поняла, пока злилась на него из-за этих стульев.
Боже… в кого только такой уродился...
— Держи, малыш, — подаю парнишке десерт, надеясь, что этой ночью его не ждёт какая-нибудь шоколадная кома.
Протерев руки влажными салфетками, поправляю аппетитные ряды капкейков в виде героев “Щенячьего патруля”, которые выбирала самолично. Аниматоры, одетые в “собак”, приняли удар по развлечению всех этих детей на себя, а Женя с Максом, по-моему, вообще отсиживаются в спальне наверху.
Радует лишь то, что в это время дня во дворе тень...
— Можно мне лимонада?
Убираю ото рта пальцы, с которых слизывала остатки сливочного крема, и поднимаю глаза, встречаясь с карими глазами того Немцева, от близости которого глупею под тяжестью этого странного тепла внутри и щекотки под рёбрами.
Особенно, когда он вот такой.
Активно соображающий, как бы оказаться ко мне ещё ближе, чем в данный момент!
Иногда мне кажется, что он решает эту задачу постоянно. С утра и до вечера…
“Это просто курортный роман”, — проговариваю в своей голове. — “Ничего более… не дави на него… иначе он сбежит от тебя быстрее чем наступит завтра…”
Сделав тихий выдох, опираюсь ладонями о стойку, кокетливо повисая на руках.
— Груша или лимон? — спрашиваю, глядя на него снизу вверх.
— Что посоветуешь? — оглядывается Федя через плечо, будто боится, что нам кто-то может помешать.
— Это сложный выбор… — смотрю в упрямые карие глаза, — груши сладкие, а лимоны… кислые…
Что я несу?
— Ну да… — кивает Федя рассеянно, в открытую пялясь на мою грудь, — тогда клубничный.
Подаюсь вперед, и моя стопа под стойкой сама собой взмывает вверх, как у какой-нибудь карикатурной влюбленной дурочки с лав-стори картинок.
— Ты что, глаза дома забыл, Немцев? — выгибаю я брови и понижаю голос до шёпота. — Сегодня такого в меню нет.
— А что сегодня есть в меню? — спрашивает хрипловато, наконец-то оторвав взгляд от моего пуш-апа.
У меня начинают гореть уши, потому что его глаза как два чёрных бездонных колодца!
Он сейчас говорит о еде?
В любом случае вид у него такой, будто он ждёт ответа на все свои вопросы и не оставит меня в покое, пока не услышит на каждый из них “да, да, да и ещё раз да”.
Да… непроходимый урюк. Кажется, я не против, чтобы сегодня в меню были я и ты. Облизываю губы и смотрю на его серьёзный и аппетитный рот, собираясь сообщить об этом в какой-нибудь извращённой и не очень понятной форме, потому что обожаю смотреть, как он всё вокруг воспринимает буквально, ибо прямой и приземлённый, как грабли.
— Тоня, милая, — врывается в наш мирок голос Жениной мамы.
Выпрямившись, суетливо заправляю за ухо волосы.
— Ты не отнесешь на кухню эти тарелки? — Опускает она на стойку стопку. — Скоро будет готово барбекю. Валерий Семенович сегодня в ударе.
— Конечно, — говорю дружелюбно, бросив на Федю быстрый взгляд.
Отступив в сторону и топчась на месте, почёсывает ладонью левой руки плечо правой и делает вид, будто мучается с выбором подходящего для себя капкейка.
Достаю из кармана карточку, которую вынула из “клубничной” коробки, и быстро пишу на обороте ручкой, найденной в комнате Алекса:
“Поцелуй меня”
Сую карточку в руку Феди и, прихватив заодно пустой графин, устремляюсь в сторону кухни.
— Помогу… — раздаётся у меня над ухом, когда вхожу в дом.
Улыбаюсь, опуская лицо и чувствуя за спиной большое мужское тело.
В доме кромешный ад.
Сваливаю бирюзовые тарелки в мойку и поднимаюсь на носочках, чтобы достать из шкафчика чистые. Выставив их на стол, вздрагиваю, когда моё запястье обвивают сухие сильные пальцы. Дёрнув меня за руку, тащат через гостиную.
Оборачиваюсь по сторонам. Никому до нас нет дела. Мы сами по себе...
Федя открывает последнюю дверь по коридору и заталкивает меня внутрь, закрывая её за собой.
Смеясь, спотыкаюсь о какой-то чемодан.
— Где мы? — спрашиваю тихо, хватаясь за его плечи.
— Там, где нет детей. — Теснит своим телом к стене, на ходу включая тусклую лампочку.
Кажется, это место для хранения всякого барахла… Пахнет стиральным порошком и пылью… Теперь эти запахи станут моими красными кнопками...
Смотрю в его лицо, запрокинув голову. Впитываю каждую деталь. Я и так их все знаю. Его губы приоткрыты, ладони обнимают мою шею, а глаза сконцентрированы на моих.
Это то, что меня с ума сводит! Он сдержанный со всеми, но когда он со мной, то ни черта не такой. Он настырный и напористый.
По моему животу ударяет чувственный всплеск.
Не теряя времени, обвиваю руками шею Феди и набрасываюсь на его губы, карабкаясь по нему вверх.
Испускает смешок мне в губы, подхватывая за бёдра и помогая обнять ногами свою талию.
Зарываюсь пальцами в его волосы, плавясь оттого, как наши губы в секунду подстраиваются друг под друга. Он не спешит, позволяя мне самой найти наш ритм. От этого меня скручивает возбуждением. Меня скручивает от его вкуса и того, каким частым стало его дыхание.
— Я думал, целовать буду я… — хрипит в мои губы.
— Помолчи… — Пожираю его рот, выгибаясь и постанывая, когда он даёт мне язык, который я заманиваю в свой рот, не прекращая тереться о него тоже.
— Я прощён? — спрашивает, отрываясь от меня и прижимаясь своим лбом к моему. — Да?
Хнычу, потому что он лишил меня своих губ и языка. Они мне просто жизненно необходимы!
— Я подумаю… верни мне свои губы...
— Сюда? — нетерпеливо прижимается ими к моей шее, прикусывает подбородок, повсюду орудуя языком.
Покрываюсь мурашками и поджимаю пальцы на ногах. Наше дыхание смешивается и стучит в моих висках.
—