Максимо. Когда он занимался с ней любовью — это было одно. Тогда Элисон не задумывалась, как она выглядит. Сейчас же она остро чувствовала свое начавшее полнеть тело. И Максимо собирается перенести его на холст?!
— Я не такая красивая, как…
— Не говори так, — мягко перебил он ее. — И никогда не сравнивай себя с другими женщинами. Ты красива для меня. Помни только об этом.
Элисон слегка расслабилась и смущенно улыбнулась.
В Максимо боролись два человека: мужчина и художник. Второй победил. Максимо, показав Элисон, куда она должна прилечь, взялся за портрет. Стоило ему начать рисовать, как его поглотила работа. На несколько часов он забыл обо всем, кроме стремления полнее передать ее характер, в котором трогательно сочетались независимость и хрупкость, страстность и ум.
Поначалу Элисон чувствовала себя немного скованно, но затем привыкла. Следя за тем, как Максимо работает, она залюбовалась им, забыв про свою наготу. Восхищение постепенно сменилось желанием.
— Я хочу тебя, — услышал Максимо ее голос, полный страсти, и в нем снова проснулся мужчина. Художник тут же был забыт. — И я не уверена, что смогу ждать, — чуть капризно добавила Элисон.
Максимо еще не видел, как она надувает губы, и нашел это необыкновенно эротичным и возбуждающим.
Когда он подошел к ней, Элисон поерзала на диванчике и провела рукой по груди.
— Теперь я хочу быстро, — хрипловато сказала она, и Максимо понял, что он по-другому и не сможет.
Он овладел Элисон яростно и страстно, но, чтобы доставить удовольствие и ей, ему все же пришлось немного обуздать себя. Это того стоило: Элисон в экстазе выкрикнула его имя.
Когда они лежали рядом, тяжело дыша, Максимо снова подумал о том, что никогда секс не был для него таким… Он не мог объяснить, что с ним происходит. Нет, он не любит Элисон… Но если это не любовь, то что?
От размышлений его отвлекла Элисон, чему Максимо был только рад.
— Это невозможно, но мне кажется, что с каждым разом становится все лучше и лучше, — довольно вздохнула она.
— Не могу с тобой не согласиться.
Некоторое время они лежали молча. Элисон снова вздохнула, но ничего не сказала. Максимо поймал себя на том, что хочет знать все о ее прежней жизни. И это было не простое любопытство, а настоятельная потребность.
— Расскажи мне о себе, — попросил он.
Элисон прижалась к нему. Глупо было что-либо утаивать от Максимо, тем более что она обещала ему быть честной и открытой.
— Что ты хочешь знать?
— Все, — сказал Максимо, и это была правда.
Элисон рассмеялась:
— Как ты себе это представляешь?
Он поцеловал женщину в плечо:
— Тогда расскажи о своей семье. О своей сестре.
Элисон помолчала, а затем начала:
— Кимберли была моим лучшим другом, хотя она была ребенком и многого не понимала… — Элисон оборвала себя, помолчала и медленно продолжила: — А может, наоборот, в отличие от здоровых детей, она понимала вещи, которые не всегда понятны даже взрослым. Она всегда улыбалась и дарила всем хорошее настроение, даже если ей самой было плохо. — Она грустно улыбнулась. — После того как сестренка умерла, наша семья распалась.
— Сколько тебе было, когда это произошло?
— Двенадцать лет.
— И что, твои родители не попытались сохранить брак?
— Я не очень хорошо помню… Но после смерти Кимберли все постепенно стало меняться в худшую сторону. А однажды отец не вернулся домой. Совсем.
— А что твоя мать? Она занялась твоим воспитанием?
Элисон покачала головой:
— Мама была слабой женщиной. Она всегда во всем полагалась на отца. После двойного удара она не оправилась и, не умея стоять на собственных ногах, начала понемногу скатываться вниз, так как карабкаться наверх всегда сложнее. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Понимаю, — медленно произнес Максимо — Селене тоже не хватало силы духа, а я не смог стать для нее поддержкой. Особенно в последние недели. Я видел, что она несчастна, но ничего не предпринимал.
Элисон дотронулась до его лица.
— Не надо, Максимо, — попросила она. — Не терзай себя. Сейчас это бессмысленно.
— Самое ужасное, что ничего нельзя изменить.
— Но ты не виноват в том, что Селена не захотела стать сильной, — настаивала Элисон. — Я не могла ничем помочь своим родителям, так как сама была еще слишком мала. Селена же была взрослой женщиной. Ты не мог постоянно принимать решения за вас двоих. Когда люди вступают в брак, они должны черпать силы друг в друге. Разве она не давала клятву: «И в радости, и в горе»?.. Селена, по-моему, просто не захотела справиться с депрессией.
Максимо был вынужден с ней согласиться. Да, он, конечно, тоже виноват, но Элисон права: если бы Селена захотела, она бы сама попыталась с ним поговорить. Но она предпочла спрятаться в раковину, а не разбираться в проблеме, тогда как он хотя бы предпринял попытку что-то изменить. Конечно, ему никуда не деться от чувства вины, но, как верно заметила Элисон, терзаться по этому поводу бессмысленно: Селену не вернуть. Но даже если бы она была жива, то…
Максимо напрягся, Элисон это сразу почувствовала и спросила:
— Что-то случилось?
— Да нет, ничего, — машинально ответил Максимо, не желая делиться с ней своими мыслями.
Он должен сам разобраться, почему ему пришло в голову, что, если бы Селена была жива, он не смог бы с ней жить. Потому что появилась Элисон.
— Ясно, — сказала Элисон, и Максимо почувствовал, как она сжалась в его объятиях.
— Я… — попытался объяснить он, сообразив, что нарушил обещание быть с ней честным во всем. — Мне пришло кое-что в голову, но я пока не готов поделиться этим с тобой. Мне нужно подумать. Позже мы обязательно поговорим на эту тему, хорошо?
Элисон слегка расслабилась и улыбнулась, хотя улыбка получилась слегка натянутой.
— Да, конечно.
Максимо взял ее за подбородок, заставляя смотреть на себя. Она отвела взгляд.
— Элисон, пожалуйста, я пока не хочу об этом говорить. Мне нужно время. Попытайся меня понять. Видишь, я с тобой честен.
Она сделала глубокий вдох:
— В общем, мне тоже есть о чем подумать.
— Значит, нам обоим будет чем заняться.
Элисон поцеловала его в губы.
— Ты имеешь в виду третий заход? — озорно поинтересовалась она. «Удивительно, — мелькнуло у нее в голове, — совсем недавно я и не помышляла о сексе, а сейчас не могу не думать о нем».
Элисон казалось, что, признав потребности своего тела, она наконец-то стала самой собой, настоящей женщиной. Это наполняло ее радостью.