– Нет, не их, а Кирюху... мы же с ним выросли вместе! Но, между прочим, в роддоме не лежали, я его по роддому не помню, – внес ясность Чернов. – В одной школе учились, это да. Кстати, это я первый свое дело открыл, Кирюху к себе взял, а потом он у меня поднатаскался и сам начал. А я и не обижался – в одиночку у нас еще лучше получалось. А то каждый раз что-то делили, доказывали, на фиг оно надо? А так – приятелями остались.
– ...И даже семьями дружили... – подсказала Аллочка, вспомнив, что Чернов был приглашен на день рождения Машеньки.
Тот только поморщился.
– Чё вы постоянно меня перебиваете? Тем более что ни хрена не знаете! Какими семьями мы дружили? Зачем? У меня своя семья, у него – своя. И вообще, Кирюха мне большим другом и не был. Так только – отношения поддерживали, потому что в нашем бизнесе чем больше связей, тем лучше.
– А с чего вы тогда к ним в дом заявились? – не унималась Аллочка.
– А с того, что Кирилл должен был туда потом прийти со своими партнерами, – устало объяснял Чернов. – А этих партнеров я уже полгода караулю, а он у меня их из-под носа... Вот я и думал, что за домашним столом их и зацеплю. Тем более что и случай выдался удачный – Кирюха в своей младшенькой души не чаял, можно было просто подарить крошке здоровенный подарок, и ты – самый дорогой гость! Он же свихнутый на Машке! Ну, я его где-то понимаю... первая жена у него, говорят, стервой оказалась – ребенка на него бросила и умотала за границу! Спилась там, говорят. Нет, сам-то он молчал, но – говорят... А вторая жена у него вроде ничего, да только он все равно никому больше не верит, вот малышкой и бредит. Это я так думаю.
Вероятно, Чернов и дальше распространялся бы по поводу психологической драмы в семье Назарова, но тут двери открыли ключом, и во всей красе явился Максим.
– Ну? И чё от меня надо? – с порога спросил он.
– Да ты сядь сначала, – отец встал и вышел в комнату.
– Сесть я всегда успею... – огрызнулся парень, однако куртку снял и за стол присел. – Спрашивайте. Хотя я уж и не знаю, что вам еще объяснять. Неужели ничего в комнате не видели?
– Зачем ты выкрал вещи Веты? – спросила Варька.
– А вы не догадались? – ответил вопросом Максим.
Тут из комнаты показался сам Чернов, одетый с иголочки.
– Это ты гостей звал, сам с ними и воркуй, а мне некогда, – сказал он сыну и вышел, хлопнув дверью.
Максим только беззвучно прошлепал губами что-то нецензурное.
– Рассказывай, – напомнила ему Варька.
– Да что тут рассказывать... – дернул парень головой. – Я его по мозгам хотел шарахнуть, а с него – как с гуся!
Неверовы молча ждали, и парень не выдержал:
– Ну что вы на меня уставились-то?! Да! Это я подбросил отцу Веткины шмотки! Я! Потому что хотел, чтоб его проняло. А ему все по барабану! Опять к своей шмаре побежал. И та тоже – крокодилица драная!
– Ты бы поменьше орал, отец тебя все равно не услышит, а нам ничего не понятно, – проговорил Фома.
Парень как-то сник и произнес:
– А чё тут понимать? Это из-за него, из-за отца Ветку... У вас сигаретки нету? Щас, свои возьму...
Парень выудил из куртки сигареты, затянулся, прищурился от дыма и заговорил. И перед Неверовыми развернулась еще одна семейная история.
Буквально лет до двадцати, а то и дольше, Максим хлебал счастье полными ложками. Самой большой его удачей было то, что он умудрился родиться именно в этой семье. У отца с матерью были такие отношения, что впору было схватить гусиное перо и строчить любовный роман с натуры. В семье царили понимание, любовь и благополучие. Все трудности преодолевались с легкой иронией, к неудачам относились с юмором, а все вопросы решали сообща. Отец – добытчик, глава, старший друг, президент семейного масштаба, мама – маленькая, худенькая, эдакая взросленькая девочка, которую ее мужчины берегли и окружали заботой, сын – веселый шалопай, которому все прощалось... Максим любил и мать, и отца, гордился ими и каждую свою девчонку обязательно тянул познакомить с родителями. Даже когда в двадцать лет родители подарили ему собственную квартиру (слава богу, отец умел зарабатывать) – и тогда Максим не переезжал из дома, а у себя собирался только с ребятами посидеть, с девчонками полежать или отметить сабантуйчик. И вдруг в один день все резко изменилось. Вроде все осталось на своих местах, а... словно света в доме стало меньше. Максим даже сначала и объяснить ничего не мог, просто теперь было как-то неуютно, ему захотелось чаще бывать в своей холостяцкой квартире. Он и бывал. Друзья навещали часто, сборища устраивались чуть ли не ежедневно, и праздники у Максима уже отмечать им не хотелось – в красные даты желалось рестораций.
В тот день у его новой подружки случился день рождения, и все засобирались в кафешку «Светлячок». Они с ребятами решали, по сколько скидываться, когда позвонила Вика – девушка Максима, та самая именинница, и капризным голоском заявила:
– Ма-а-а-акс, сегодня встречаемся в «Сонате», к восьми подгребайте.
– Викусь, солнце мое, а какого фига там делать? Там же одни старики!
– Сам ты старик! Там живняк! Живая музыка, скрипки и кухня обалде-е-еть, – капризно тянула Вика. – Там знаешь, как классно! Все так гламурненько. И ваще, ну надоело уже кенгурой скакать, хочется элитной атмосферы. Ну из конца-то в конец! У меня ж днюха, а не у тебя. На твою пойдем хоть в пивбар. А я хочу, чтоб скрипки скрипели, чтобы все солидняк...
Максим отвесил челюсть, а потом еще битых три часа убеждал своих дружков идти в эту «Сонату», а не в знакомый клуб.
Вообще, Максу там не понравилось сразу – как-то все слишком напыщенно, нудно, а уж контингент! Его ребята думали так же.
– Да не дергайтесь вы, – успокаивал друзей Максим, когда Вика вышла. – Сейчас посидим, Викусю напоим и слиняем отсюда. В тот же «Светляк» завалим или в «Плесень». О! А вон и Викуся!
И тут Максим онемел. В зал, нещадно вихляя задом, входила Викуся, а вслед за ней с царственной осанкой шествовал его отец. И он был не один. На его руку опиралась высокая молодая женщина со взглядом хозяйки жизни. Отец склонялся к своей даме, что-то ей говорил и улыбался – уж так подобострастно! Глядел на нее с таким восхищением! А она... она мило позволяла собой восхищаться. А чем там было восхищаться-то? Шкидла шкидлой. Длинная, тощая, обтянутая вся, фу ты!
Максиму вдруг стало так стыдно, словно с него при всех на танцполе стянули джинсы вместе с трусами-боксерками! Он съежился, спрятался за спину друга Вальки и надеялся только на то, что отец не задержится в этой долбаной «Сонате». Но отец с фифой уселись за столик в углу, и Максиму стало совсем невыносимо. Это еще хорошо, что папаша сидел спиной ко всему залу... Больше веселиться Макс не мог. Не обращая внимания на капризную именинницу, он поднялся и выскочил из зала. Он летел домой.