сказать, рабов. С его помощью хозяин замка превращает живых людей в лимуров. В полуживых мертвецов!
— С чего это ты взял?! — возмутилась девушка. — Магистр — человек, конечно, со странностями, но он не злодей!
— Думай как хочешь… Только лимур не стал бы меня предупреждать, если бы зелье твоего разлюбезного магистра не было какой-то гадостью.
— Ты забыл о том, что благодаря хозяину этого дома мы не стали жертвами волколаков. Ты же сам мне говорил об этом.
— Я помню, но почему ты думаешь, что у него были только добрые намерения?
— Ну-у, я не знаю… Он так радушно нас принимает…
— Добрый человек, а тем более волшебник, не стал бы держать при себе отлетевшие души.
— Ты странный парень, — задумчиво проговорила Клауди. — Иногда деревенщина деревенщиной, а иногда… Говоришь как образованный.
— Мудрый Бернар обучал меня, — откликнулся Клаус. — А в остальном я простой дровосек. Вы, госпожа, можете оставаться, если пожелаете, а мне некогда здесь прохлаждаться.
— Нет, одна я здесь не останусь! — отрезала его спутница. — От одного взгляда на этих полуистлевших лимуров меня в дрожь бросает.
— Тогда бежим!
— А наша одежда? — спохватилась девушка. — Оружие, снаряжение?.. Я оставила все в спальной.
— А я — в привратницкой! — подхватил дровосек. — Нужно вернуться туда и все забрать!
Он кинулся к двери, в которую они недавно вошли, дернул за ручку, но та не шелохнулась.
— Барри нас запер! — крикнул Клаус и принялся молотить кулаками по филенке. — Открой!
— Не стучи! — осадила его Клауди. — Если бы слуга хотел, чтобы мы свободно прогуливались по замку, то не стал бы нас запирать. Похоже, ты был прав. Здесь творится что-то неладное.
— Надо искать другой выход!
И юноша принялся отдергивать портьеры и отодвигать мебель в поисках скрытого выхода. Внезапно потянуло ветерком с уже знакомым запахом, и лишенный телесности голос прошептал:
— Наклони подсвечник, который стоит на ломберном столике справа от тебя.
Что такое ломберный столик, дровосек не знал, но в комнате не было другого стола, поэтому он с легкостью нашел нужный подсвечник и наклонил его. Часть стены, обитой голубой тканью с золотыми узорами, сдвинулась влево, открывая темный проход. Клаус указал на него своей спутнице, и та, ни о чем не спрашивая, кинулась туда. Юноша метнулся за нею следом, не забыв прихватить другой подсвечник. Едва он исчез в отверстии, как стена вернулась на место. Проход вел только в одном направлении, так что выбора, куда идти, у беглецов не было. Да и куда они, собственно, идут, путники тоже не знали. Оставалось надеяться, что невидимый лимур не собирался заманить их в ловушку. Внезапно повеяло свежим воздухом и блеснул неяркий свет.
Они пробежали несколько десятков шагов и едва не потеряли равновесие, наткнувшись на груду тряпья и еще какой-то поклажи. Серый свет наступающего утра озарил сложенную у выхода из подземелья одежду, оружие, заплечные мешки и прочие пожитки, которые юные путешественники оставили там, где их застало пробуждение. Как сюда попали эти вещи, можно было догадаться. Вероятнее всего, их принесли «не совсем слуги» магистра обеих магий Стерна Осмоса Уриэля. Видимо, не так уж и любили призраки-лимуры своего господина, как он старался уверить своих гостей, а точнее, пленников. Иначе зачем бы они стали помогать тем, кто, скорее всего, должен был пополнить их ряды? Впрочем, юным беглецам некогда было ломать над этим голову.
— Надо переодеться, — сказал дровосек, озираясь.
— Надо, — согласилась его спутница. — Ты только отвернись.
— Ты тоже, — буркнул он.
Повернувшись друг к дружке спиной, они начали стаскивать с себя «королевские» шмотки, одолженные в покоях волшебника. Вскоре беглецы уже были во всем собственном. Клаус решил прихватить только шпагу. Фехтованием он владел неплохо. Этому искусству его обучал друг отца дядя Омелас, который был родом из эльфов. Шпага в ближнем бою сподручнее топорика. Теперь можно было продолжить путь. Выбравшись из подземелья, путники первым делом осмотрелись. Похоже, что тайный ход вывел их в ров, окружающий внешнюю стену замка. Воды во рву оказалось немного, иначе беглецам пришлось бы плыть. А так довелось только пробираться по колено в чавкающей грязи. Тоже приятного мало, но, по сравнению с опасностью превращения в ходячих мертвецов, сущие пустяки.
Клаус и Клауди перебрались через ров, вылезли наверх, огляделись. Им повезло. Вместе с рассветом окрестности замка окутал туман. И хотя тот мешал выбирать направление, но он же мог сбить преследователей с толку. Если, конечно, беглецов кто-нибудь собирался искать. Пока что понять этого было нельзя. Дровосек помнил, что ночью они подъехали к замку, миновав мост через реку, следовательно, нужно было двигаться в противоположную сторону. И, крадучись, юные путешественники двинулись вдоль рва, дабы обогнуть громадное обиталище призраков, что оказались человечнее волшебника, который воспользовался своим искусством, чтобы превратить живых людей в своих вечных, но мертвых рабов.
Позади замка начинался обрыв. Клубы тумана скрывали все, что простиралось внизу, и беглецы оказались в тупике. Они могли дождаться, покуда туман рассеется, или вернуться к мосту, по ту сторону которого раскинулась долина, где по ночам рыскали волколаки. Еще можно было вернуться в замок Уриэля, надеясь, что тот не станет превращать своих гостей в лимуров. Последнее было хуже всего. Да и к волколакам в зубы тоже не следовало торопиться. Ждать… И это тоже не выход. Оставалось положиться на удачу. Правда, в последнее время она их частенько подводила, но путники до сих пор еще не задумались: почему? Вместо того чтобы поразмыслить над этим, Клаус достал из заплечного мешка веревку и принялся привязывать ее к дереву, что росло над обрывом.
На этот раз первым стал спускаться дровосек, чтобы убедиться, что внизу их не ожидает какая-нибудь пакость. Из-за тумана веревка быстро стала скользкой, и юноше приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы удержаться на ней. Как назло, стена обрыва оказалась гладкой, лишенной малейших выступов и трещин. Клаус все спускался и спускался вдоль нее, не зная, когда закончится это погружение в молочно-белую взвесь. Наконец ноги его коснулись чего-то твердого, и он отпустил веревку. Оказалось, что напрасно. То, что дровосек принял за прочную поверхность, вдруг с хрустом раздалось под тяжестью его тела, и он рухнул в какую-то хрупкую, но жесткую груду. Отчаянно барахтаясь в ней, юноша с трудом сумел обрести более-менее надежную опору и выпрямился, стоя по колено…
Когда Клаус разглядел, в чем он барахтался, его пробрала дрожь. В тусклом свечении тумана проступали… кости. Они были повсюду: ребра, бедренные и берцовые, лучевые и ключицы, фаланги и плюсны. Куда ни кинь взгляд, черепа таращились пустыми глазницами и скалились остатками зубов.