Читать интересную книгу Сталинский террор в Сибири. 1928-1941 - С. Папков

Пока на самом верху разрабатывались сценарии открытых процессов, в районах Сибири аппарат НКВД продолжал громить «троцкистско-зиновьевское охвостье».

С начала 1936 года под карательные удары попали колонии ссыльных троцкистов и зиновьевцев. Для НКВД здесь имелось широкое поле деятельности: довольно быстро были оформлены дела о «контрреволюционных заговорах», а их «участников» стали готовить к отправке в северные лагеря. Спустя 4–5 месяцев прекратили свое существование колонии ссыльных в Красноярском крае (Абакан, Шира, Туруханск, Енисейск, Минусинск), Омской области (Тара) и в других районах Сибири.

Одновременно забирали и исключенных из партии «за троцкистскую деятельность». В Томске весной 1936 года горотдел НКВД арестовал несколько ответственных работников индустриального института за то, что они «вели контрреволюционную работу по объединению троцкистски настроенных лиц из числа бывших членов ВКП(б)»{275}. Летом 1936 года сотни ссыльных и арестованных троцкистов из Сибири, Казахстана и Средней Азии были этапом доставлены во Владивостокскую пересыльную тюрьму для последующей отправки на рудники Колымы. Свозили вместе и ветеранов, отсидевших по нескольку лет в изоляции в красноярской, карагандинской или алма-атинской ссылке, и новичков, арестованных совсем недавно, местом содержания которых был Мариинский распределитель. Судьба их считалась решенной.

Но дух троцкистов все еще не был сломлен. Бывшие коммунисты, называвшие себя истинными ленинцами, по-прежнему сохраняли ту сплоченность и решимость к сопротивлению, которые они пронесли через все годы своей беспомощной борьбы с режимом. Как ни странно, время, пережитое в советских тюрьмах и ссылке, не избавило их от иллюзий. Многие их поступки, как и раньше, питались уверенностью в крахе политики Сталина, и потому они упорно продолжали играть роль политических борцов.

Оказавшись вместе после нескольких лет разлуки, старые единомышленники предприняли очередную попытку организовать громкий тюремный протест в духе революционеров прошлого. Эта попытка оказалась для них последней{276}.

Целью выступление троцкистов был протест против отправки на Колыму.

На территории огромного пересыльного лагеря началась подготовительная работа. На одном из собраний сторонников был образован старостат. В него вошли известные в лагере оппозиционеры: Р.И. Сахновский, Майденберг, Барановский, Бодров, Саянский, Городецкий, Филиппов, С.Я. Кроль. Члены старостата и их помощники стали готовить товарищей к oбщему протесту. Один из свидетелей-заключенных, дававший впоследствии показания по делу о «троцкистском восстании», сообщал, что колеблющимся разъясняли:

«Нас отправляют на Колыму в грузовых трюмах… будем содержаться в невентилируемых трюмах, без выхода на палубу, питание будет из расчета штрафных голодных норм. Плаванье продлится в таких условиях 18–20 суток. Пусть нас вяжут и везут. У них людей не хватит, чтобы перевязать 600 человек…» Собрания и обсуждения требований добиваться статуса политзаключенных продолжались несколько дней.

5 июля, перед самой отправкой, когда стало известно, что заключенные готовы начать массовую голодовку протеста, в тюрьму прибыла администрация. Ее заверения в том, что условия этапирования и питания будут вполне приемлемыми для каждого, сыграли свою роль: большинство заключенных, несмотря на призывы своих лидеров, собрали вещи и вышли на транзитный двор. Вслед за ними подчинились и остальные.

Как только этап троцкистов в составе около 600 человек двинулся к пристани, в разных местах по сигналу запели «Вихри враждебные…». Песню подхватили сотни других голосов, и уже вся движущаяся через город колонна пела свой прощальный гимн. Начальник конвоя несколько раз приказывал прекратить пение, дважды останавливал этап, но люди продолжали петь. Пели «Вы жертвою пали», «Интернационал», «Варшавянку»… Пение прекратилось лишь с началом погрузки первой партии зэков на пароход «Кулу».

Была подана специальная баржа. На нее погрузили несколько сот заключенных и переправили на пароход. Но когда подошла баржа со второй партией, возник новый инцидент. С парохода стали кричать, чтобы остающиеся на барже не покидали ее. Вниз полетели узлы и чемоданы.

— Не грузитесь, — кричали с «Кулу», — нас хотят уничтожить, везя в скотских условиях. Всякий честный коммунист должен поддержать своих товарищей, которых уже начинают расстреливать!

И на барже и на пароходе толпа выкрикивала:

— Долой кровопийцу Сталина!

— Долой политическую жандармерию — НКВД!

— Да здравствует вождь мировой революции товарищ Троцкий!

Часть оппозиционеров рванулась к трапу, но была остановлена конвоем. Дальнейшую погрузку пришлось прекратить. Баржу с заключенными отвели в море и продержали там до утра.

На следующее утро на пароход прибыли краевой прокурор и начальник Приморского отдела НКВД. Прокурор попытался образумить протестующих и призвал их «не поддаваться на провокации». Получив от него обещание, что условия этапирования будут нормальными, заключенные разошлись по местам. Затем, хотя и с трудом, погрузились арестанты со второй баржи.

Но протест на этом не завершился. Он перешел в более спокойное русло. По инициативе Эльцина, Р.И. Сахновского, Я. Беленького, Полякова, С.Я. Кроля была составлена телеграмма протеста в ЦИК СССР с требованием предоставления политического статуса для заключенных оппозиционеров. Под ней подписалось примерно 300 человек. Эльцин призывал своих сторонников и в лагере не прекращать борьбы со Сталиным, а путем различных кампаний протеста добиваться улучшения быта и сплочения единства троцкистов.

Проплывая вдоль берегов Японии, оппозиционеры бросали в море бутылки с записками и призывами к «мировой общественности». Как сообщали свидетели, они выкрикивали при этом: «лучше японский фашизм, чем сталинская реакция»{277}.

Описание некоторых деталей этого необычного путешествия на Колыму приводит в своих воспоминаниях бывший узник Михаил Байтальский. Он пишет:

«Плывем…

На виду у японских берегов конвоиры на палубе снимают форменные фуражки, шинелью прикрывают винтовку и вплотную прижимаются спиной к мачтам и большим ящиками грузов на палубе. Почти весь этап на палубе. Уголовники и бытовики заперты в трюмах. Кормят неплохо, ни в чем нас, политических, не стесняют. Наше единственное начальство здесь — старостат…»{278}.

Но избежать своей трагической участи троцкисты уже не могли. Когда «Кулу» прибыл в Магадан, участники протеста еще пытались оказывать сопротивление при прохождении обыска, регистрации и карантина. Они даже организовали голодовку. Положение их однако было безнадежным. К тем, кто отказывался отправляться дальше по этапу в глубь Колымы, работники ГУЛАГа применили силу: сопротивлявшихся связали и отправили в лагпункты по назначению. Летом 1937 года их расстреляли как мятежников.

Так, шаг за шагом, устраняя одну за другой группы троцкистов и тех, кто имел с ними какие-либо связи, Сталин приближался к своей главной политической цели — уничтожению вожаков оппозиции через процедуру позорных и унизительных саморазоблачений и раскаяний на показательных процессах.

17 апреля в Новосибирске был арестован Н.И. Муралов, занимавший пост руководителя отдела рабочего снабжения в тресте Кузбассуголь{279}. Его поместили во внутреннюю тюрьму УНКВД и стали методично обрабатывать, добиваясь показаний на других деятелей оппозиции.

Арестовали также Вениамина Вегмана, одного из старейших большевиков, известного сибирского издателя и публициста, который, как выяснилось, через друзей посылал деньги в Алма-Ату Троцкому.

Следствие вели работники секретно-политического отдела УНКВД И.А. Жабрев, С.П. Попов и П.И. Сыч, а из Москвы их действиями руководил начальник 4-го (секретно-политического) отдела НКВД СССР Молчанов.

Что происходило в следственных камерах и подвалах УНКВД, узнать уже никогда не придется. Известно однако, что допросы Вегмана вскоре закончились трагически: подследственный внезапно скончался при невыясненных обстоятельствах (официально — от разрыва сердца). Существует также версия, распространявшаяся в среде работников управления НКВД, согласно которой Вегман был убит, поскольку прежде находился в дружбе с начальником УНКВД Каруцким{280}. Возможно, факт такой дружбы мог испортить важную репутацию.

Допросы Муратова, очевидно, проходили более гладко. После нескольких бесплодных попыток заставить арестованного пойти на поводу у следствия Жабрев и Попов смогли все же получить необходимые сведения о существовании в Сибири тайной организации троцкистов во главе с Муратовым и Раковским. Когда материалы, представленные на «организацию», оставалось лишь утвердить новому начальнику УНКВД, Каруцкому, неожиданно произошла заминка.