Сатин декоративный. Фрагмент.
Начало 1930-х гг.
Автор рисунка С. П. Бурылин (?). Ткань была представлена на выставке «Советское индустриальное искусство»
«Водный спорт». Ситец. Фрагмент.
Автор рисунка М. М. Ануфриева.
Фабрика имени III Интернационала, Карабанове, Владимирская область
Тема труда азиатских женщин традиционная — сбор хлопка. Именно так назвала свой декоративный сатин начала 30-х годов художница М. Назаревская.
Российские «Жницы» представлены на ситцевой ткани в дипломной работе выпускницы Вхутеина Л. Силич. Ткань выполнена в технике «пико» (вытравной рисунок, белый по синему фону). Это удивительная композиция, с плавным ритмом гнущихся снопов и изысканной простотой и изяществом женских фигур.
Декоративная ткань «8 Марта» (автор Д. Преображенская), отражающая общественную жизнь женщин, построена на сочетании розовых тонов. По колориту и узору очень напоминает занавесочные ситцы, некогда распространенные в крестьянском быту. Динамика композиционного решения в сочетании с «женской темой» сделали ее остро современной для тех лет. Ткань в соответствии с представлениями о том, каким должен быть «новый быт», выдержана в духе революционной романтики, борьбы за женские права и раскрепощение женщины. Тут уж никаких «пошлых» «мещанских» цветочков на занавеске. Их заменило сочетание мотива «пролетарки на демонстрации» с мотивами индустриальными, с заводскими трубами, и сельскими, с колосящейся пшеницей.
Еще одним ракурсом развития женской темы является спорт. Это популярная тема 20–30-х годов. Ситцы и фланели на тему спорта создавали разные художники. Упомянем, в частности, ситец «Водный спорт» М. Ануфриевой с оригинальной динамикой композиционного решения.
При создании тканей для массового тиражирования художники были ограничены в выборе средств из-за скромных возможностей производства. Поэтому в рисунках для массовых плательных тканей преобладали графические приемы. Технологически раппорт рисунка был рассчитан на нанесение его на ткань машинным способом с помощью одного вала, поэтому колористическое построение делалось с таким расчетом, чтобы в нем активно участвовал один цвет. В пределах одного цвета — красного, черного, темносинего, в сочетании с фоном художники добивались удивительной декоративной выразительности, свойственной таким тканям, как «Трактор» Бурылина, «Транспорт» Преображенской и др.
Ткани появлялись на художественных выставках: Первой Всероссийской художественно-промышленной выставке в марте 1923 года, Первой Всесоюзной сельскохозяйственной выставке, где был открыт текстильный павильон, выставке 1928 года «Бытовой советский текстиль» и др. На Всемирной выставке в Париже в 1925 году золотой медалью были отмечены ситцы художника С. Бурылина, выполненные тончайшим графическим рисунком на основе композиции пятиконечных звезд, колосьев, серпа и молота.
Ткани, созданные в конце 1920-х — начале 1930-х годов дают возможность ощутить неповторимую атмосферу тех лет и не имеют аналогов. Исследователи отмечают их непреходящую ценность как культурного явления и как источника вдохновения для современных художников, работающих с текстильными орнаментами.
Платья из занавесок
Мама, мама, что мы будем делать,
Когда настанут зимни холода?
У тебя нет теплого платочка-точка,
У меня нет зимнего пальта.
Модная песенка начала 20-х годов
Пока конструктивисты разрабатывали ткани и прозодежду, людям надо было во что-то одеваться. И страна шила. В основном перешивала и перелицовывала. Во многих домах можно было найти швейную машинку «Зингер», полученную в приданое до Первой мировой войны. Шили сами, отдавали портнихам (во время нэпа была возможна частная практика, а когда запретили то портнихи шили «потихоньку»). В России массово носили спортивные майки, прямые хлопчатобумажные юбки, совсем короткие или, напротив, спускающиеся почти до полу. Красная косынка на голове была почти у всех. Шляпка смогла конкурировать с ней только в период нэпа.
В 1925 году вышел в свет альбом с моделями Н. Ламановой и рисунками В. Мухиной «Искусство в быту» для самодеятельных, «домашних», портних. Там давались практические советы по пошиву современной одежды. Авторам хотелось, чтобы каждая женщина, руководствуясь их выкройками, могла сшить себе платье, чтобы каждая поняла, что такое красота формы, материала, цвета. В 20–30-е годы были популярны кружки кройки и шитья. Женщины переснимали фасоны, учились строить основу выкройки, переводить вытачки, перекраивать, перешивать, на себя, на детей, на мужа, на всех членов семьи. Если на детей можно было перешить из взрослой одежды, то на себя — из двух старых вещей — одну новую. Но часто старые вещи были уж слишком изношены. И тогда вход шли… занавески. Во многих мемуарах встречаем мы подобные описания.
Литературное свидетельство
Канун нового, 1922 года.
В Доме Искусств, в зеркальном зале, в двух гостиных и огромной, обшитой деревом столовой было человек 60…Все были одеты кто в чем: одни — в сохранившемся дореволюционном платье (собственном), другие — в таком же, одолженном, третьи — в театральном или маскарадном костюме, добытом по знакомству из театральной кладовой, четвертые — в заново перешитом, пятые — в смастеренном из куска шелка, лежавшего лет тридцать на дне сундука. В зале Н. Радлов с прелестной Шведе и Оцуп с Эльзой танцевали фокстрот, уан-степ, танго в лакированных ботинках и выутюженых брюках…
— Это женщина? Или это драпировка упала в кресло? — спросил испуганный Ходасевич. Действительно, широкое и длинное платье Радловой из золотого броката было под стать елисеевским гардинам, висевшим по бокам.
Нина Берберова. «Курсив мой»
Литературное свидетельство
У меня порой и на трамвай не было денег. Одежда сносилась. Мое гимназическое обличье стало неприличным. Мама стала шить художественные блузы из драпировок. У нас было много каких-то оконных драпировок бордового цвета. Продать их было нельзя, так как они секлись и расползались. Блузу из такой драпировки можно было носить месяц-два, не больше. К концу второго месяца она совершенно расползалась. Мать шила мне каждые два месяца по такой эффектной блузе, и наших драпировок хватило года на два.
…
Я имел в то время очень красочный вид, отражавший мои юные радужные настроения и яркость и красочность быта первых лет революции. На мне была седьмая по счету, сшитая, как я уже рассказывал, моей мамой из бордовых секущихся драпировок художественная блуза, желтый дубленый овечий полушубок с ярко-белым овечьим же воротником, лиловое кашне и кепка. Брюки были по тогдашней моде, короткие, узкие книзу и широкие кверху. Тяжелые ботинки. В руках тросточка. Самый вид мой отображал уже мою принадлежность к «левому» направлению в искусстве и, как мне казалось, вполне гармонировал с футуристической росписью палаток Охотного ряда.
Игорь Ильинский. «Сам о себе»
В замечательной книге Нины Берберовой «Курсив мой» отлично прослеживается атмосфера 1921–1922 годов и костюмы того времени в Петербурге (Петрограде), когда «с каждой неделей жить становилось немножко страшней».