свою каморку, как смысл слов учителя дошёл до него с потрясающей душу отчётливостью. Сегодня будет банкет! Торжественный банкет с чиновниками и гостями, на котором подадут нормальную еду, а не помои для слуг. И никто в этом мире, даже сам Император, не запретит участвовать в этом торжестве наследнику рода! Он может хорошо покушать, причём есть любые блюда, хоть свиные рёбрышки, хоть куриные груд… тьфу ты, хоть осьминогов в соусе из чеснока и имбиря или четырёхкрылую утку в грибах баою, да ещё и с фуцзяньской булкой! Хотя нет, тут Хань уже погорячился — такую редкость, как фуцзяньская булка, даже он пробовал лишь два раза в жизни. Её готовили только приглашённые повара, настолько именитые, что их сажали за одним столом с хозяевами как почётных гостей.
Хань не зря гордился своим острым умом. Подлый план учителя он раскусил тут же. И этот план был столь коварен, что сделал бы честь любому из главных злодеев в кристаллах. На встречу войска Хань пришёл прямо с тренировки и до сих пор был одет в солдатские обноски. Во время приезда отца он умудрился не опозориться только потому, что никто не узнал в исхудавшем, утомлённом и истерзанном юноше наследника рода, приняв его за простого солдата. Но на пиру, где он будет, как один из хозяев, сидеть во главе стола, скрыться не получится. Если он не явится на торжество, это станет, к радости подлого учителя, полной потерей лица! Не зря злодей отправлял его отдохнуть — чтобы Хань заснул и всё пропустил! Увы, злодейский план оказался безупречным — явиться Хань тоже не может, у него просто-напросто нечего надеть. Ведь та вся прекрасная шёлковая одежда и великолепная обувь были пошиты на прошлого Ханя, прекрасного, словно рассвет возле горного озера, и округлого, словно полная луна. Что делать, Хань не знал. Он даже не мог приказать слугам приготовить новую одежду — на пошив чего-то приличного оставалось слишком мало времени!
— Хаоню… То есть мой храбрый сильный Хань! — раздался родной голос матушки. — Вот ты где, я тебя не могу найти.
Вот! Даже родная мать не может узнать его в этих лохмотьях и с таким изнурённым лицом!
— Милый, тебе следует поторопиться! — продолжала мама.
— Поторопиться? Куда? — удивился Хань.
— На примерку и подгонку одежды! Я понимаю, что ты выглядишь очень мужественно и хочешь это всем показать, но на банкете будет глашатай Императора и другие чиновники. И они могут посчитать твой вид слегка вызывающим.
Хань уставился на маму расширившимися глазами. Мама осталась всё той же матушкой Лихуа, несмотря на всё колдовство и воздействующие на сознание техники, любящей своего сына! Хань готов был поклясться, что вызволит её из цепких щупалец этого злодея, что станет таким же сильным, как он, а потом и сильнее! Но тут же вспомнил, к чему приводят разные глупые клятвы, прикусил язык.
— Что такое, сынок? — спросила матушка. — Конечно, если ты не хочешь, то можешь приходить и так!
— Хочу! Конечно же, хочу! — закричал Хань во весь голос, вызвав кучу удивлённых взглядов.
☯☯☯
Для Ханя происходящее казалось каким-то волшебным сном. Словно и не было всех этих мучений и пыток, словно он был не какой-то там икринкой, мальком или карпом, а вся эта рыба представляла для него лишь гастрономический интерес. Никаких стоек забу, бубу, дабу или прочих прыжков дракона на одной ноге с подземными взлётами феникса. Словно вернулись времена, когда ци была чем-то далёким — уделом отца, брата, гвардейцев и героев из кристаллов.
Наконец-то он сидел. Не пребывал в стойке, не натирал мозоли на грубой деревянной лавке, а восседал в прекрасном удобном кресле, сделанном, совершенно очевидно, в древние времена — ведь оно даже не скрипнуло, когда он садился. Шёлковая одежда приятно ласкала тело, и он чувствовал себя небожителем, облачённым в нежнейшие облака. И блюда! На столах, расставленных посреди сада, освещённого мириадами фонариков, светящихся шаров, магических талисманов или просто сгустков ци, источали божественные ароматы различные миски, тарелки и супницы. Прекрасная мелодия пипы пронзала вечерние сумерки, текла среди цветов, кустов и деревьев, среди жаровен, которые подогревали прохладный весенний воздух. Ханю хотелось бы, чтобы пиршество проходило в главном зале, так бы он чувствовал себя совсем по-старому. Но увы, людей прибыло слишком много, так что пир провели в саду, расставив столы в соответствии со статусом гостей, рангом чиновников и званиями гвардейцев. Хань восседал рядом с родителями, и даже присутствие всё так же одетого в варварские кожи учителя, сидящего на почётном месте на другом конце стола, не смогло испортить его блаженство. Даже духи предков, которых он заметил, усилив зрение, летающие среди сада и кружащиеся над деревьями, вызывали лишь лёгкое раздражение.
Гости тихо говорили между собой или громко перешёптывались. Хань знал, что все разговоры лишь об отце, так что он направил ци в уши.
— …ожидалось от Гуанга Нао! Великолепный приём…
— …первого класса! И входить без доклада…
— …дежда из кожи огненной саламандры. Так бравировать богатством…
Хань озирнулся украдкой по сторонам. Он слыхал об огненной саламандре, и даже её видел — этот монстр неоднократно встречался в кристаллах, и героям приходилось приложить изрядные усилия, чтобы его одолеть. Неудивительно, что шкура очень ценилась. Но на всём приёме в кожу облачён был только простолюдин-учитель, ну, может, она ещё встречалась в одеянии и экипировке гвардейцев. Дом Нао был богат, но не настолько, чтобы облачить своих воинов в доспехи из кожи мифических чудовищ, так что Хань решил, что он просто неправильно всё понял, а речь идёт о чём-то другом, каком-то отвлечённом предмете разговора.
— …огромную добычу! Покорились сами, стоило генералу…
— …жа Лихуа даже более прекрасна, чем я себе…
— …великолепные блюда!..приготовил даже фуцзяньские булки…
Услышав о булках, Хань чуть не подпрыгнул. Неужели отец захватил с собой какого-нибудь знаменитого повара? Привезти сами булки он не мог — ведь они славились не только божественным вкусом, но и малым сроком хранения. Он с трудом дождался, пока отец не встанет, не восславит Императора, оказавшего ему честь таким доверием, и не объявит о начале праздника.
Зазвенели тарелки и кубки, раздались щелчки палочек, гости приступили к трапезе. Хань не отставал. Он не стал дожидаться, пока слуги наложат ему еды в тарелку, а накладывал сам.
Кто бы ни был тот повар, который готовил блюда — он оказался настоящим мастером, встретить которого оказалось для отца настоящей удачей. Еда так и таяла на языке, наполняя рот переливами божественного вкуса и ублажая нос небесными ароматами. Хань,