На самой макушке там стоял каменный геодезический знак. Отрядили для этого дела заместителя начальника артиллерии и меня, наверняка не без участия Лавровича.
Когда стемнело, мы сели в верный «УАЗик» и при свете закрытых маскировочными шторками фар отправились. Дороги, естественно, не было никакой. Приходилось петлять по высокой траве среди холмиков термитников, сооружений из бетона, похожих на противотанковые надолбы. Если бы машина налетела на такой муравейник, мало нам не показалось.
Добрались благополучно. Вскарабкались, подсвечивая себе путь фонариками, по пологому склону, нашли камень. А когда стрелки на часах сошлись на двенадцати, пустили одну ракету, за ней другую. Огненные шарики со свистом ушли вверх, расплылись маленькими солнцами. Мы собрались уже уходить, когда сквозь темноту ночи послышалось тонкое зудение. Ничем иным, кроме юаровского вертолета, это быть не могло. А как тамошние летчики стреляют, было слишком хорошо известно. Со всех ног мы кинулись вниз, не зажигая фар, рванули машину к своим позициям. «Рванули», пожалуй, слишком сильно сказано. Помня о термитниках, нам приходилось ехать черепашьим шагом, чуть ли не ощупывая перед капотом дорогу. Вот тут стало по-настоящему страшно. Я резко крутил баранку, едва успевая свернуть перед очередной, возникавшей в серой мгле, черной тенью. И одновременно мы оба прислушивались — не усилилось ли смертоносное жужжание. До сих пор не понимаю, как удалось не угробить машину и самим добраться целыми. Вертолет хоть и приблизился к позициям бригады, но огня на этот раз не открывал. Может быть, разведчиков высаживал.
Но бывало и смешно. Однажды Женя вдруг захотел куриного супа. Питались мы в основном консервами, свежего мяса не было. Только раз позвонили из штаба бригады и предложили приехать за говядиной. Но, посмотрев, как на берегу реки привязанную за рога к дереву черную худую телку анголанин забивал топором на длинной ручке, мяса нам что-то расхотелось.
А тут наш повар Денис рассказал, что в окрестных кимбах — маленьких деревушках — на рис и сахар можно выменять курицу или даже две. Споро собрались, взяли продуктов на обмен, Дениса в качестве переводчика с местного наречия и меня — с португальского. Попетляв по зарослям, добрались до одной из кимб. Домишки здесь были как в каменном веке — сучья, воткнутые кругом и покрытые сверху длинными пучками травы. Укрывать они могли только от солнца, но не от местных ливней.
Население высыпало нам навстречу. Долго шел торг, Денис несколько раз делал вид, что мы уезжаем, но потом сговорились. Что-то странное было в поведении этих полуголых людей. Начали ловить понравившуюся нам курицу. Птица проявляла чудеса ловкости и увертливости, и в охоте приняли участие почти все жители деревни. Гоняясь за ней, завалили две хижины, и еще одна готова была вот-вот рухнуть. Жителей это ничуть не волновало. Женя, тоже заметив некоторую странность аборигенов, приглядевшись к ним воскликнул:
— Да они же все пьяные!
— Не может быть, — усомнился я.
— Точно я тебе говорю! В дребадан!
Призвали разрешить наш спор Дениса. Оказалось, Женя был прав. На берегу мелкой речушки стоял самогонный аппарат самой примитивной конструкции, но поражавший своими размерами. Он был сделан из бочки, на боку которой еще просматривалась знаменитая ракушка и надпись «SHELL». Аппарат работал круглые сутки, выдавая слабоградусный мутный самогон — канему. Но и его хватало спившимся до основания жителям деревни, чтобы постоянно быть навеселе и относиться к тяготам жизни наплевательски. Причем пили все — от детишек до стариков. Какое-то извращенное подобие рая.
Наконец пришла мне пора браться за настоящее дело. Сначала поступила шифрограмма из Лубанго, а за ней нагрянули и гости — дальняя кубинская разведка — четверо здоровенных улыбчатых парней и с ними таких же размеров лейтенант, но поведением посерьезнее. Это был не первый случай, когда разведчики, отправлявшиеся за линию фронта, ночевали в нашем лагере. Мне вспомнилось их появление через несколько дней после моего приезда в бригаду. Тогда накрыли общий стол, ведомый сверхъестественным чутьем тут же появился комиссар города Кувелая, падкий на халяву. Кубинцы уже набрались португальских фраз, а я еще нет. Тосты приходилось переводить по цепочке. Встает анголанин, говорит, сидящий со мной рядом кубинец переводит на испанский, а я уже — на русский. Потом все в обратном порядке.
В это раз большого застолья не затевали, посидели узким кружком с минимумом спиртного. Из Лубанго я получил приказ идти вместе с кубинцами в Намибию. У них кроме разведки была задача постараться захватить кого-нибудь из юаровских офицеров — для последующего обмена на пленных кубинцев. Советских на данный момент захвачено не было, но интересовались наши разведчики, как же действуют в таких ситуациях младшие братья. Вот и вменялось мне в задачу сопровождать, содействовать, а потом представить подробный рапорт. От кубинцев это не скрывалось, а они и не были против. Вместе, так вместе. Иван Семенович вообще-то был недоволен таким оборотом дел, но приказ есть приказ, его не обсуждают. Обычно неразговорчивый и осторожный, этим вечером он не отпускал меня ни на шаг, наставлял и поучал, чтобы я без надобности не высовывался, под пули не лез, храбрость свою не выказывал и вообще был пай-мальчиком; вручил свой острейший тесак, правда, с тем, чтобы я его потом вернул. Как гарантию, что вернусь и сам. Я согласно кивал и не перечил. Мыслями я уже был там, в лесах, которые по мере продвижения к югу сначала редели, а потом разливались необыкновенной густотой.
В целях маскировки нас вооружили теми самыми G3, камуфлу выдали поплоше. Я вместо тяжелых ботинок нацепил зеленые кеды, чтобы легче было идти. А в случае чего — и убегать. За унитовцев наш маленький отряд вряд ли мог сойти — среди кубинцев было только два черных. Но мало ли кто шляется в прифронтовой полосе? Загрузили в рюкзаки небольшой запас продуктов, фляги с водой. Каждый положил в набедренный карман индивидуальные перевязочные пакеты и обеззараживающие таблетки. Мануэль, блондин со смуглой кожей, с которым мы особенно сошлись, по секрету шепнул, что можно было консервы и не брать, на той стороне жратвы — навалом.
У лейтенанта был с собой еще миниатюрный фотоаппарат. Рацию брать не стали, потому что не знали, на сколько идем, и в случае чего никто нам помочь не смог бы. Если все обойдется — сами выберемся. На всякий случай я написал родителям письмо и попросил Женю отправить его, если не вернусь. Он улыбнулся, стукнул меня по спине.
— Не дрейфь! Все будет в порядке, я кубинцам верю, не подведут.
— Я тоже верю, но, знаешь, человек предполагает…
Нервы теребило какое-то знобкое ощущение. Как перед прыжком с парашютом, когда самолет взлетел и знаешь, что отказаться прыгать уже не сможешь. Кубинцы вели себя уверенно, они бывали ТАМ и вернулись. Я старался держаться им под стать.
Иван Семенович поехал