– Не врет он, – проговорила Варька.
Неожиданно прорвало и Фому. Он вскочил и забегал по комнате кругами, вскидывая руки к потолку:
– Какой ужас! Что за времена! Какие нравы! Какие коварные твари эти женщины!
– Что это с тобой? – удивилась Варька. – Ты переволновался, дорогой?
– Не смей меня так называть! – рявкнул Фома. – Ты вот сейчас тоже возле меня греешься – «дорогой»! А потом окажется, что изменяешь мне с... с... с дворником дядей Петей!
– Достойная партия, – кивнула головой Гутя. – У него имеется личный транспорт – именная тачка, и новенькую метлу недавно выдали.
– Ну и что?! – взревел Фома. – Значит, если у него появится «Мерседес», можно мне будет изменять?!
– Фомочка, успокойся, – заверила его теща. – С его зарплатой он купит «Мерседес» только в три тысячи десятом году. Да и Варька к тому времени состарится. Господи, о чем я говорю! Ты-то и вовсе не доживешь, какая тебе разница?
– Мама! – подхватилась Варька. – Ты что – не видишь? Фома очень близко принял эту историю к сердцу. Он, можно сказать, вжился. А ты... Фомочка, пойдем, я тебе устрою нервную разгрузку. Погладим Матвея по шерстке... Матюша! Кис-кис-кис, куда ты запропастился? Пойдем, работать надо, с Фомы снимать стресс!
Фома ухватился за голову и побрел в свою комнату, а Варька, вытянув кота из спальни Аллочки, потащила животину в кухню – кормить, позабыв обо всех стрессах мужа.
– И все же я не верю... – плюхнулась в кресло Гутя. – Жанна не могла. Я же видела, как она переживала, когда мы Вету нашли. Она чуть с ума не сошла...
– А я вот сейчас вспоминаю... – наморщила лоб Аллочка. – Когда я увидела Вету в бильярдной... я тогда Жанну долго звала, кричала, и все не могла ее найти. А потом она выскочила из какой-то комнаты, и... в общем, она здорово нервничала, была какая-то... словно ее застали за чем-то страшным. Может, она испугалась, что девочка обо всем расскажет, взяла и... И потом, ты же слышала – пропали все кассеты.
– Как бы там ни было, надо с ней встретиться. Обязательно! – решительно произнесла Гутя и уселась к телефону. – Еще у меня одна мысль мелькнула...
И уже через минуту она заговорила приторным, медовым голосом:
– Наточка! Простите за поздний звонок, но у меня к вам предложение, от которого вы просто не сможете отказаться! Просто не сможете. У меня появился та-а-акой жених!.. При чем здесь «поздравляю»? Это для вас он жених, а для меня – клиент! Нет-нет, я берегу его для вас, пото... То есть как это – в монастырь?! Какой монастырь, деточка? Вы видели, в чем они ходят? У них же никакого декольте, никаких стрингов, а из ног видны только тапочки! Я и говорю, что это не для вас. Не мелите ерунду, милочка, что значит – можно из органзы? Вас не поймут и сожгут на костре... нет, не как Жанну д’Арк, а как распутницу. Короче, я к вам сейчас приду! Нет? Сейчас неудобно? Ах, вы не одна-а... ну что ж, тогда завтра с утра. Передавайте привет вашему священнику.
Гутя бросила трубку и пояснила растерянной сестре:
– Это Наталья Бубнова, моя клиентка. До замужества Жанны они считались почти подругами. Странно, что она не захотела со мной встретиться. Это очень подозрительно...
– Мам, если учесть, что уже первый час ночи, это вполне объяснимо, – выглянула из своей комнаты Варька. – Ты не находишь?
– Ну, знаешь! – обиженно выпятила грудь Гутя. – Когда иду по следу преступника, мне некогда на часы оглядываться! В общем, надо к этой Наталье наведаться. Может, у них с Жанной сохранились какие-то отношения? Во всяком случае, надо к ней подобраться с другой стороны.
В этот день уже ни к кому подбираться не стали. Аллочка ухватила кота и поволокла его в свою кровать, нашептывая: «Ты их не слушай, они ни черта не делают. А если бы ты видел, как я грамотно вела допрос! Кстати, мне Сигизмунд не звонил? Пулеметов?» Варька пела мужу колыбельные песни, и от этого не мог заснуть не только он, но и Гутя.
– Фома! Что ты ей придавил? – кричала она из другой комнаты. – Что ж она воет-то? Варенька! Детка, возьми обезболивающее...
Утром была суббота, значит, всем Неверовым можно было поспать – Фома на работу не уходил, завтрак ему не готовили ни Варька, ни Гутя, а Аллочка и вовсе привыкла спать до полудня – от этого, как она где-то вычитала, значительно улучшается цвет лица. Но кому-то не спалось даже в субботу. В девять зазвонил телефон. Трубку взяла Гутя. Как она ни уставала, а покой домашних берегла.
Звонила соседка по даче. Она сообщала неприятную весть – какой-то несознательный бич взломал дверь на даче у Неверовых и теперь лежит там и бессовестно спит. Если Неверовы не возражают, то она, соседка, может и не вмешиваться, а если им неприятно, что на их кроватях бомжи дрыхнут с грязными ногами, то пусть сами его выносят!
– Фома! – взревела Гутя, тарабаня в дверь комнаты молодой семьи. – На нашу дачу покусился бич! Срочно едем его выгонять! А то он привыкнет, и потом его не выселишь. Аллочка, просыпайся, я тебе, кажется, нашла нового жениха. Посмотрим, если по анкете подходит – будет наш. И черт с ним, я тебе на свадьбу подарю эту самую дачу – живите!
Фома ехать откровенно не хотел. Однако его желания особенно и не спрашивали. И куда бы он делся, если Аллочка уже вскочила и сидела перед зеркалом? Пока Гутя укладывала бутерброды в сумку, Варька набирала номер.
– Алло, Кирилл Андреевич? Это Неверова, – вежливо сказала она в трубку. – Скажите, а Жанна еще не появилась?.. Нет? Извините еще раз... Мы ищем, да-да, когда будут новости, сообщим.
Варька бросила трубку и вздохнула:
– А Жанны все дома нет... Я уже начинаю тревожиться.
– Даже ее муж не тревожится... – нехотя отозвалась Аллочка – она выводила стрелку над глазом. – Вот чует мое сердце: этот Назаров все о жене прознал и выставил ее за дверь! А теперь еще и удивляется – куда это пропала его благоверная? Гутя, а у моего нового жениха фамилия не Револьверов?
– Да хоть Автомат-Калашников! Лишь бы за себя взял, – фыркнула Гутя и позвала всех в кухню. – Завтракать! А то пока еще до дачи доберемся...
Жених Аллочке не подошел, это стало понятно стразу же. Во-первых, мужчина уже изрядно пожил, ему явно перевалило за шестьдесят. Во-вторых, воспитание бомжа явно хромало – он беспрестанно сыпал нецензурщиной, и при взгляде на Аллочку его матюки становились еще заковыристее, в-третьих, он невыносимо смердел, и именно последнее решило все. Жениха повышенной вонючести семейство Неверовых просто не вынесло бы.
С помощью уговоров, угроз и упоминаний о милиции мужчину удалось выдворить с дачной площади, а потом все семейство до самого вечера эту площадь отмывало. Зато, уезжая, Фома крест-накрест заколотил двери, и появилась надежда, что больше в их домик нога ни одного постороннего человека не войдет.