Читать интересную книгу Финское солнце - Ильдар Абузяров

– Ну, что ж ты молчишь? – даже обиделась Стринка.

– Никак не могу сосредоточиться, – честно ответил Эса.

– Я спрашиваю: чего бы тебе больше всего хотелось?

– Горячего чаю с лимоном, – признался Эса. – И чтобы меня оставили в покое. А еще я боюсь простыть и заболеть.

– Отлично! – крутанулась на стуле Стринка и прочла вслух: – «Тельцы, следующая неделя готовит вам горячий сюрприз. Вас может ожидать хорошая прибавка к пенсии или приличное наследство. Однако будьте осторожны и следите за своим здоровьем. Иначе вы можете отправиться на покой преждевременно, так и не дождавшись своего лимона».

Стринка устроилась работать в газету «Нижний Хутор Индепендент» стрингером, потому что на стипендию не проживешь. Пухлощекая, с короткой стрижкой и челкой над очками, она сразу умилила всю редакцию своей наивной деловитостью. Директор и главный редактор Хаппонен-старший дал ей задание составлять гороскопы на неделю. А поскольку Стринка в астрологии ничего не понимала, она полагалась на интуицию и приставала ко всем в редакции, выясняя, кто чего хочет.

– Фотти, – обернулась она к штатному фотографу, который высунулся на минутку из своей лаборатории. – Ты ведь у нас Рак? Скажи, есть у тебя заветная мечта?

– Хочу, чтобы финское солнце всегда оставалось блеклым и не мешало мне снимать, – ответил плюгавенький Фотти, и Стринка тут же принялась сочинять гороскоп для Раков. От Раков она перешла ко Львам и стала вспоминать, кто родился под этим знаком. Львом оказался писатель Оверьмне. Согнувшись над клавиатурой, Стринка настрочила прогноз и для Львов Нижнего Хутора.

4

Эсе приходилось куда как хуже, чем Стринке и Оверьмне; его колонку просто так из пальца не высосешь. Писать он привык по своей методе: вся статья представлялась ему целиком, и писал он ее с начала до конца. Он не мог, написав один абзац, приступать к следующему, пока не вырисовалась вся картина.

Смерти Аллиби, а потом и Уллики были очень странными. Они будоражили, беспокоили, но не складывались в какой-то цельный гештальт. В предсмертных записках девочки абсолютно никого не винили. Более того, просили прощения у родных.

Винить-то не винили, но и причин не объяснили.

«Пойду побеседую с отцом Аллиби, – наконец решил Эса. – Благо, все обретаемся сейчас в одном доме».

Когда-то Эса брал интервью у местного гонщика на грузовиках и по совместительству дальнобойщика Райли. А потом тот попал в аварию и с КАМАЗа пересел на инвалидную коляску. Родные от него отвернулись, а из-за диабета возникли серьезные проблемы с лишним весом и дыханием.

– Не знаю я ничего, – огрызнулся неразговорчивый Райли, когда Эса попытался его расспросить. – Дочка со мной общалась постольку поскольку: «привет», «пока», «я пошла», «я вернулась». Мы жили вместе лишь потому, что так сложились обстоятельства. Если бы была возможность, мы бы разъехались.

– А в тот роковой вечер… Что она тогда сказала? – осторожно спросил Эса.

– Она вернулась из школы какая-то подавленная. Подошла ко мне и вдруг сказала: «Пап, прости, обещаю: последний раз дверью сильно хлопаю». Я и не понял, к чему это она. Перед этим Алли дверью сильно хлопнула, и я сделал ей замечание, мол, не шуми так, соседей на уши поднимешь.

– Понятно… – Эса потянулся к сигарете, но вовремя остановился, не зная, как на диабетиков влияет табачный дым.

– Я думал, может, она из-за этого прощения просила. Я как-то не придал значения, потому что собирался на улицу… в гараж – повозиться с машиной. Сейчас понимаю, что видел ее живой в последний раз. Может, поговорить с ней следовало по душам. Может, тогда я мог бы как-то повлиять…

– Навряд ли… – Эса пожал плечами.

– Да… пожалуй. Всё она правильно сделала. Будь у меня такая сила воли, я бы так же поступил. Когда я вернулся в комнату за кепкой, она уже на подоконнике стояла. А между мною и подоконником еще тумба была. А я с коляски встать не мог и рукой не мог дотянуться, хотя Алли была в двух шагах от меня.

– Почему вы бы так же поступили?

– Так ведь тяжело жить одному. Жена давно спуталась с этим красавчиком, летчиком Аэрро. Ей мало было моего тягача, ей летать захотелось. Одна Алли у меня оставалась. Но я не смог дотянуться… Только крикнул: «Алли, ты что?!». А она даже не обернулась.

5

Больше Эса ни о чем не спрашивал. Выйдя из квартиры Райли, он подумал о соседях Аллиби. О тех, которых она могла потревожить, хлопнув дверью. Может, они что-то видели или слышали, раз уж так чувствительны к шумам.

Знаменитый «Дом» Нижнего Хутора построен вроде бы добротно, но слышимость в нем хорошая. Эса понял это сразу, как только редакция переехала сюда. Стены здесь, похоже, специально сделали потолще, чтобы изолировать жильцов друг от друга. Чтобы каждая семья жила своей обособленной жизнью, будто не в большом городе и большом доме, а на каких-нибудь выселках.

Это все потому, что финны Поволжья замкнуты и самодостаточны. Они не любят праздного общения, не любят и ходить друг к другу в гости. Всё больше сидят перед телевизором и молчат. Сутками могут так сидеть.

Эса и сам с удовольствием развалился бы сейчас перед телевизором с сигареткой.

Поскольку дело не двигалось, Эса решил выкурить еще сигаретку с ментолом. Он вышел в редакционную курилку, где было вредно, как рядом с реактором. Дым стоял коромыслом, как в сырой сауне, и сквозь него Эса услышал девичьи голоса.

– Ну ты купила тот лифчик? – спрашивала Хилья.

– Нет, не стала, – отвечала Вилья. – У него форма какая-то странная, потому что он спереди застегивается. Зачем мне такой?

– А я те трусики отнесла назад в бутик.

– Почему?

– Да ну, сразу как-то надоели. Да и не впору пришлись. Жмут сильно.

Хилья и Вилья пришли в редакцию «Нижний Хутор Индепендент» наверняка ради участия в конкурсе «Мисс Газета». Сначала фото претенденток размещали на последней полосе, а потом устраивалось всенародное голосование.

Хотя Хилья и Вилья говорили об одежде, было такое впечатление, что на них ничего нет, и у Эсы из-за дыма возникло ощущение, будто он и вправду в сауне.

«Не-ет, – решил Эса. – Пойду лучше на улицу. От греха подальше».

Эса еще помнил тот день, когда они с Урко и Упсо пошли в сауну, и он подцепил там целый букет, хотя сначала думал подарить по нежному цветочку девушкам, а не забирать с собой чужое. Теперь Эса за версту обходил и сауну, и Хилью с Вильей…

А еще вспомнилось, как писатель Оверьмне, забредя к ним в редакцию и оказавшись в курилке, вдруг приметил Хилью и Вилью. Те так же обсуждали нижнее белье, которого, возможно, и не было под короткими юбками и топиками. У Оверьмне тогда случилось какое-то помутнение в мозгу и он всерьез решил, будто отдыхает в сауне, а ему туда кто-то подослал проституток. «Меня, величайшего финского писателя, дешевыми проститутками потчевать?!» – завопил он на всю редакцию, и девочки с визгом вылетели из курилки.

6

Не знаю, может, у культового журналиста Эсы в тот день была горячка – перемерз на улице и простудился, а может, наоборот, накатила северная хандра, но он никак не мог догадаться, что побудило двух девчушек выброситься из окна.

«А может, они обе были в кого-то влюблены? – предположил Эса. – И, не дождавшись взаимности, решили покончить с любовью и с жизнью?»

Весь потный от раздумий, Эса спустился на первый этаж. Заслышав гулкие шаги изнемогшего журналиста, консьержка Вахтти отодвинула краешек занавески и посмотрела из своей каморки так внимательно, словно он вправду только что вышел из сауны. Эса выходил курить десятки раз на дню, потому что плохо себя чувствовал в редакционно-радиационной курилке. А курил он по две-три пачки в день, в зависимости от того, как шла работа. Сегодня он уже в который раз спускался подымить и каждый раз сталкивался с консьержкой, которая слышала каждый шорох.

Ваххти, похоже, жила в служебной каморке круглосуточно. После того как подрезали Рокси и весь подъезд перепачкали кровью, жители «Дома» решили нанять консьержку, в обязанности которой входило следить за всеми, кто входит и выходит.

– Хай, – улыбнувшись, Эса помахал Вахтти, на всякий случай прикрывая другой рукой причинное место.

Вахтти улыбнулась в ответ, но Эсе показалось, что ее улыбка больше походит на оскал. Ни дать ни взять – раздраженный бультерьер на цепи у ворот. Или крыса.

Поспешив выйти из-под недоброго взгляда, Эса выскочил на улицу, громко хлопнув дверью. Но это не со зла, просто доводчик совсем расхлябался. Да и нервишки, если честно, тоже порядком разболтались.

– Черт! – выругался Эса. Оказалось, что сигарета потухла. Ощупав карманы, он понял, что забыл зажигалку наверху. Пришлось вернуться, и опять консьержка недовольно выглянула из своей будки.

Взяв зажигалку и извинившись, Эса снова поспешил из «предбанника» на свежий воздух. Он уже пересек вестибюль и стал открывать скрипучую железную дверь, когда, не удержавшись, еще раз взглянул на консьержку. Шторка быстро задернулась. На этот раз Эса дверью не хлопал, а осторожно прикрыл. Взгляд его наткнулся на почтовые ящики, и он понял, что забыл газетку. Он любил, покуривая, просматривать номера левой «Утро красного хуторянина» и буржуазной «Вечера на хуторе», чтобы понять, кто из его коллег чем дышит и чем отличился.