После нескольких падений на ровных местах они поняли, что что-то не так. Хань решил воспользоваться палкой, чтобы прощупывать дорогу, и вскоре обнаружил невидимое препятствие. Последовав совету Мэй, он направил ци в глаза и увидел, что путь преграждает множество едва видимых светящихся нитей, совершенно неощутимых нормальным зрением.
Нити оказались непрочными, они полностью исчезали после столкновения с ногами, так что Хань испытал мстительное удовлетворения, наступая на них и разрушая. Он мог бы даже ощутить что-то романтичное — ведь сейчас не было учителя, а рядом находилась Мэй, но усталость от проклятых талисманов не оставляла сил даже на разговоры, а постоянная резь в глазах от усиления зрения отдавалась тупой болью в голове.
— Ну что, мои ученики! — прозвучал отвратительно самодовольный голос, когда они выбрались на поляну. — Поздравляю. Вы справились. Не слишком хорошо, конечно, но у вас получилось.
Хань оглянулся по сторонам. Несмотря на то, что учитель шёл налегке, на поляне уже стояла большая палатка, а над непонятно откуда взявшейся жаровней висел котелок, в котором уже бурлило варево, судя по запаху, из тех же опостылевших овощей и риса. И что-то подсказывало, что завтра такой роскоши не будет, а еду придётся снова добывать самим.
— Эй, почему «не очень хорошо», учитель? — возмутился, беззастенчиво рухнув на траву, Хань. — Мы же вас нашли! Несмотря на ловушки!
— Я согласна с Ханем! — внезапно поддержала Мэй, и его сердце затрепетало от радости. — Я думала, мы справились неплохо, учитель!
Учитель вздохнул и качнул головой.
— Прежде чем обнаружить ловушки, вы несколько раз в них попались. И вам повезло, что моя задача — вас научить, а не убить. Иначе ловушки не были бы такими безобидными. Да и потом вы стали их намеренно разрушать, вместо того чтобы обойти или избежать.
Хань хотел было возразить по поводу «не убить», так как попыткам его убить у этого негодяя не было счёта. Но он решительно прикусил язык.
— Но как это сделать? — спросила Мэй. — Учитель, не могли же мы всё время ходить со зрением ци!
Хань был с ней полностью согласен, поэтому решительно кивнул.
— Почему это не могли? Признаться, я разочарован. Если с глупого головастика Ханя взять нечего, то ты, Мэй…
Хань немедленно задавил в себе чувство злорадства — как бы он ни был влюблён в Мэй, его раздражало, что ёё постоянно ставят в пример. Всё должно быть по-другому, как в кристаллах. Чтобы Хань совершал, как Бао Сяо, подвиги, а Мэй восхищалась и смотрела влюблёнными глазами.
— Но учитель, разве не глупо постоянно ходить со зрением ци? Это не только неудобно, но и сильно мешает. Ци природы застилает взор, духи и призраки отвлекают, к тому же использование расходует силы. Зрение нельзя натренировать — если обучился, то сколько его дальше ни применяй, большего никогда не увидишь, оно либо получается, или нет.
— А ещё оно расходует ци! — поддержал Хань и героически выпятил, не вставая с травы, грудь. — Которую можно использовать в бою!
Учитель окинул обоих учеников долгим взглядом. Хань еле удержал желание посмотреть, всё ли у него в порядке с одеждой. О том, что всё плохо, он знал и так — теперь вместо шёлковых одеяний приходилось носить неприглядную одежду отцовских пехотинцев: простые полотняные штаны и халат, а также грубые кожаные башмаки. Если бы не изящество фигуры и прекрасное лицо, то и Мэй, одетая в такие же одеяния, смотрелась бы как крестьянка!
— Вы правы, мои ученики, — наконец, ответил учитель. — Преимуществ в постоянном использовании зрения нет. Поэтому многие, освоив его, на том и останавливаются, ведь недостатки многократно превышают достоинства. Но это только на первый взгляд, это как грузы на руках и ногах — сперва они мешают двигаться, кажутся тяжёлыми и неудобными. Но потом человек привыкает, сживается с ними, перестаёт замечать. Ребёнок поначалу тоже не умеет ходить, но он встаёт на свои маленькие ножки и делает первый шаг. Но он не думает, что достиг вершины, он делает второй шаг и третий. А когда привыкает, ему уже не надо думать о том, как переставлять ноги, он просто идёт, а потом и бежит. И тогда его беспокоит вопрос не «как», а лишь «куда».
Хань скривился. Постоянно бегать со зрением ци было бы так же неприятно, как и с грузами на ногах.
— Видимо, моему ученику это сложно, так что приведу более понятный пример: головастик учится шевелить хвостом и плавниками, чтобы поплыть вперёд. И точно так же происходит со зрением. Да, вы не будете видеть больше, да вы будете уставать, у вас будут болеть глаза, а ци вокруг — мешать. Да, это тяжело. Но эти трудности — временны. Когда ты привыкаешь к новому зрению, оно изменяется и становится частью тебя. Оно перестаёт быть обузой, превращается из просто зрения в способ восприятия реальности, добавляя ещё одно чувство к Великой Триаде. Становится духовным восприятием — взором тигра и дракона, феникса и цилиня!
Хань хотел бы иметь Взор Цилиня — это звучало очень героически, в духе лучших кристаллов Альманаха Героев. Вот только сверхъестественное чутьё, ничуть не уступающее чувствам Божественных Зверей, подсказывало, что способ обучения ему не понравится.
— Ты прав, мой ученик, — рассмеялся учитель, словно прочитав его мысли, — это будет нелегко. Но это отличная тренировка, к тому же трудности временны! И в процессе этой тренировки ты освоишь особую технику!
— Какую, учитель? — с подозрением спросил Хань.
— Несокрушимо Выносливую Задницу Дракона!
☯☯☯
Если бы рядом не было Мэй, могло бы показаться, что негодяй все затеял только для того, чтобы мучить его, Ханя. Даже присутствие Мэй могло стать дополнительным унижением, если бы она не сражалась с ним плечом к плечу, чтобы вдвоём одолеть учителя. Но увы, даже объединив силы, им не удалось нанести ни одного удара. Учитель трусливо убегал, прятался за кустами и стволами деревьев, прыгал на ветки и скрывался в зарослях бамбука. И оттуда нападал — подло, коварно, ударяя в спину, по ногам и запястьям. Деревья и ветки мешали, цеплялись за оружие, не давали нанести удар.
Учитель вёл себя словно крыса или змея — но, конечно, не как благородные Небесные Звери, а их мерзкие земные подобия. Он жалил и кусал, отпрыгивая и отступая. И бил он не оружием, а прозрачным шестом, видимым лишь с помощью этого самого «духовного восприятия», воздухом, обретающим плотность с помощью ци. Этот воздух бил гораздо больнее даже его излюбленной бамбуковой палки, и, что самое обидное, блокировать удары не удавалось — мечом, саблями, копьём,