немного времени — но не больше одного дня. И поначалу я был огорчён, когда оказалось, что тебя не застал. Но духи предков ко мне благосклонны — ты появился.
— Папа переоделся как воин, чтобы его никто не узнал, — добавила матушка. Хань испытал лёгкую обиду — это он понял и сам!
— Вижу, что ты хорошо потрудился, сын, — сказал отец, бросив одобрительный взгляд на испачканную одежду сына. — Не могу поверить, что это говорю я, но поешь!
Хань проглотил слюну и посмотрел на стол. Среди разложенных на столе полотенец, в центре стола стояла большая бронзовая тарелка с рисом. Вокруг неё находились миска с супом, судя по запаху — с овощным, а также тарелки с опостылевшими овощами, тушёным свиным мясом и жареными побегами бамбука. Также на столе пускал пар чайник с зелёным чаем.
Если бы не светящиеся шары, сервировка стола, мясо и несколько видов соусов, ужин мало бы отличался от обычной еды слуг! Обида от обманутых ожиданий оказалась столь велика, что только присутствие отца помешало пустить слёзы.
В любом случае, тут было главное — мясо! Хань налил себе мисочку супа, набрал в тарелку еды, уделив особое внимание жареной свинине, схватил палочки и принялся жадно есть. И впервые за долгое время отец не сказал во время еды ничего обидного или оскорбительного.
— Я вижу, что без дела ты не сидел, сын! — провозгласил генерал Гуанг, оглаживая короткую треугольную бородку. — Ответствуй мне, чего ты добился за это время!
Хань оказался в очень непростой ситуации. С одной стороны, момент сейчас являлся самым подходящим, чтобы обругать учителя и оскорбить. Сделать так, чтобы разгневанный генерал Гуанг прогнал этого самозванца из поместья, приказав всыпать по пяткам тысячу палок! Но с другой стороны, если Хань соврёт хоть в едином слове и эта ложь раскроется, ужас последствий трудно будет представить. Он собрал немного ци и направил её к глазам. Ходить с постоянно активированным ци-зрением будет только полный дурак, но если надо — то оно очень полезно! Так и есть — несколько духов предков кружили по столовой, нетерпеливо поджидая, когда он допустит оплошность.
Хань приуныл. Пауза затянулась, взгляд отца стал нетерпеливым, требовалось ответить хоть что-нибудь. И Хань медленно, выбирая слова, начал свой рассказ. Внезапно гениальная мысль пронзила его голову! Он не будет ничего врать! Он просто расскажет правду! Мерзкую правду и ничего кроме неё! Но расскажет так, чтобы у отца не осталось выбора, кроме как отрубить мерзавцу голову! Ведь не зря когда-то Хань создал гениальную цитату: «Кисть может разить больнее, чем Звёздная Сталь»! И пусть сейчас вместо кисти и свитка у него был лишь язык, но именно этим языком он повергнет в прах злодея-учителя! Учитель хотел поединок разумов? Ну что же, получи, негодяй!
Рассказ получился очень долгим. Хань не забыл ничего — ни ранних побудок, ни пробежек по тренировочной площадке, ни оскорблений, ни унижений. Он подробно рассказал о своих сломанных руках и ногах, о боли, которую испытывал ежедневно, о мерзкой еде слуг и ещё более мерзкой еде в лесу. О вкусе шевелящихся личинок и противном привкусе болотной воды. О грубой одежде, натирающей всё тело и заставляющей его постоянно чесаться. О маленькой тесной каморке и жёстком лежаке. О бессмысленных и ненужных свитках, которые пришлось читать прямо во время мучений.
Во время рассказа Хань внимательно смотрел на отца. И, к его полному его счастью, с каждым словом обычно непроницаемое лицо генерала Гуанга мрачнело, а ци, источаемая телом, окутывала его грозовой тучей.
Хань продолжил. Он любил маму, но во время поединка воин не должен сдерживаться — ведь именно это пытался донести ему самозванец? И Хань перестал сдерживаться — он в малейших подробностях расписал абсолютно всё, что мерзавец вытворял с мамой. А когда рассказ подошёл к концу, Хань поведал даже о недавнем ужасном походе в лес, где на них с Мэй воздействовало чёрное колдовство мерзавца, и даже поднял запястье, чтобы показать талисман, к страданиям из-за которого он так привык, что даже забыл перед ужином снять.
Когда рассказ закончился, ци над головой отца так сгустилась, что превратилась в тёмное облако. И воцарившуюся тишину теперь нарушало лишь потрескивание грозовых разрядов. Ханю хотелось ликовать — он своего добился, но радость на лице начисто разрушит образ страдающего благородного юноши, так что он сдержался.
— Целый цикл, — наконец сказал отец хриплым голосом. — Полную дюжину лет и ещё полгода.
Хань удивлённо уставился на отца, не понимая, к чему тот ведёт. Какая дюжина лет? Негодяй появился совсем недавно!
— Все эти шепотки, насмешки и сплетни, — продолжил отец.
Мама протянула руку и положила ладонь ему на запястье, в тщетной попытке успокоить.
— Все эти годы… Все эти бессмысленно потраченные годы! Неужели в моём войске не нашлось бы сурового сотника, способного устроить тебе то же самое? Неужели мои полевые костоправы не смогли бы после этого исцелить тебе сломанные ноги? Столько времени потеряно! Столько упущено из-за моей мягкости и малодушия, когда я шёл на поводу у тебя, Лихуа! Воистину, любовь делает мужчину полным глупцом! Ведь стоило бы один раз проявить твёрдость, и мой сын давным-давно стал бы таким, как сейчас!
Хань открыл рот, хватая воздух, словно карп, выброшенный на берег, Словно малёк, словно несмышлённый головастик. «Что отец такое говорит? Мама, ну скажи же ему!» — метались его мысли.
— Ты слишком остро реагируешь, любимый, — сказала матушка, и у Ханя отлегло от сердца. Он знал, что она всегда станет на защиту! — Посмотри, как изменился наш Хань и каким красавцем он стал! Если бы он был таким всегда, радовался ли бы ты сейчас подобной перемене?
От подобного предательства Хань не мог сдержать слёз и взвыл:
— Но отец! Этот негодяй постоянно и ежедневно облапывал матушку! И каждый раз воздействовал на неё своей энергией!
Облако тревожной ци пропало, и на лице отца неожиданно заиграла несвойственная ему слабая улыбка.
— О да, о таком везении я не мог и мечтать! Чтобы после всех этих шарлатанов Лихуа встретила настоящего целителя? Видимо, боги и духи действительно хранят род Нао!
— Но он… Он… — зашёлся в рыданиях Хань. — Мучил… Бил… Заставлял есть овощи… рис… куриную грудку!
Улыбка на лице отца расцвела ещё сильнее, волна ци хлынула из его тела, заливая столовую светом и солнечным теплом.
— Куриная грудка? — взревел он, вскочил из-за стола и стиснул сына в сокрушительных объятиях. — О, да, настоящая еда богов! Абсолютли!
Глава 8, в которой герой